— А кто ж их разберет? — озадачился Лева и стал чем-то отдаленно похож на роденовского “Мыслителя”.

Здесь он, голубчик, и попался, потому как я слышал, что только еж может отличить ежа от ежихи.

— Вот узнай, а потом приходи, поговорим...

— А где узнать?

— Ты, похоже, пенсию свою ментовскую не заслужил, если меня об этом спрашиваешь. Тоже мне, розыскник...

Вот так — красиво и категорично. И пусть сам разбирается с этими колючками. Я же в доме, кроме кошек, никого сроду и не держал.

— Ладно, — Лева, похоже, расстроился. — Да, к тебе сейчас клиент подойдет. Я его на тебя “расписал”, чтобы у тебя пролежней на спине не образовалось... Он сейчас в бухгалтерии. Аванс оплачивает.

И шеф ушел.

Надо же так... Нехорошо получилось. Человек ко мне — со всей душой, даже работу, а следовательно, и дополнительный заработок подогнал, а я его чуть ли не матом...

В дверь поскреблись. Я догадался, что это не ежик Левы Иванова, и пригласил:

— Да-да. Войдите, — и включил диктофон.

Клиент оказался молодым человеком лет двадцати пяти — двадцати восьми. Вот его портрет: подслеповатые глаза за толстыми стеклами очков избегают смотреть прямо, но это, как мне показалось, не от нечестности, а от неуверенности в себе. А в целом — ничуть не примечательное лицо. И ничего не выражающее, кроме той же неуверенности. Однако, при всей невзрачности, лицо запоминающееся.

— Здравствуйте. Меня к вам направили. Моя фамилия Осоченко, — и он протянул мне корешок от приходного бухгалтерского ордера.

Я показал рукой на кресло и взял корешок.

Каждое дело обычно начинается именно с этой невзрачной бумажки, которую следует просмотреть и вернуть клиенту. А потом отрабатывать оплаченную им сумму. Как правило, отработка эта бывает довольно нудной. Чаще всего в детективное агентство обращаются люди с просьбой собрать сведения или о конкуренте, или о предполагаемом компаньоне — чтобы не обжечься в каком-то деле.

— Итак?

— А я уже вкратце рассказывал вашему директору... — начал он, словно школьник, не выполнивший домашнее задание.

— А теперь расскажите мне подробнее, — перебил я. — И смелее, молодой человек. Сегодня я сыт и клиентов съедать не собираюсь.

Терпеть не могу, когда мямлят.

— Вчера убили моего друга... — и долгая пауза.

Неужели не мог отрепетировать свою вступительную речь перед тем, как сюда прийти?

— Милиция что говорит?

— Ничего пока.

— Где убили?

— Дома.

— Убийца?

— Вот в этом-то все и дело...

Теперь и ежику понятно. Тому самому, который у Левы Иванова молоко пить не желает.

Просто — все по полочкам разложено. Оказывается, дело в убийце. Послушаем дальше — может, и еще что новое узнаем?

— Понимаете, он сам редко кололся, а жену колоться заставлял...

— Убийца?

— Нет, убитый. Нравилось ему смотреть, как Санька “плавает” от укола. Так и позавчера вечером было. А вчера утром она пришла в себя после дозы... Сидит в кресле, в руках — пистолет... А на полу — Валентин валяется.

С простреленной головой. Сама она ничего не помнит.

Опять долгая пауза.

— А дальше? — вынужденно подогнал его я.

— Она пошла в милицию. У них райотдел — рядом, через дорогу. И сказала, что мужа убила. Ее арестовали.

Теперь я паузу поддержал. Мое скудоумие — что сделаешь, от природы я такой! — не позволило мне сразу сообразить, чего же хочет от меня настойчивый посетитель в таком ясном деле.

— Санька не могла это сделать, — сказал Осоченко наконец, словно Рубикон перешел.

Вот так. Теперь все ясно. Или почти все...

— Вас как зовут? — спросил я.

— Осоченко.

— А имени у вас нет?

— Есть. Гоша, — он покраснел и опять отвел глаза. Ресницы его при этом замигали так часто, словно в глаз бревно ветром занесло.

Должно быть, не любит свое имя.

А у меня, кстати сказать, уже включилось “зажигание”, и проявилась просто необыкновенная страсть к работе. Я старался быть вежливым:

— Гоша, я понимаю, что вы по каким-то причинам переживаете случившееся, принимаете все это близко к сердцу. Но давайте сразу договоримся — вы заплатили деньги с определенной целью. Я пока не понимаю, с какой именно. Поставьте мне конкретную задачу, а потом я буду задавать вам вопросы. Так у нас разговор получится более членораздельный. Итак, чего вы хотите?

— Я хочу, чтобы вы доказали невиновность Саньки, — как ни странно, понял он все же мой вопрос. И даже сумел сказать фразу достаточно твердо.

— Но она сама призналась?

— Она ничего не помнит. Она же была под кайфом...

— Хорошо. А откуда у вас уверенность, что она не могла этого сделать?

Теперь клиент задумался на пару минут.

— Я их очень хорошо знаю. Знал, то есть...

Его — знал, ее — знаю... — он явно запутался во временных окончаниях. — Мы в одном классе учились и до сих пор дружим. Дружили, то есть... Она любила его...

— Это еще ничего не значит. Наркотики существенно меняют психику человека.

— Она не была конченой наркоманкой...

И потом, когда она пришла в себя, дверь квартиры была открыта...

— Но, как я понимаю, ваша уверенность основана исключительно на предположении?

А о чем говорят факты? Вы познакомились с милицейским протоколом?

— Нет... — смутился он.

— Поймите, я могу этим делом заняться, но давайте сразу договоримся конкретно, чтобы потом недомолвок не было и взаимонепонимания, хорошо? Вы ставите мне задачу доказать ее невиновность. Я знакомлюсь с материалами дела и только после этого уже смогу вам ответить — есть ли хоть какая-то возможность отвести от Саши подозрения. Если нет — то я ничем помочь вам не смогу.

— Хорошо... Я так и думал.

— Договорились. Еще один вопрос. Вы также хотите, чтобы я нашел убийцу, если это не она?

— Нет. Этим пусть занимается милиция.

Я не настолько богат, чтобы все оплачивать.

Странно, но в его глазах я вдруг уловил железную непоколебимую твердость. И эта твердость как- то не вязалась с тем первичным впечатлением, которое я составил о Гоше Осоченко. Похоже, парень жадноват. Впрочем, эту фразу — “я не настолько богат” — говорит каждый второй клиент, и я к ней уже привык.