солдаты из разных подразделений: они углубляли и совершенствовали блиндажи. Дело шло к шести вечера, и дневная жара спала.

По траншее мы выбрались из леса и пошли вдоль холмов, окаймленных деревьями. Дорогу нам показывал офицер, не отрывавший глаз от карты. Мы повернули направо и снова оказались под деревьями: здесь еще стояла жара. Повсюду толпились солдаты: они искали позиции. Наконец мы подошли к блиндажу, в котором битком набились молодые солдаты из гитлерюгенда.

– Стоять! – рявкнул офицер, который вел нас. – Здесь вы разделитесь на группы и займете позиции согласно приказу. Фельдфебель вам объяснит, что делать.

Он отдал честь и оставил нас с ребятами из гитлерюгенда, которые расселись на земле или на корточках и весело болтали. Я пошел к Гальсу, который положил «МГ-42» и стирал с лица пот.

– Проклятье, – выругался он. – Лучше бы мне оставили винтовку. Этот пулемет весит целую тонну.

– Я с тобой, Гальс. Нас, кажется, определили в один и тот же взвод.

Мы сравнили ладони левой руки: на обеих виднелся штамп: «5 Р. 8», что означало «пятая рота, восьмой взвод».

– Это что такое? – спросил Оленсгейм, который подошел к нам.

– Номер нашего отряда, ефрейтор, – объяснил Гальс. – Если ты не в восьмом, мы тебя знать не знаем. Оленсгейм с опаской поглядел на ладонь.

– Вот черт. Я в одиннадцатом. Ты не знаешь, какова наша задача?

– Я-то нет, – молвил Гальс. – Спроси лучше капрала Ленсена. Он уж наверняка знает, что к чему.

– Мы едем на пикник, – засмеялся Ленсен. Он был недоволен: его звание не дало ему еще доступа к тайнам богов.

К нам подошел парень из гитлерюгенда, прелестный, как спелая барышня.

– Русские в бою держатся вместе? – спросил он, как будто задавал вопрос о футбольной команде противника.

– Еще как. – Гальс напоминал пожилую даму в гостиной.

– У вас вроде есть опыт, вот я и спросил, – оправдывался парень. Мы все были примерно одного возраста.

– Вот что я посоветую вам, молодой человек, – сказал Ленсен. Должна же быть хоть какая-то польза от повышения в звании! – Стреляй в первого попавшегося русского, и не раздумывая. Больших подонков, чем эти русские, нет на свете.

– Русские что, пойдут в атаку? Оленсгейм аж побелел.

– Несомненно, мы атакуем первые, – произнес парень с лицом Мадонны, которого трудно было представить жестоким. Он вернулся к своим товарищам.

– Думаешь, нам скажут, что все-таки происходит? – Ленсен говорил громко, чтобы его услыхал фельдфебель.

– Заткнись, – рявкнул какой-то ветеран, растянувшийся на земле. – Когда всадят тебе свинец в задницу, тогда и узнаешь.

– Эй. – Солдат из гитлерюгенда не смог пропустить этих слов мимо ушей. – Какой ублюдок это так разговаривает?

– Вы бы молчали, сосунки, – пробурчал ветеран. По сравнению с нами он казался стариком: ему было уже за тридцать. Значит, он выносил тяготы войны уже несколько лет. – Мы еще тебя наслушаемся, когда получишь первую порцию.

Солдат из отряда «Молодых львов» поднялся и подошел к ветерану.

– Может быть, – произнес он уверенным тоном студента, изучавшего право или медицину, – вы объясните свое пораженческое настроение, которое подрывает всем боевой дух?

– Да пошел ты… – проговорил тот.

Цветастая речь парнишки его нисколько не тронула.

– Боюсь, я вынужден настаивать на ответе, – не унимался молодой солдат.

– Я уже сказал: вы – стадо баранов. Пока не получите по зубам, думать не начнете.

Еще один солдат из гитлерюгенда подскочил к ветерану словно ужаленный. Он был крепко сложен, а в глазах цвета стали сквозила непреодолимая решимость. Я думал, он кинется на ветерана, который даже не посмотрел в его сторону.

– Говоришь, мы маменькины сынки? – Его голос был таким же внушительным, как и вид. – Мы несколько месяцев проходили учения, так что не ты один крутой. Нас всех испытали на выносливость. Рюммер. – Он повернулся к товарищу. – Ударь меня.

Рюммер вскочил на ноги, и его крепкий кулак заехал другу в лицо. Тот покачнулся от удара, а затем подошел к ветерану. С губ «молодого льва» сочились две струйки крови, сбегавшие на подбородок.

– И не только я способен переносить удары.

– Ну и черт с тобой, – проговорил ветеран. – Он решил, что дело не стоит того, чтобы вступать в драку перед самым началом наступления. – Вы все просто герои.

Он повернулся и начал насвистывать.

– Может, лучше напишете письмо семье, а не будете цепляться друг к другу? – предложил фельдфебель. – Скоро начнут собирать почту.

– Неплохая мысль, – сказал Гальс. – Напишу-ка я родителям.

В моем кармане лежало письмо Пауле, которое я носил уже несколько дней, никак не мог закончить. Я добавил еще нежных слов и свернул его в треугольник. Затем начал письмо к родителям. Как только становится страшно, все мы вспоминаем о родителях, особенно о матери. Чем ближе был час наступления, тем больше я боялся. Я хотел поведать матери о своих чувствах в письме. Лицом к лицу мне всегда было трудно говорить с родителями начистоту, признаваться им даже в мельчайших проступках. Я часто злился на них за то, что они мне не помогают. Но в этот раз я смог выразить наболевшее.

Я привожу свое письмо полностью: