хорошенькая, дурнушка или так себе.
— Не так-то хорошо ты разбираешься в распутниках, — усмехнулся Джош.
Он сильнее прижал к себе партнершу и закружил ее, увлекая вслед за собой к открытой балконной двери. Еще секунда, и тяжелые занавеси отрезали их от зала, наполненного шумом и светом.
Здесь, на балконе, было темно, и они были одни.
— Джош, я не дума…
Элизабет не успела договорить. Джош склонился к ней и нежно поцеловал в губы. Она хотела запротестовать, но не смогла: против этого запротестовало ее сердце. Элизабет почувствовала себя вдруг такой красивой, такой счастливой…
Джош оторвался от ее губ.
— Ну, теперь ты мне веришь? — спросил он.
— Чему я должна верить? — с трудом соображая, все еще находясь под впечатлением поцелуя, спросила Элизабет.
— Что ты — красавица, — серьезным тоном сказал Джош. — Ты потрясающая красавица!
Он снова поцеловал ее — страстно, пылко, и горячая волна окатила, омыла все тело Элизабет, дрожь прокатилась от кончиков волос до кончиков ступней. Джош слегка откинулся назад, не выпуская, впрочем, Элизабет из кольца своих сильных рук.
— Ты гораздо красивее, чем Изабель! Клянусь!
Элизабет молча покачала головой. Джош наклонился и вновь принялся целовать, дрожа каждой клеточкой своего напряженного, натянутого, словно струна, тела. Снова отстранился и заглянул ей в глаза.
— Ну, теперь-то ты мне веришь?
Элизабет казалось, что у нее в жилах не осталось больше крови и вместо нее бешено стучащее сердце гонит потоки кипящей, ослепительной, алой лавы. Да, теперь она верила Джошу. Просто не могла не верить.
Она улыбнулась и прошептала:
— Я… не знаю!
— Но ты должна, — сказал Джош и скрепил свои слова еще одним поцелуем.
Лава вышла из берегов. Элизабет обхватила руками шею Джоша и прижалась к его губам в ответном поцелуе.
Если ту жидкость, что текла сейчас в жилах Элизабет, можно сравнить с кипящей лавой, то с чем же сравнить этот обжигающий, сводящий с ума поцелуй?
Пожалуй, только с яростным июньским солнцем.
Джош прикрыл глаза и, опаленный поцелуем, простонал:
— Все равно-о, ты скоро поверишь мне-е… Элизабет… Боюсь, что мне придется… Ну, ничего, ничего…
Он задыхался, и речь его была бессвязна, но Элизабет все поняла. Все, что должна была, что хотела понять. Переполненная счастьем и неведомыми ей раньше чувствами, Элизабет благодарно прошептала:
— Теперь я верю тебе, Джош.
— Я могу еще стать лучше… — продолжал было самозабвенно бормотать Джош. — Что? Ты веришь мне?
Его мозг каким-то чудом сумел ухватить последнюю фразу Элизабет.
— Да, — кивнула Элизабет и озорно улыбнулась. — Похоже, ты меня убедил.
Джош слабо улыбнулся.
— Правда? — Его улыбка ширилась, росла. Так растет крещендо в летящем к финалу симфонии оркестре. — Правда?!
Он вдруг подхватил Элизабет на руки и закружил ее в воздухе, крича во весь голос:
— Правда! Правда!! И тебе это понравилось!!!
— Джош! — рассмеялась Элизабет. — Поставь меня на землю!
— И ты даже не ударила меня! — продолжал ликовать Джош.
Он резко, моментально остановился и тут же стал необычайно серьезен. Синие озера его глаз стали бездонными и мерцающими.
— Элизабет!
— Да? — замерла она в сладком предчувствии.
— Я люблю тебя, — мягко, чуть слышно сказал Джош. — Я люблю тебя.
Он безвольно уронил руки и тут же стал похож на грустного Пьеро.
— Я… Я знаю, я не должен был говорить этого. Ты не одобришь этих слов, я понимаю… Я… Я, конечно, не достоин такой девушки, как ты… Ах, если бы я мог поведать тебе всю правду! Но не могу… Пока — не могу.
— Джош! — воскликнула Элизабет и облизнула пересохшие губы.
— Но, клянусь, я люблю тебя. И делай дальше со мной, что хочешь! Хоть убей!
Он повернулся и пошел к балконной двери.
Элизабет осталась стоять — ошеломленная, потрясенная, недоумевающая.
Слова — заветные и искренние — рвались у нее из сердца, но не могли, не находили сил сорваться с ее губ. Она не смогла сказать ни одного из тех чудесных и таких важных слов.
Впрочем, не только ее в том вина. Ведь Джош, признавшись в любви, ушел затем так стремительно, что не оставил ей ни секунды на то, чтобы ответить.
— Он танцует только с ней, — пробормотал Эдгар заплетающимся языком и развалился на стуле. — И всего один танец — с моей Амелией. Вс-се время т'нцует с эт-той… Изабель! Как будто она не девка, к'торую может купить кто угодно, а Амелия, на к'торой эт-тот мерзавец должен жениться! Как вам эт-то нравится? А?
— Да, да, Эдгар, я понимаю, — терпеливо и безразлично ответила Дороти. При этом она смотрела вовсе не в ту сторону, куда указывал Эдгар своим дрожащим пальцем, а на балконную дверь. Видно было плохо. Как ни вытягивала герцогиня шею, все равно ей мало что удавалось рассмотреть сквозь плотную толпу танцующих.
— Не вернулись еще? — спросила она.
— Нет, — ответила Тео. С высоты ее роста балконная дверь была видна немного лучше. — Все прекрасно, все прекрасно.
— О чем это вы толкуете? — спросил Эдгар. — Что пр'красно? Нич-чего не пр'красно! Терренс должен танцевать с моей Амелией!
— Но, сэр Эдгар, — быстро ответила Летти, также продолжая смотреть в направлении балконной двери, хотя при ее маленьком росте это было заведомо безнадежным делом. — Как же Амелия может танцевать с Терренсом, когда она танцует с этим симпатичным юношей — сыном Эллингтонов, которого я для нее… ну, одним словом, с… э-э… сыном Эллингтонов?
— Нев-важно, — промычал Эдгар. — Это же не Эллингтон на ней женится, а Терренс. Терренс, правильно? Ну, вот. Я же говорю, что тут какая-то путаница!
— Всему свое время, Эдгар, всему свое время, — сказала Дороти. — А в данный момент нас интересуют Джош и Элизабет.
— Нет, вы только полюбуйтесь на них! — не слушая герцогиню, гнул свое раздосадованный Эдгар, еле ворочая языком. — Тьфу! С-с-см'треть тошно!
— Проклятие! — воскликнула Дороти. — Джош возвращается. Один, без Элизабет!
— Плохо дело, — покачала головой Тео. — Плохо дело.
— Эй, да вы слышите меня? — зарычал взбешенный Эдгар. — Говорю вам, это нужно прекратить!
— Да, да, Эдгар, сущая правда, — рассеянно ответила Дороти, давно перестав прислушиваться к тому, что бормочет эта пивная бочка. — Какого черта он оставил там Элизабет?
— Тысяча чертей! — взревел Эдгар. — Да будете вы меня слушать или нет?
