— Братец, дорогой, ты надолго?
— Никогда не задерживаться на одном месте — вот мой девиз, сестричка! Я всего лишь наношу визит наскоком, пока берег чист.
— Как это чудесно — увидеть тебя! Матушка будет счастлива. Чарлз скривился.
— Не забудь, что мы далеко не друзья с ней.
Она не может простить мне, что я занял сторону Генри в его конфликте с нею и что сам был и остаюсь протестантом, врагом папизма. А я в свою очередь не могу простить ей жестокосердия по отношению к мальчику.
— Ты должен простить ее. Между вами больше не должно быть ссор.
— Я приехал, чтобы увидеть тебя.
— Но ты увидишься с ней, раз ты здесь. Хотя бы для того, чтобы сделать мне приятное, Чарлз.
— Миленькая, неужели тебе будет приятно то, что крайне неприятно для нас обоих?
— Тебе станет легче, когда ты сбросишь с плеч груз раздоров с матерью. Чарлз, она так несчастлива! Она все время горюет и постоянно думает об отце.
— Носится со своей печалью, ходит и нежит, взращивает ее, а потом нам остается удивляться, отчего ее горе растет на глазах.
— Постарайся понять ее, Чарлз. Постарайся… потому что я прошу тебя об этом.
— Выходит, ты не оставляешь мне даже права сказать «нет». Ладно.
И он действительно сделал все возможное, чтобы загладить ссору с матерью. Любить ее он не мог: слишком непереносимой была ее жестокость и слишком свежи воспоминания о горе бедного Генри. Но они не упоминали о брате и провели в обществе друг друга немало легких и по-своему радостных часов.
Вскоре после прибытия в Коломб Чарлз поделился с Генриеттой волнующим секретом.
— Расскажу тебе о нем, сестренка, — сказал он, — по крайней мере, если он провалится, как провалились все подобные проекты, тебя-то я не буду подозревать в измене. Ты слышала когда-нибудь о генерале Джордже Монке?
— Нет, Чарлз.
— Он был одним из сторонников Кромвеля, но не думаю, чтобы лорд-протектор когда-либо полностью доверял ему. Говорят, когда Джордж Монк находился в Шотландии, Оливер написал ему: «Ходят слухи, что некий хитрец и проныра по имени Джордж Монк спит и видит, как перейдет на службу Карлу II Стюарту. Примите все необходимые меры, чтобы схватить изменника и отправить ко мне!» Как видишь, наш друг Оливер был не без чувства юмора.
— Ты говоришь так, будто готов простить даже Кромвеля.
— Простить Кромвеля! — засмеялся Чарлз. — Спасибо Господу, об этом я его никогда не попрошу. Он прошел мимо моего прощения. Я не дока по судебной части и не мастер раздавать наказания, но мне очень повезло, что Кромвель осужден не мной. Но вернемся к Монку. Он женился на своей прачке — госпоже Энн Кларджиз; должно быть, у нее были не только сильные руки для стирки, но и крепкий характер, чтобы заставить генерала жениться на ней. Но оказалось, она испытывает слабость не только к генералам, но и к королям, и я не сомневаюсь, что не кто иная как она побуждает генерала симпатизировать мне с той же настойчивостью, благодаря которой вышла замуж.
— Ты хочешь сказать, что в Англии есть генерал, который готов помочь тебе вернуться на престол?
— Да, Минетта. И не просто генерал, а выдающийся генерал. Этот человек славно послужил лорду- протектору, но за время после смерти Оливера ему успели осточертеть парламентские порядки, и он пришел к заключению, что с королем будет все же несколько лучше, чем с протекторами.
— И что сейчас должно произойти? Что предпримет генерал Монк?
— В присутствии других он выпил за здоровье «своего черного мальчугана». Это он меня так зовет. Он позволяет себе вслух говорить о том, что устал от этих раздоров в верхах, и что если ему представится такая возможность, он готов служить мне всю жизнь.
— О, Чарлз! Если бы все это оказалось правдой!
— Если бы да кабы… Сколько таких «если бы» было в моей жизни, Минетта! А в итоге сплошные неудачи.
— Я буду надеяться и молиться, чтобы ваше величество скорее вернулись в свое королевство и чтобы здоровье и благополучие никогда не оставляло ваше величество!
— Ну, ну, к чему столько церемоний! Между нами не должно быть никаких «ваших величеств», а только любовь друг к другу и больше ничего.
Она прильнула к нему, глаза ее сияли. Наконец-то долгожданная удача обещала улыбнуться им! На смену изгнанию должно прийти воцарение на трон!
Мадемуазель де Монпансье не на шутку встревожилась. Все ее надежды на брак с монархом пошли прахом после получения известия о предстоящей женитьбе Людовика на Марии-Терезе, дочери испанского короля. Переговоры об этом продвигались к концу, Людовик успел смириться с мыслью о том, что он заложник своего положения, и через несколько месяцев должна состояться свадьба.
Итак, никогда в жизни мне не быть королевой Франции, думала мадемуазель. Конечно, она располагала и другими вариантами замужества, будучи пусть не дочерью, но все-таки внучкой короля и по-прежнему самой богатой наследницей во Франции. Блестящий брак все еще возможен для нее.
Она давно находилась под обаянием Чарлза Стюарта, но, разумеется, не могла позволить себе выйти замуж за эмигранта, а кроме того, она не желала оставлять Францию. Франция была ее домом, и все, хоть немного пожившие при дворе, знали, что с ним ничто не может сравниться. О, мадемуазель всегда точно знала, чего она хочет, а ей хотелось, как тогда, так и сейчас, одного: остаться во Франции и сделать блестящую партию. Теперь, когда Людовик оказывался за пределами ее досягаемости, оставалась всего одна кандидатура, которая могла устроить ее. Это был не первый сорт, но тоже вполне царственный брак. Речь шла о Филиппе.
С Филиппом у нее сложились самые дружеские отношения со времени их совместного воспитания. Она была старше его на тринадцать лет, но это не было непреодолимым препятствием. В детстве она его постоянно поддразнивала, это было частью ее натуры, но Филиппа ее превосходство не угнетало, скорее даже восхищало. Вот и в недавнем споре о первенстве мадемуазель и принцессы Английской Филипп без раздумий взял сторону первой, выразив недоумение, что люди, находящиеся на французском содержании, позволяют себе идти впереди внучки французского короля.
Мадемуазель не сомневалась, что ей достаточно уведомить Филиппа о своем желании, и тот будет страстно стремиться к женитьбе на ней.
Это странно, но служанки лучше хозяев ориентируются в ситуации при дворе. Клотильда, служанка мадемуазель, первая заметила ошибочность ее расчетов в отношении Филиппа.
Причесывая волосы мадемуазель, Клотильда сказала:
— Как вы думаете, мадемуазель, у месье серьезные намерения в отношении принцессы Английской Генриетты?
— Ты о чем? Месье собирается?.. Ты что, серьезно?
— Ну, конечно же, мадемуазель. Говорят, он вовсю ухаживает за принцессой, то и дело выезжает в Коломб, днюет и ночует в Пале-Рояле.
— Чушь!
— Да, мадемуазель.
Клотильда замолчала; в этом доме никто не осмеливался хоть в чем-либо возражать хозяйке.
— Ладно, — сказала мадемуазель нетерпеливо. — Что еще ты слышала?
Клотильда уже пожалела, что начала этот разговор. Заикаясь, она пробормотала:
— Но это же только слухи, ваше высочество! Говорят, что он увлечен принцессой Генриеттой и проводит с ней много времени.
Мадемуазель побагровела, чувствуя себя совершенно подавленно. Она никак не могла поверить в услышанное, все это казалось ей абсурдным.
Ее охватила тоска.
Уже после этого разговора она танцевала с королем и, не удержавшись, перевела разговор на
