Первые шестьдесят две мили они проехали по главной дороге, потом свернули на проселочную, ведущую к ферме, и Джосая выпрыгнул из кузова, чтобы открыть сетчатые ворота.

— Снова дома, — довольно произнес Найджел, въезжая на собственную землю. Он всегда говорил так, и Хелен улыбнулась и положила руку ему на колено.

— Приятно возвращаться домой, — согласилась она. Внезапно, как всегда, опустилась темная африканская ночь, и Найджел включил фары. Яркими точками заблестели глаза тучных коров. Аммиачный запах их навоза казался особенно резким в чистом ночном воздухе.

— Нужен дождь, — сказал Найджел, — иначе скоро все пересохнет.

— Да, дорогой.

Хелен посадила маленькую Стефани на колени, и дочурка сонно положила голову на ее плечо.

Найджел на протяжении последних десяти лет собирался купить генератор, но всегда появлялись более неотложные затраты, поэтому они по-прежнему пользовались бензином и керосином. Огни дома приветственно подмигнули им сквозь заросли акации.

Найджел остановил грузовик у задней террасы, выключил двигатель и погасил фары. Хелен вылезла из кабины, прижимая к себе Стефани. Дочурка заснула на руках, сунув палец в рот.

Найджел подошел к кузову и помог спуститься Элис.

— Лонгиле, Джосая, можете идти. Грузовик разгрузим завтра. Спокойной ночи!

Держа Элис за руку, он пошел за женой на террасу, но тут их ослепил яркий свет фонаря, и вся семья замерла.

— Кто здесь? — раздраженно спросил Найджел, заслоняя глаза ладонью и не выпуская ладонь Элис из своей.

Постепенно его глаза привыкли, и он увидел их, мгновенно ощутив жуткий страх за жену и детей. Их было трое, в синих джинсах и джинсовых куртках. Каждый был вооружен автоматом АК-47. Каждый направлял оружие на них. Найджел быстро оглянулся. Он понял, что непрошеных гостей было больше. Они вышли из ночи, Джосая и рабочие в страхе сжались под дулами их автоматов.

Найджел подумал о стальном оружейном шкафе, потом вспомнил, что оружия там не было. После войны одним из первых законов нового правительства был закон о сдаче белыми фермерами оружия. Потом он понял, что это не имело значения. Ему все равно не добежать до шкафа.

— Папочка, кто это? — спросила Элис тихим от страха голосом. Она знала, конечно, потому что не могла не помнить войну»

— Смелее, любимые мои, — попытался подбодрить их Найджел. Хелен прижалась к нему, все еще держа Стефани на руках.

Ствол автомата ткнулся ему в спину. Кто-то заломил ему руки за спину и связал их. Они использовали оцинкованную проволоку, которая врезалась в кожу. Потом они вырвали Стефани из объятий матери и опустили ее на землю. Она покачивалась, не проснувшись окончательно, продолжала сосать палец и мигать, как совенок, огромными глазами от света фонаря. Они связали руки Хелен. Она застонала, когда проволока впилась в кожу, потом прикусила губу. Двое из них связали проволокой руки детей.

— Они — совсем дети, — сказал Найджел на синдебеле. — Не связывайте их, не причиняйте им боль, прошу вас.

— Замолчи, белый шакал, — ответил один из них на том же языке и опустился на колено позади Стефани.

— Папочка, мне больно, — заплакала она. — Он делает мне больно, заставь его остановиться.

— Ты должна быть храброй, — ненавидя себя за глупые слова и беспомощность, произнес Найджел. — Ты уже большая.

Другой чернокожий подошел к Элис.

— Я не буду плакать, — пообещала она. — Я буду храброй.

— Ты просто молодец, — похвалил он ее, глядя, как ей связывают руки за спиной.

— Вперед! — приказал человек с фонарем, который явно был лидером группы, и подогнал детей стволом автомата, заставляя подняться по ступенькам террасы.

Стефани споткнулась и упала. Она не могла подняться из-за связанных за спиной рук и беспомощно извивалась на полу.

— Ублюдки, — прошептал Найджел. — Грязные ублюдки.

Один и них схватил девочку за волосы и поднял ее на ноги. Рыдая и спотыкаясь, она подошла к стоявшей у стены сестре.

— Не будь ребенком, Стефи, — сказала Элис. — Это такая игра. — Но ее голос дрожал от страха, а огромные глаза наполнялись слезами.

Они поставили Найджела и Хелен рядом с девочками и направляли луч фонаря на их лица, чтобы они не видели, что происходит во дворе.

— Почему вы так поступаете с нами? — спросил Найджел. — Война кончилась. Мы не сделали вам ничего плохого.

Он не услышал никакого ответа, ослепительный луч фонаря продолжал освещать их бледные лица. Стефани, не выдержав, разрыдалась. Потом он услышал в темноте другие голоса, испуганные голоса многих людей, голоса женщин и детей.

— Они привели всех наших людей, — едва слышно произнесла Хелен. — Как во время войны. Они собираются казнить нас.

Она говорила так, чтобы ее не слышали дочери. Найджел промолчал. Она знал, что она права.

— Жаль, я слишком редко говорил, как сильно я люблю тебя, — сказал он.

— Все в порядке, — ответила она. — Я это и так знаю.

За ослепительным пятном фонаря они могли разглядеть огромную темную толпу матабелов, которых согнали из поселка. Потом раздался громкий голос лидера, говорившего на синдебеле.

— Это — белые шакалы, которые присосались к принадлежащей матабелам земле. Это — белые отбросы, действующие заодно с убийцами машонами, поедателями грязи в Хараре, заклятыми врагами детей Лобенгулы…

Оратор постепенно доводил себя до убийственной ярости. Найджел заметил, что охранявшие их люди уже начали раскачиваться и что-то бормотать, постепенно впадая в исступление, причины для которого никогда не существовало. У матабелов существовало определение такого состояния — божественное безумие. Когда королем был Мзиликази, жертвами этого безумия стали более миллиона людей.

— Эти белые поедателей дерьма машонов — предатели, посадившие в лагерь смерти отца нашего народа Тунгату Зебива! — закричал лидер.

— Обнимаю вас, дорогие мои, — прошептал Найджел.

Он никогда не говорил ничего подобного, и Хелен заплакала от этих слов, а не от страха. Она пыталась сдержать слезы, но они катились по щекам и капали на землю с подбородка.

— Что мы должны с ними сделать? — истошно завопил оратор.

— Убить их! — закричал один из его людей, но жители поселка по-прежнему стояли молча.

— Что мы должны с ними сделать? — повторил вопрос лидер.

На этот раз он спрыгнул с террасы и прокричал его прямо в лица замерших матабелов.

— Что мы должны с ними сделать? — На этот раз вопрос сопровождали удары прикладами по черным телам крестьян.

— Что мы должны с ними сделать? — тот же самый вопрос был задан в четвертый раз.

— Убить их? — раздался чей-то испуганный голос, и снова донеслись удары прикладами.

— Убить их! — толпа подхватила крик.

— Убить их!

— Абантвана камина! — раздался отчаянный женский крик, и Найджел узнал голос няни своих дочерей Марты. — Мои крошки. — Потом ее голос потонул в море криков.

— Убить их! Убить их!

Божественное безумие быстро овладевало людьми.

Два человека в джинсовой одежде вошли в свет фонаря, повернули Найджела лицом к стене и заставили опуститься на колени.