прибегают сластолюбцы, то те, кто интересуется исключительно войной и баталиями или только пышными и серьезными сочинениями, назовут все эти любовные повести пустой суетой. Но к чему нам беспокоить себя глупыми бреднями: надо брать удовольствие там, где мы его находим. А посему продолжим наше повествование.

Представим себе, что Франсион влюбился в дочь богатого купца, приехавшего со всей семьей пожить некоторое время на своей мызе. И хотя наш кавалер стремился насладиться то той, то другой девицей, но все же он утверждал, что происходило это без ущерба для любви, питаемой им к Наис, и что ему надлежало простить сии маленькие грешки в рассуждении несчастного положения, в коем он очутился, отчего необходимо было ему чем-нибудь разогнать скуку.

Фортуне было угодно, чтоб отец Джоконды — так звали ту, которая приглянулась Франсиону, — послал за ним и приказал ему сделать на деревьях особого рода прививки, на каковые был наш пастух изрядным мастером, ибо в свое время читал об этом в садоводческих книжках; для вашего же вразумления скажу, что ум его был подобен неразборчивому на товар купчине, запасающемуся на досуге всякой всячиной, и не было для него ничего слишком трудного или непонятного. Итак, Франсион принялся за свое дело в кулиге, когда хозяйская дочь подошла к нему, чтобы любопытства ради взглянуть на его работу. Он тысячекратно благословил час, когда нарядили его в крестьянское платье, ибо оно позволило ему насладиться столькими девушками, к коим не смог бы он никогда приступиться, а вдобавок давало возможность сблизиться и с этой. Джоконда держала в руках книжку, то читая ее, то поглядывая на трудящегося Франсиона.

— Что это за занимательная книга, барышня? — спросил он, не найдя другого предлога, чтоб с ней заговорить.

— А какая вам польза, если я скажу? — отвечала она. — Вы услышите незнакомое название, которое будет звучать для вас странно. Вам, крестьянам, во всю жизнь не приходит в голову взяться за чтение, и вы считаете, что на свете нет другой книги, кроме часослова.

— Я думаю об этом иначе, чем другие, — возразил Франсион, — мне приходилось видеть всякого рода книги, и нет такого хорошего произведения, которого бы я не читал.

— Господи! Да это чудо! — воскликнула Джоконда. — В таком случае скажу в ответ на ваш вопрос, что в этой книге описана любовь пастухов и пастушек. Попадались ли вам такие сочинения?

— Как же! — ответствовал Франсион. — И я считаю их весьма занимательными, особливо для тех, кто, как вы, приехал на лоно природы, ибо вам приятно познакомиться с усладами, изображенными в этих произведениях.

— О, как вы заблуждаетесь, думая так! — воскликнула она. — Если бы любопытство не подстрекало меня узнать конец описанных здесь приключений, я была бы не в силах перелистать всю книгу, так как ценю превыше всего правдоподобие, а его нельзя найти ни в одной из этих историй. В самом деле: пастухи рассуждают, как философы, и выражают свою любовь, как галантнейшие люди на свете. Что за притча? Почему автор не присвоил своим героям звания благовоспитанных рыцарей? Если б он заставил их при таком общественном положении расточать перлы рассудительности и красноречия, то никто не почел бы это за чудо. Подлинная или вымышленная история должна по возможности приближаться к естественному, иначе это — басня, пригодная лишь на то, чтоб развлекать детей у камелька, а не зрелые умы, умеющие вникать во все. Право, мир представлен здесь шиворот-навыворот. По-моему, надо написать книгу о любовных похождениях рыцарей, говорящих на крестьянском наречии и предающихся деревенским дурачествам. Она была бы ничуть не чуднее этой, в которой описано обратное.

Франсион, узнав в Джоконде по этим речам одну из тех умных и образованных особ, общества коих он всегда старательно искал, был весьма рад, что поместил свое сердце столь достойным образом, и, дабы не упустить случая с нею побеседовать, продолжал так:

— Надо быть лишенным здравого смысла, чтобы не одобрить приведенные вами доводы. Действительно, чтение этой книги не может доставить удовольствия; но тем не менее должен вас предупредить, что в деревнях иногда встречаются люди, одетые по-крестьянски, но умеющие любить с не меньшей куртуазностью, рассудительностью и скромностью, нежели лица, которые подвизаются при самых блестящих дворах в мире.

— Они встречаются так редко, — сказала Джоконда, — что не составляют количества, оправдывающего сочинение пастушечьих романов.

— Напротив, — возразил Франсион с улыбкой, — вы найдете даже здесь, смею вас уверить, таких влюбленных пастушков, и сам я, будучи пастухом, могу сказать без хвастовства, что если меня возведут в достоинство такого буколического любовника, то не поступят опрометчиво.

— Нисколько не сомневаюсь, — отвечала Джоконда, — но вам будет трудно найти здесь девиц такого же склада: все они какие-то буки.

— Вы имеете в виду крестьянок, — сказал Франсион, — я лично не обращаю на них никакого внимания. Здесь есть другие особы, достойные любви не только идеального пастушка, но и самого законченного царедворца. Я вправе утверждать это, поскольку мне выпало счастье вас лицезреть.

— Ах, господи! — вскричала Джоконда. — Сколь я обманывалась, полагая, что только при дворе упражняются в ласкательствах! Неужели у вас здесь такой же обычай?

— Правду говорят повсюду, — отпарировал Франсион.

Тут Джоконда покинула его, чтоб сопровождать свою мать, которая гуляла одна. Она очень дивилась изысканным речам пастуха, и порой ей мерещилось, что это сон. Но восхищение ее еще возросло, когда под вечер, часов в десять, он стал петь и играть на лютне под ее окном. Она узнала его по словам сочиненной им песни, где он умолял ее не презирать пастуха, удостоившегося ее беседы. Ей казалось сущим чудом, что человек его звания сочинял такие хорошие стихи, а к тому же пел и играл на лютне не хуже любого виртуоза. Неотесанные мужики, видевшие все его таланты, не ценили их так, как она, чей острый ум разбирался во всем. Но это были пустяки по сравнению с любовным письмом, которое получила она от пастуха на другой день и где нашла прекраснейшие цветы красноречия. Он не прибег ни к каким особенным хитростям, чтоб вручить Джоконде свою цидулку, а положил ее в тростниковую корзинку, которую девочка отнесла барышне в подарок.

Мысли ее были в большом расстройстве, ибо она не знала, как ей отнестись к ухаживаниям нового своего поклонника, чье звание было ей не по душе. Если б его достоинства не смягчили ее гордости, то она сочла бы крайне неуместным любовное письмо, которое он осмелился ей послать. Между тем она сгорала от желания выведать, где он получил такое воспитание, чтоб усвоить все эти приятные повадки. А посему прошла она одна-одинешенька через заднюю калитку кулиги и, повстречав Франсиона неподалеку оттуда в том месте, где он пас свое стадо, позволила ему с собой заговорить. Выслушав его приветствия и выражения радости по поводу столь счастливой встречи, она сказала ему:

— Любезный пастушок, вы, по-видимому, вздумали позабавиться и хотите в подтверждение своих слов доказать мне, что в качестве безукоризненного поклонника не уступите никому из городских.

— Я делаю это вовсе не для препровождения времени, как вы думаете, — отвечал он, — а потому, что вынужден к тому необходимостью.

— Дозвольте не поверить, — отозвалась Джоконда.

— Между тем не подлежит никакому сомнению, что ваши прелести обладают исключительным могуществом, способным подвигнуть меня и не на такие поступки, — возразил Франсион. — Я бы весьма досадовал, если б какая-нибудь иная причина, кроме прекраснейшей на свете и состоящей в том, чтоб покориться вашим чарам, внушила мне смелость совершить то, что я совершил. Бесспорно, низкое мое звание сильно мешает мне снискать вашу благосклонность. Вот почему я приложу все силы, дабы исправить этот недостаток сугубыми стараниями, с помощью коих надеюсь одержать над вами победу.

Джоконда улыбнулась, как бы в насмешку над его речами, и, переведя разговор на другой предмет, спросила, где он воспитывался в юности. Франсиону не хотелось сразу дать ей ответ, не обсудив перед тем зрело некоторых пунктов, а потому он сказал, что готов подробно поведать ей обо всем, если она потрудится прийти на другой день в то же место и в тот же час.

Тем временем она не поленилась навести о нем всевозможные справки. Ей сказали, каким уважением он пользуется во всей округе, и почти убедили ее, что он приобрел свои совершенства при помощи магии. На другой день они сошлись в условленном месте. Джоконда напомнила Франсиону об его обещании, каковое он исполнил, сказав ей следующее: