— Нет, — ответила она. — Я не могу пить много шерри. У меня от него нарушается сон, а наутро болит голова. Нет, я собиралась пойти мириться с братом и смягчить его этим подношением. Вчера мы повздорили и…

— Я знаю.

Улыбка ее стала еще более неуверенной.

— Он жаловался на головную боль сегодня за ужином и попросил Кейт принести ему графин, но я подумала, что после вчерашнего это будет слишком.

— Я как раз иду наверх, — сказала я. — Отнести ему?

Прошло довольно много времени, прежде чем она ответила.

— Хорошо, — Адриенна посмотрела на стакан, — конечно, отнесите, Ариэль.

Она дрожащими руками протянула стакан с шерри мне, расплескав немного и испачкав пальцы. Я посмотрела ей прямо в глаза и сказала:

— Доброй ночи, миледи, — и ушла, а она смотрела мне вслед.

Я осторожно поднималась по лестнице. Миновав холодные темные коридоры и добравшись до комнаты Николаса, я некоторое время простояла, прислушиваясь к тишине и вспоминая очевидную нервозность Адриенны, когда я застала ее со стаканом шерри в руке. Со всевозрастающим подозрением я смотрела на стакан, слушая, как Николас шагает туда-сюда за закрытой дверью.

Наконец, очутившись в своей комнате, я подняла стакан и сказала:

— Может быть, сегодня ночью вы увидите приятные сны, милорд. — Поднеся стакан к губам, я выпила шерри сама.

Бэнг! Бэнг! Бэнг! Что за ужасный звук!

— Уходите! — крикнула я. — Пожалуйста, пожалуйста, уходите!

— Бэнг! Бэнг! Бэнг!

Я села на постели. Удушливая темнота цепко держала меня в своих объятиях, и, пытаясь преодолеть оцепенение, я была готова закричать.

— Ариэль! Ариэль, вы дома? Ради Бога, ответьте мне! Черт возьми, Ариэль, вы в комнате?

Снова стук в дверь — бэнг, бэнг, бэнг!

— Ариэль, откройте дверь!

Встав на колени, я прислонилась спиной к стене и закрыла руками уши.

— Уходите! Оставьте меня в покое! Я не шлюха! Нет! Перестаньте меня так называть!

— Ариэль, это Ник, — послышался знакомый голос. — Пожалуйста, дорогая, откройте дверь!

Ник? Это имя надорвало мне сердце.

— Я вам не верю! — рыдала я. — Ник не пришел за мной. Вы лжете! Лжете! Он не пришел! Не пришел!

— Откройте, Ариэль! Обещаю, что вы увидите меня, Ника. Откройте дверь и убедитесь сами!

Прижав руки к груди, я уставилась на дверь. Тело мое дрожало от холода, но, как ни странно, кожа была влажна от испарины. Осторожно я соскользнула с постели и двинулась к двери. Я закрыла глаза, пытаясь отогнать все еще державший меня в своей власти кошмар. Я снова была в Оуксе, в этой злополучной дыре, где незнакомые люди глазели на меня сквозь решетки в стене. Они называли меня шлюхой и говорили, что ребенок в моем чреве — дьявольское семя. Я согрешила и должна гореть в аду после смерти. Так они говорили. О Боже, помоги мне!

— Откройте дверь, я хочу вам помочь.

— Не могу. Она, она заперта на ключ.

— Возьмите ключ и откройте, дорогая. Пятясь, я приблизилась к туалетному столику, пошарила рукой. Потом с ключом в руке деревянной, скованной походкой двинулась к двери, нашла замок, потом отступила. Я уже переживала это прежде!

Обхватив руками плечи, я вглядывалась в темноту. Они уже проделывали это со мной — говорили, что пришел Николас избавить меня от страданий.

Дверь распахнулась. Он появился из мрака. Его глаза были пронзительными, серыми и светились так же ярко, как и свеча в руке. С приглушенным криком я упала на пол без чувств.

Я смутно ощущала, что меня поднимают и несут. Милорд нес меня на руках по коридору, потом я оказалась в его комнате, в постели. Его большие теплые руки прикасались к моему лицу, осторожно он смахнул слезы с моих щек. Он сел на постель рядом со мной, улыбнулся, глядя мне прямо в глаза, и спросил:

— Теперь проснулись? Я кивнула.

— О, да вы дрожите! Вас лихорадит? Вам плохо?

— Нет, милорд.

Проведя рукой по своим непокорным волосам, он отвел глаза.

— Вы напугали меня, когда так громко закричали. Потом я не мог попасть в эту чертову комнату…

Он смотрел в пол.

— Возможно, вам следует пересмотреть свои правила, не запирать дверь на ключ…

— Я видела сны, ужасные сны. Прошу прощения, я не собиралась вас тревожить.

— Вам не за что извиняться. — Он приподнял мое лицо за подбородок. — Я разбираюсь в снах, Ариэль. Понимаю, что они могут сделать с человеком.

Неуверенная в своих силах, я попыталась сесть. Николас обнял меня за плечи. Руки у него были теплые и нежные, и меня охватил трепет. Он заговорил со мной, понизив голос, почти шепотом.

Я сонно вслушивалась в его голос и вдруг внезапно заметила его улыбку, увидела, как взгляд его мрачных серых глаз переместился на мое плечо, с которого спустилась бретелька потрепанной сорочки. Его взгляд двинулся ниже: он рассматривал сквозь ветхую ткань мою грудь, тускло просвечивающую там, где ткань плотно обтягивала соски и приподнималась от моего дыхания.

Подняв руку, Николас провел пальцем вдоль волнистой черной пряди волос, спустившейся мне на грудь. Этот нерешительный жест был столь же волнующим и пугающим для него, как и для меня. Я ощущала его желание, слышала его участившееся дыхание, видела, как сощурились его глаза, почувствовала его волнение во вдруг охрипшем голосе.

Я робко подняла руку и положила ему на грудь. Под моей ладонью ткань его тонкой батистовой рубашки оказалась влажной. Под пальцами билось его сердце.

— Святая невинность, — услышала я его нежные, проникновенные слова, произнесенные у моего виска, — взгляните на меня.

Согреваемая его близостью, я вскинула на него глаза. Подняв руку, он нежно провел ею по моей щеке, и я подумала: «Неужели этот человек мог кому-то причинить вред? Никогда!» Он нежно сказал:

— Что есть такого в этих чертах, что вызывает у меня томление даже в теперешнем моем состоянии усталости, что заставляет меня взяться за кисть и писать его, стараясь передать сходство с оригиналом на полотне? И все же, как бы я ни старался, я не могу удержать в памяти это сходство достаточно долго, чтобы перенести его на полотно.

Я глубоко вздохнула:

— Не могу сказать почему, милорд.

Он провел подушечкой большого пальца по моей нижней губе очень осторожно и медленно. Время остановилось, как было однажды весенним утром на вересковой пустоши, тем самым утром, когда мы впервые поцеловались. Наше дыхание смешалось, когда он провел губами по моей щеке.

— Святая, святая невинность, — прошептал он мне на ухо. — Вы разрешите мне любить вас, зная, что я собой представляю?

— А что вы собой представляете? — спросила я, глядя ему прямо в глаза.

Он поднял бровь и ответил:

— Безумец.

— Нет, милорд, вы не безумны. Я никогда не поверю в ваше безумие! Вы зря прислушиваетесь к сплетням…

— Но я убил ее.

— Нет!