Сыны Туре явились в торговый город несколькими днями позднее назначенного срока. То были Колбейн с двумя своими сынами — Хафтуром и Эйнаром, сводный брат Колбейна — Ивар, сын Туре, и молодой племянник Колбейна — Халвард, сын Эрлинга. Мать Халварда, Рагна, приходилась родной сестрой Колбейну и дочерью старому Туре; ее он тоже прижил с полюбовницей, Боргхильд. Халвард не часто бывал во Фреттастейне, так что Улав едва знал его. Но слыхал, будто Халвард изрядно глуп.

Улава не было при переговорах родичей Ингунн с епископом; Арнвид сказал: так получилось оттого, что опекуны Улава не явились, а сам он за себя ходатайствовать не мог. Епископ же выступал не от его имени, а от имени церкви, которая одна лишь вправе судить, законен ли брак или нет. Улаву это было не по душе, да он как следует и не понимал, в чем тут разница. Арнвид же и Асбьерн Толстомясый были при этих переговорах. Они сказывали: поначалу Колбейн с Иваром сильно заартачились. Более всего их разгневало то, что преосвященный Турфинн отослал Ингунн из города в усадьбу близ Оттастадской церкви. Колбейн заявил: здесь, в Опланне, не в обычае, чтобы хамарский епископ правил, будто король какой… Мол, сразу видать: человек этот из Нидароса, ибо там попы делают все, что им вздумается, — и в большом, и в малом. Да и слыханное ли дело, чтоб епископ брал под свое покровительство соблазненную девицу, бежавшую от родичей, дабы скрыть свой срам и избежать кары, а также и то, что он прикрывал своим щитом похитителя женщины.

Епископ Турфинн отвечал: мол, насколько он знает, Ингунн, дочь Стейнфинна, не бежала от родичей и не была похищена Улавом, сыном Аудуна. Арнвид, сын Финна, привел сюда молодую чету и потребовал: пусть-де епископ дознается правды в этом деле, что подлежит суду церкви; а также пусть он держит покуда у себя Улава и девушку. Ведь сами братья просили Арнвида остаться во Фреттастейне и опекунствовать над имением и детьми; как только Арнвид узнал, что Улав обесчестил старшую дочь Стейнфинна, он призвал юношу к ответу за его злодеяние. Тут-то и обнаружилось, что эти малолетки думали: раз, мол, отцы уговорились меж собой об их супружестве, когда они, Улав с Ингунн, были еще детьми, а ныне и Стейнфинн, и Аудун померли, то, стало быть, они сами, и никто иной, должны озаботиться тем, чтоб уговор отцов вступил в силу, а брачная сделка была бы завершена. Потому-то они и спознались как женатые люди сразу же после смерти Стейнфинна и не думали, что делают худо. Арнвид тогда решил привезти эту чету в Хамар, дабы ученые мужи могли доискаться истины в сем деле.

Одно достоверно: после того как Улав и Ингунн отдались друг другу, полагая тем самым завершить уговор о своем браке, никто из них больше не волен взять в супруги кого-нибудь другого. Столь же достоверно и то, что подобная свадьба противоречит законам страны и заповедям церкви. Ингунн поэтому утратила свои права на приданое, наследство и подмогу родичей для своего ребенка или для своих детей, ежели окажется, что она зачала. От Улава же ее опекуны могли потребовать пеню за оскорбление их чести, — и оба они были вынуждены уплатить пеню церкви, ибо не следовали ее заветам об оглашении и нарушили устав бракосочетания.

Но тут епископ напомнил сынам Туре, что Улав и Ингунн еще юны, невежественны, несведущи в законах и сызмальства были твердо уверены в том, что им предназначено взять друг друга в супруги. Туре Бринг из Вика да еще двое честных бондов засвидетельствовали пред лицом епископа: Стейнфинн, сын Туре, ударил с Аудуном, сыном Инголфа, по рукам, пообещав свое дитя, Ингунн, в жены сыну Аудуна, примолвив, что в этом они, бонды, готовы поклясться на Библии. И Арнвид свидетельствовал о том, что перед самой кончиной Стейнфинн толковал с Улавом об этом уговоре и сказал: будь, дескать, на то его воля, уговор бы вступил в силу. Потому-то епископ увещевал родичей Ингунн примириться с Улавом на условиях, кои были бы угодны для всех, а именно: Улав и Ингунн падут в ноги сынам Туре и попросят о прощении, Улав же заплатит пеню за свое самоуправство, согласно разумению беспристрастных мужей. Ну, а затем, полагал епископ Турфинн, сынам Туре, добрым христианам и великодушным мужам, более всего подобало бы замириться с Улавом. И дозволить ему владеть женой, пожаловав ей такое приданое, при котором новые родственные узы не стали бы бесчестьем для них самих. А Улав не претерпел бы унижения в своей отчине за то, что женился, не приумножив ни могущества своего, ни имения. Под конец епископ призвал братьев вспомнить, что печься о сиротах — доброе деяние, особо угодное богу; умалить же права малых сих — один из самых тяжких грехов, взывающих об отмщении уже здесь, на грешной земле. И последним желанием почивших было, чтобы детей их отдали друг другу в супруги.

Но ежели сыны Туре тщатся доказать, будто Улав и Ингунн никогда не были обручены, согласно закону, и ежели они не смогут сговориться ныне с опекунами Улава о достойном примирении, то совершенно ясно, что им должно призвать юношу к ответу в мирском суде. И тогда епископ передаст Ингунн в их руки, а они смогут наказать ее по своему разумению, как она того заслуживает, и разделить ее долю наследства меж сестрой и братьями. Затем же родичам следует взять ее на хлеба и положить ей содержание, какое они сочтут нужным. Но сам он, епископ Турфинн, велит возвестить по всем епископствам Норвегии, что Улав и Ингунн не смеют взять себе в супруги никого другого до самой смерти, дабы и третий не впал в греховное прелюбодеяние, получив в мужья или в жены мужчину или женщину, уже связанных брачными узами, согласно законам святой церкви.

Последние слова епископа перетянули на чаше весов — так считали Арнвид и Асбьерн. Дядья потеряли охоту брать к себе Ингунн, узнав, что она вечно будет у них на хлебах и им не избавиться от нее, выдав замуж. Колбейн долго и величественно толковал о том, что Улав, сын Аудуна, знал, каково мнение его и Ивара об этой помолвке; у них-де были намерения по-иному распорядиться судьбой Ингунн. Но под конец из уважения к епископу он обещал пойти на примирение. Однако же об условиях этого примирения не желал говорить до тех пор, покуда не выяснится, каков был старый уговор меж отцами жениха и невесты. И покуда он, Колбейн, не повидается с Инголфом, сыном Хельге из Твейта, или с кем бы то ни было из родичей Улава, которые ныне имеют полномочия вести переговоры от имени юноши. Епископ намекнул: ныне со всей достоверностью установлено, что тогда, мол, на тинге было совершено sponsalia de future [17]. И ежели только сыны Туре дадут свое согласие на то, что уже свершилось, Улав сможет вести переговоры самостоятельно, и тогда они наверняка найдут в нем весьма уступчивого родича. На это Колбейн никак не хотел соглашаться; они, мол, не собираются околпачивать неискушенного юношу, а требуют — пусть им предоставят возможность вести переговоры с родичами Улава, дабы закончить это дело как подобает, с честью и для них, и для их родственницы.