Гоген ушел наверх с одной из девушек.

Рашель села к Винсенту на колени тут же в зале.

— Ты не пойдешь ко мне, Фу-Ру? — спросила она.

— Нет.

— Почему же?

— У меня нет пяти франков.

— Тогда, может быть, ты отдашь мне вместо этого свое ухо?

— Отдам.

Гоген скоро вернулся. Они медленно пошли вниз по холму к своему дому. Гоген наскоро проглотил ужин. Затем, не говоря ни слова, он вышел из дома. Он пересек уже почти всю площадь Ламартина, когда услышал за спиной знакомые шаги — короткие, торопливые, сбивчивые.

Он обернулся.

Винсент догонял его, в руках у него была открытая бритва.

Гоген стоял, не двигаясь, не спуская с Винсента глаз.

Винсент остановился в двух шагах от него. Он пристально смотрел на Гогена из темноты. Потом он понурил голову, повернулся и побежал обратно к дому.

Гоген пошел в гостиницу. Он снял там комнату, запер на замок дверь и лег в постель.

Винсент вернулся домой. Он поднялся по красным кирпичным ступенькам в спальню. Взял в руки зеркало, перед которым столько раз писал свой автопортрет. Поставил его на туалетный столик, прислонив к стене.

Он увидел в зеркале свои красные, налитые кровью глаза.

Это конец. Его жизнь прошла. Он читал это по своему лицу.

Лучше свести все счеты сейчас же.

Он поднял бритву. Он почувствовал, как острая сталь прикоснулась к горлу.

Чьи-то голоса шептали ему странные, небывалые слова.

Арлезианское солнце метнуло между его глазами и зеркалом вал ослепительного огня.

Одним движением бритвы он отхватил, правое ухо.

На голове осталась лишь узкая полоска мочки.

Он выронил бритву из рук. Обмотал голову полотенцем. Кровь большущими каплями падала на пол.

Он вынул ухо из таза. Обмыл его. Завернул в несколько листков бумаги, потом упаковал сверток в газету.

Он натянул на обмотанную голову баскский берет. Спустился по лестнице к двери. Перешел площадь Ламартина, поднялся на холм, позвонил у входа в дом номер один на улице Риколетт.

Служанка открыла дверь.

— Позови мне Рашель.

Через минуту вышла Рашель.

— А, это ты, Фу-Ру! Чего тебе надо?

— Я принес тебе кое-что.

— Мне? Подарок?

— Да, подарок.

— Как это мило с твоей стороны, Фу-Ру.

— Смотри, береги его. Это подарок на память от меня.

— А что это такое?

— Разверни, увидишь.

Рашель развернула бумагу. Она в ужасе уставилась на ухо. Потом как мертвая рухнула на плиты тротуара.

Винсент поплелся прочь. Он шел вниз по склону холма. Пересек площадь Ламартина. Потом затворил за собой дверь и лег в кровать.

Когда Гоген утром в половине восьмого пришел к дому Винсента, там у дверей была уже толпа народа. Рулен в отчаянии ломал руки.

— Что вы сделали со своим товарищем, сударь? — спросил Гогена какой-то человек в котелке, похожем на дыню. Тон у него был резкий и суровый.

— Право, не знаю…

— Ну, нет… вы прекрасно знаете… он мертв.

Прошло довольно много времени, прежде чем Гоген вновь обрел способность соображать. Взгляды, которые бросала на него толпа, словно разрывали его на части, стискивали ему горло.

— Пройдемте наверх, сударь, — сказал он запинаясь. — Там мы сможем спокойно поговорить.

В нижних комнатах на полу валялись мокрые полотенца. Ступеньки лестницы, которая вела в спальню Винсента, были запачканы кровью. Винсент лежал на кровати, плотно укрытый простынями, скрюченный, словно ружейный курок. Жизнь, казалось, покинула его. Осторожно, очень осторожно Гоген коснулся тела Винсента. Оно было теплое. Гоген почувствовал, как к нему внезапно возвращается прежняя бодрость и энергия.

— Будьте любезны, сударь, — сказал он ровным, тихим голосом полицейскому комиссару, — разбудите этого человека как можно осторожнее. Если он спросит обо мне, скажите ему, что я уехал в Париж. Встреча со мной может оказаться для него губительной.

Полицейский комиссар послал за доктором и каретой. Винсента повезли в больницу. Рулен, тяжело вздыхая, брел рядом.

Доктор Феликс Рей, молодой врач Арльской больницы, был коренастый, приземистый человек со скуластым лицом, острым подбородком и стоявшими дыбом жесткими черными волосами. Он перевязал Винсенту рану и поместил его в комнату, напоминавшую келью, из которой было вынесено все лишнее. Уходя, он запер дверь на ключ.

Вечером, когда он щупал у Винсента пульс, больной проснулся. Он посмотрел неподвижным взглядом на потолок, потом на выбеленные известкой стены, потом на синевшее в окне вечернее небо. Наконец глаза его остановились на лице доктора Рея.

— Здравствуйте, — сказал он тихо.

— Здравствуйте, — ответил доктор Рей.

— Где я?

— Вы в Арльской больнице.

— Ох!

Лицо Винсента побледнело от боли. Он поднес руку к тому месту, где у него было правое ухо. Доктор Рей остановил его.

— Трогать нельзя, — сказал он.

— Да… Я припоминаю… теперь я припоминаю…

— Рана у вас, друг мой, хорошая, чистая. Я вас поставлю на ноги за несколько дней.

— А где мой приятель?

— Он уехал в Париж.

— Понимаю… Можно мне покурить трубку?

— Не сейчас, друг мой.

Доктор Рей промыл и перевязал рану.

— Это совсем пустяковый случай, — говорил он. — В конце концов человек ведь слышит не этой капустой, которая у него прилеплена снаружи. На слух это не повлияет.

— Вы очень добры, доктор. Почему эта комната… такая голая?

— Я велел вынести все лишнее, чтобы защитить вас.