такая реформа была бы вполне в духе итальянской конституции, формирующей верхнюю палату из представителей различных кругов населения: изменилась «аристократия» страны – должен измениться и состав верхней палаты. Говорят об «экономическом парламенте», выбранном рабочими и хозяевами, разделенном на секции промышленную и аграрную, ведающем вопросами дисциплины труда и наделенном в рамках этих вопросов законодательными функциями. Проект этого технического парламента усиленно разрабатывается Лабриолой в бытность его министром труда. Католическая партия и католические рабочие союзы включают в свою программу пункт о преобразовании Сената: «выборный Сенат с преобладающим представительством национальных корпораций – академических советов, коммун, провинций, организованных классов». В обосновании своей партийной программы 1919 года они пишут ясно и недвусмысленно: «…Вместе с тем национализм открыто становится на синдикальную почву. И не только в хозяйственной, но также и в политической области. Корпоративный принцип, имеющий в Италии длинную и славную традицию, есть основа социальной жизни; он должен стать также основой и жизни политической. Господство неорганических масс, порождающих часто невежественных и безответственных политиканов, должно быть, путем законного воздействия организованных общественных союзов, преобразовано и направлено в русло культуры, свободного призвания, местных интересов, хозяйственного производства, откуда и должны призываться сознательные и знающие свое дело представители. В качестве первого шага по пути необходимого развития политических учреждений должна быть осуществлена реформа Сената. Выборы на основе корпоративного принципа дадут Сенату силу и авторитет и позволят ему противостоять опасному всемогуществу нижней палаты, избранной аморфною массой и не отражающей собою реальной жизни нации»[72].
Любопытно, что эти тезисы, изложенные в националистической программе, защищались и в противоположном лагере, разумеется, по другим соображениям. Социалисты надеялись развертыванием профессионального представительства усилить влияние рабочих в государстве. Впечатления европейской жизни, а также по своему понятого советского строя позволили видеть в установлении корпоративной системы первый шаг к осуществлению планового начала в хозяйственной жизни, к обузданию буржуазии и к желанным социализациям.
Фашизм и в этой области не явился, таким образом, каким-либо дерзновенным и оригинальным новатором. И здесь он был призван не нарушить закон, а исполнить. «Мы усвоили радикальнейшие требования современного рабочего движения» – звонко писал Муссолини. Но вначале сами фашисты довольно туманно представляли себе конкретные очертания своей синдикальной идеи. Часть их, придерживаясь старой доктрины революционного синдикализма, предвкушала полное растворение государства в синдикатах. Другие, испытавшие социалистические влияния, имели в виду сильное регулирующее и планирующее государство. Третьи, наиболее трезвые и чуткие к потребностям дня, предусматривали неизбежность политики хозяйственного либерализма. Муссолини не торопился конкретизировать свои взгляды в этом вопросе: он выжидал событий и был занят реальной политической борьбой. Но само по себе корпоративное начало продолжало оставаться в его глазах основным символом новой большой эпохи: «когда появились парламенты, не было торговых палат, палат труда, синдикатов; каждое столетие имеет свои специальные учреждения»…
31 августа 1920 года Д'Аннунцио опубликовал свою пресловутую фиумскую конституцию, «Carta di Carnaro». Не успевшая вследствие скорого падения Фиуме получить практического применения, эта хартия все же остается характерным историческим памятником. В ней сочетается высокая оценка государства с ярко выявленным корпоративным принципом: сочетание, впоследствии усвоенное фашистским законодательством. 9 статья хартии объявляет собственность не абсолютным господством лица над вещью, а лишь полезной общественной функцией. 19 статья посвящена подробному перечислению корпораций и заканчивается лозунгом: «Fatica senza fatica», труд без устали. Нетрудоспособные граждане приписаны к той или к другой корпорации. Признанные государством корпорации наделены правами юридического лица. Нижняя палата избирается путем всеобщих и пропорциональных выборов, а верхняя составляется из представителей корпораций. Государство определяется как «общая воля и общее стремление народа всегда к более высокой степени духовного и материального бытия» (ст. 18). В случаях государственной опасности торжественное собрание палат вручает власть диктатору (ст. 43). Вся хартия полна возвышенным поэтическим вдохновением и блещет стилистическими красотами: сразу видно, что к ней приложил руку мастер этого дела.
Муссолини отнесся к фиумской хартии без энтузиазма. Его политическое чутье подсказывало ему скептицизм к широковещательным излияниям Д'Аннунцио: «весьма сомнительно, – отозвался он о них, – чтобы карнарская хартия могла служить программой для партии, живущей и действующей в среде определенных исторических реальностей». Но это, несомненно. не помешало фашизму усвоить из нее то, что могло в будущем пригодиться…
Фашистская программа 1921 года настаивала на ограничении функций и полномочий парламента и на создании Национальных Технических Советов с законодательными функциями в пределах их компетенции: «компетенции парламента принадлежат вопросы, касающиеся индивида, как гражданина государства, и государства, как органа, осуществляющего и охраняющего высшие национальные интересы; компетенции Национальных Технических Советов подлежат вопросы, касающиеся различных категорий индивидов, как производителей». Согласно программе, «каждый совершеннолетний гражданин принимает участие в общих парламентских выборах, а также в выборах Национального Технического Совета по своей категории».
Реальная политическая действительность, определив путь эволюции фашизма, неумолимо предрешила его позицию и в области синдикальной проблемы. Для его старой руководящей гвардии идея преобразования демократического государства в корпоративное все время оставалась дорогой и заветной. Но большие интересы, на него со всех сторон давившие, повелительно выдвигали на первый план иные вопросы, текущий день приковывал к себе. И вместе с тем сама синдикальная реформа получила извне известные твердые рамки, диктуемые все теми же большими интересами, все тою же политической необходимостью.
Нельзя было, став правительством патриотической революции, исповедовать священную доктрину классовой борьбы. И фашистский синдикализм строится на диаметрально противоположном принципе: сотрудничество индивидуальностей и сотрудничество классов. Нельзя было, став национальным правительством, в какой-либо мере отстаивать антимилитаристские и антипатриотические лозунги революционного синдикализма. И синдикализм фашистов здесь опять-таки отмечен противоположны признаком: национальный синдикализм. «Заменить классовое сознание национальным, доказать рабочим, что в их интересах отрешиться от группового эгоизма в пользу национальной солидарности, – вот задача фашистского синдикализма». Так пишут сами фашисты[73].
Нетрудно заметить, что они ближе всего подходили к националистической концепции синдикализма. Средние классы, разочарованные либерально-демократическим государством, искали новую форму для своего политического господства. Личная диктатура нуждалась в социальном обеспечении и правовом оформлении. Корпоративная идея, очищенная от специфических революционно-классовых примесей, представлялась в этом отношении вполне подходящей: она включала рабочих в сферу непосредственного влияния фашистского государства и, с другой стороны, позволяла последнему держать в своих руках буржуазию, благодаря увесистому рабочему «противовесу».
Теоретики фашизма занялись оживленной проповедью своего понимания синдикальных союзов. Они доказывали, что Италия – излюбленная корпорациями страна, и взывали к великим историческим преданиям: к Возрождению, Средневековью, даже к древнему Риму республиканской эпохи. Тревожили тени Данте и даже, horribile dictu, Нумы Помпилия. И при этом дружно противополагали «мирные синдикаты» (sindicati pacifici), преследующие государственные цели и являющиеся органами государства, современным революционным синдикатом, орудиям частных, групповых домогательств, очагам борьбы, а не мира, факторам, государству враждебным. Все классы, все категории производящих классов должны получить право защищать свои законные интересы. Синдикализм – дело не одной какой-либо социальной группы, а всего народа. «Синдикализм, – сказано в уставе национальной конфедерации фашистских синдикатов, – есть основной фактор всех производственных категорий и, как таковой, совпадает с нуждами и процессами производства, становясь тем самым фактором общенациональным, высшим синтезом всех материальных и