потупился.

– Я уже поела, и мы можем подождать остальных на улице, – предложила леди Гарриэт, послав Уорбеку одобрительный взгляд. Она взяла из соломенной плетенки несколько ломтей черного хлеба и протянула их Киту. – Вот, возьми. Здесь совсем рядом пруд, пойдем покормить уток. Ты ведь любишь уточек, правда? Мама пока спокойно доест клубнику, а его милость герцог, которого ты, должно быть, совершенно замучил вопросами, хоть немного от них отдохнет.

Мальчик в полном восторге сорвался с места, и скоро сквозь живую изгородь можно было видеть, как он со всех ног несется к пруду, а за ним, не слишком отставая, шагает его энергичная бабушка.

Филиппа тоже встала из-за стола, но, поймав насмешливый взгляд, осталась. Обратиться в бегство – значит выдать Уорбеку, насколько ей не по себе в его присутствии. Он вдруг взялся за трость, и Филиппа уже было обрадовалась, но оказалось, что он всего лишь собрался пересесть на место Кита, откуда лучше были видны пруд и утки, жадно хватающие кусочки хлеба.

Несколько минут прошло в напряженной тишине, нарушаемой только доносящимся с пруда кряканьем.

Корт посмотрел на Филиппу. Она как раз доедала последнюю клубничку. На верхней губе остался след от сливок, и она медленно слизнула его. В ту же секунду, к изумлению и досаде Корта, у него забилось сердце.

Солнечные блики играли на лице Филиппы, предательски притягивая взгляд к ее прекрасному профилю и нежной, едва тронутой загаром коже. Выбившийся из прически локон норовил попасть в рот, и Корт движением, которое в этот момент казалось ему совершенно естественным, протянул руку, чтобы поправить его. К счастью, он вовремя очнулся от наваждения и схватился за кружку с элем.

– Благодарю, что вы так терпеливо отвечали на вопросы Кита, милорд, – нарушила молчание Филиппа. – Вы очень добры.

Корт ничего не ответил, продолжая осмотр. Если эта женщина являлась в его сны в течение шести лет, то он имел полное право разглядеть, какова же она в действительности.

Филиппа надела на прогулку широкополую соломенную шляпу, сдвинув ее немного вперед и влево – – привычка, которую когда-то он находил простодушно кокетливой. На ней было голубое муслиновое платье в цветочек, с завышенной талией, подчеркнутой широкой лентой.

Бессмысленно и глупо отрицать тот факт, что он все еще страстно желает эту женщину. Знала ли она, как он обожал ее в те первые месяцы? Он готов был достать с неба луну, если бы она захотела. Чего же еще ей было нужно, что за слова нашептал ей Сэндхерст, чтобы добиться своего?

Что ж, красноречие никогда не относилось к числу достоинств Корта. До встречи с Филиппой он в нем попросту не нуждался. Женщинам, с которыми ему приходилось иметь дело, вполне хватало его страсти, а его ненасытность не оставляла времени для долгих разговоров. Ему просто не приходило в голову, что не все представительницы прекрасного пола одинаковы и не напрасно придумана поговорка, что женщина любит ушами…

– Скажите, милорд, вы долго были в Португалии? Корт посмотрел на Филиппу, нервно вертевшую в руках ложечку. Щеки ее горели, словно она подслушала его мысли.

И какой дьявол надоумил его снова заглянуть туда, где были спрятаны воспоминания, приносившие боль? Она не стоит этого, изменница, обманщица! Все эти годы он снова и снова принимал и прощал ее в своих снах, она же отняла у него сына! Единственное чувство, которого она заслуживала, это ненависть. Нет, еще презрение!

– Нет, мадам, я был в Португалии совсем недолго. Год или чуть более. После поражения при Бусако английская армия отступила к Лиссабону, а я, как тяжелораненый, был отправлен морем домой.

– Как же вы были ранены? Шрапнелью? – спросила Филиппа тоном, весьма похожим на сострадание.

– Нет.

Она подождала, но Корт больше ничего не прибавил, и Филиппа сделала еще одну попытку.

– Значит, это была мушкетная пуля?

– Нет.

Корт слишком живо помнил сражение, из которого вернулся калекой. Какого черта ей вздумалось притворяться, будто ее волнует то, что с ним случилось? Если она мало интересовалась им в первые месяцы брака, то нелепо изображать заинтересованность после шести лет разлуки. Лицемерные расспросы заставили его остро почувствовать свою неполноценность.

Он готов был ответить резкостью на новый вопрос, но его не последовало. Очевидно, Филиппе надоело поддерживать беседу с таким неразговорчивым собеседником. Она отложила ложечку и переключила свое внимание на то, что происходило у пруда. Леди Гарриэт стояла, в притворном испуге приподняв сложенный зонтик, а Кит бегал вокруг нее за пронзительно крякающей пестрой уткой. Несколько раз ему удавалось коснуться хвоста кончиками пальцев, и тогда он издавал вопль восторга. Это зрелище заставило Филиппу совершенно забыться, и она повернулась к Корту, смеясь и блестя глазами.

– Кит никогда не сдается первым! – сказала Филиппа, сияя улыбкой. – Он будет преследовать это бестолковое создание до тех пор, пока не поймает его или пока утка не догадается искать спасения в воде!

– Хороший мальчик, – согласился Корт, но голос прозвучал настолько неестественно, что с лица Филиппы исчезло оживление, сменившись прежней настороженностью.

– О да!.. – только и ответила она почти шепотом.

Фиалковые глаза вдруг затуманились, наполнились печалью, плечи поникли, и она стала похожа на совсем юную девушку, трогательно беззащитную и уязвимую.

Это всегда вызывало в Корте властное физическое тяготение, сильнейшее желание, которое он был бессилен подавить, и одновременно бессознательную потребность уберечь ее от всех опасностей. В их совместном счастливом прошлом он с наслаждением поддавался этому желанию, сжимая Филиппу в объятиях. Сейчас это было невозможно. Проклятая! Зачем она вернулась? Он так мучительно и долго старался навсегда похоронить бесполезные чувства – и что же? Одним своим появлением она пробудила их! Гнев, сожаление, жажда мести, обида и желание сплелись в один клубок.

Филиппа остро чувствовала, как нарастает напряжение, словно воздух под сенью вяза накалялся с каждой секундой.

– Милорд… – начала она и запнулась. – Милорд, мне кажется, будет неблагоразумно с вашей стороны и дальше видеться с Кристофером. И для него, и для всех нас будет лучше, если вы забудете дорогу в Сэндхерст-Холл…

– Вот как? —перебил Уорбек насмешливо, и жесткое выражение его лица заставило ее сердце испуганно встрепенуться. – Вы не можете воспрепятствовать моим свиданиям с сыном. Нет такой силы, которая разлучит нас.

– Кит не ваш сын! Он законный наследник Сэнди. Вы не имеете права вторгаться в его жизнь, а если все-таки попытаетесь, то двери Сэндхерст-Холла окажутся для вас закрытыми.

Уорбек поднялся. Его глубокий низкий голос был спокоен.

– А моя крестная? Что думает она по этому поводу?

– Это решать мне, и леди Гарриэт должна будет подчиниться! – отрезала Филиппа. – Милорд! Я – его родная мать и одна имею право распоряжаться его жизнью. Кого допускать к сыну, а кого нет, решать мне!

Несколько секунд Уорбек смотрел на лужайку перед прудом, где продолжалась веселая возня, потом неожиданно резко наклонился, и его гневное лицо оказалось очень близко от лица Филиппы.

– Тебе не удастся поставить на своем, запомни это, Филиппа. Я буду видеться с Китом, когда захочу и сколько захочу. Более того, в самом ближайшем будущем ты больше не сможешь распоряжаться жизнью моего сына. Я добьюсь этого, даже если мне придется потратить все свое состояние до последнего шиллинга! Он схватил перчатки и пошел к выходу.

Два дня спустя, в тот час, когда Корт обычно бывал занят в кабинете со своим секретарем, дворецкий передал ему визитную карточку. На ней стояло имя человека, которого Корт ожидал с нетерпением. Посмотрев на карточку, он едва не смял ее в кулаке от волнения, потом кивнул дворецкому.