другого. Эти обидчивые бездари трясутся над тем, как бы их кто не обскакал. Они и понятия не имеют, какое одиночество появляется, когда достигаешь вершины. Им чуждо это чувство тоски, когда так хочется увидеть человека, равного тебе, разум, достойный преклонения, и достижение, которым можно восхищаться. Они скалятся на тебя из своих крысиных нор, полагая, что тебе нравится затмевать их своим блеском, а ты готов отдать год жизни, чтобы увидеть хоть проблеск таланта у них самих. Они завидуют великому свершению, и в их понимании величие – это мир, где все люди заведомо бездарней их самих. Они даже не осознают, что эта мечта – безошибочное доказательство их посредственности, потому что человеку воистину великому такой мир просто противен. Им не дано понять, что чувствует человек, окруженный посредственностью и серостью. Ненависть? Нет, не ненависть, а скуку – ужасную, безнадежную, парализующую скуку. Чего стоят лесть и похвалы людей, которых не уважаешь? Вы когда-нибудь испытывали сильное желание встретить человека, которым могли бы восхищаться? Чтобы смотреть не сверху вниз, а снизу вверх?

– Я испытываю это желание всю жизнь, – сказала Дэгни. Это был ответ, в котором она не могла ему отказать.

– Я знаю, – произнес он, и в бесстрастной мягкости его голоса было что-то прекрасное. – Я знал это с того момента, как впервые встретился с вами. Поэтому я и пришел сегодня. – Он немного помолчал, но она ничего не сказала, и он продолжил так же спокойно и мягко: – Именно поэтому я хотел увидеть двигатель.

– Понимаю, – тепло произнесла Дэгни; тон был единственной формой признательности, которую она могла ему выразить.

– Мисс Таггарт, – сказал он, опустив глаза и глядя на стеклянный ящик, – я знаю человека, который мог бы взяться за восстановление двигателя. Он отказался работать на меня, поэтому, возможно, это тот человек, который вам нужен. – Он поднял голову, но перед тем, как увидел восхищение в ее глазах, открытый взгляд, которого так ждал, взгляд прощения, разрушил свое мимолетное искупление, добавив светски-саркастическим тоном: – Молодой человек несомненно не горит желанием работать на благо общества или ради процветания науки. Он сказал мне, что не станет работать на правительство. Предполагаю, что его больше интересуют деньги, на которые он мог бы рассчитывать у частного работодателя.

Он отвернулся, чтобы не видеть исчезающее с ее лица выражение, не догадаться о его значении.

– Да, – решительно произнесла она, – возможно, это тот человек, который мне нужен.

– Это молодой физик из Ютского технологического института, – сухо сказал он. – Его зовут Квентин Дэниэльс. Один мой знакомый прислал его ко мне несколько месяцев назад. Он встретился со мной, но от работы, которую я ему предложил, отказался. Я хотел взять его в свой отдел. У него ум настоящего ученого. Не знаю, справится ли он с вашим двигателем, но во всяком случае может попытаться. Думаю, вы легко найдете его в институте. Не знаю, правда, что он сейчас там делает, год назад институт закрыли.

– Спасибо, доктор Стадлер. Я свяжусь с ним.

– Если… если хотите, я был бы рад помочь ему с теоретической частью. Я собираюсь заняться работой самостоятельно, начиная с указаний в этой рукописи. Мне хочется раскрыть секрет его энергии – тот, что раскрыл автор. Надо понять его основной принцип. Если это удастся, мистер Дэниэльс сможет закончить работу, касающуюся непосредственно двигателя.

– Я буду глубоко признательна за любую помощь с вашей стороны, доктор Стадлер.

Они молча шли по вымершим тоннелям, шагая по освещенным голубым светом ржавым рельсам к виднеющимся вдалеке платформам.

На выходе из тоннеля они увидели человека, который, стоя на коленях, неуверенно и беспорядочно колотил по стрелке молотком. Рядом, проявляя признаки крайнего терпения, стоял другой мужчина.

– Да что случилось с этой чертовой стрелкой?

– Не знаю.

– Ты тут уже целый час копаешься!

– Угу.

– И сколько еще прикажешь ждать?

– Кто такой Джон Галт?

Доктор Стадлер вздрогнул. Когда они прошли мимо рабочих, он сказал:

– Не нравится мне это выражение.

– Мне тоже, – ответила Дэгни.

– Откуда оно взялось?

– Никто не знает.

Они помолчали, потом он произнес:

– Знавал я одного Джона Галта. Но он давно умер.

– Кем он был?

– Одно время я думал, что он еще жив. Но сейчас я уверен, что он умер. Это был человек такого ума, что, будь он жив, весь мир только о нем и говорил бы.

– Но весь мир только о нем и говорит. Стадлер остановился как вкопанный.

Да… – медленно произнес он, потрясенный мыслью, которая никогда не приходила ему в голову. – Да… Но почему? – В его словах звучал ужас.

– Кем он был, доктор Стадлер?

– Почему весь мир говорит о нем?

– Кем он был?

Он вздрогнул, покачал головой и резко сказал:

– Это всего лишь совпадение. Имя вовсе не редкое. Это случайное совпадение. Оно никак не связано с человеком, которого я знал. Тот человек мертв. – Стадлер не мог позволить себе осознать все значение слов, которые добавил: – Он должен быть мертв.

* * *

Документ, лежащий на его столе, гласил: 'Срочно… Секретно… Чрезвычайные обстоятельства… Крайняя необходимость подтверждена службой директора ОЭПа… На нужды проекта 'К' – и требовал, чтобы он продал десять тысяч тонн металла Реардэна Государственному институту естественных наук.

Реардэн прочитал его и посмотрел на управляющего заводом, неподвижно стоявшего перед ним. Управляющий вошел и без слов положил бумагу на стол.

– Думал, вы захотите взглянуть на это, – произнес он в ответ на взгляд Реардэна.

Реардэн нажал кнопку вызова мисс Айвз. Он вручил ей заказ и сказал:

– Отошлите его туда, откуда он поступил. Передайте, что ГИЕНу я не продам ни грамма металла Реардэна.

Гвен Айвз и управляющий посмотрели на него, друг на друга, снова на него; в их взглядах он прочел одобрение.

– Слушаюсь, мистер Реардэн, – ответила Гвен Айвз, принимая листок, словно это была обычная деловая бумага. Она кивнула и вышла из кабинета. Управляющий вышел следом.

Реардэн слабо улыбнулся, разделяя их чувства. Ему была безразлична эта бумажка и возможные последствия.

Шесть месяцев назад, под влиянием внезапного внутреннего потрясения, которое дало выход напору чувств, он сказал себе: сначала действия, работа завода, потом чувства. Это позволило ему хладнокровно наблюдать за тем, как проводится в жизнь Закон о равном распределении.

Никто не знал, как следует исполнять этот закон. Сначала ему сообщили, что он не может выпускать свой металл в количестве, 'превышающем количество наилучшего специального сплава, не являющегося сталью', выпускаемого Ореном Бойлом. Но наилучший специальный сплав Орена Бойла был низкопробным месивом, которое никто не хотел покупать. Затем ему сообщили, что он может выпускать свою продукцию в количестве, которое мог бы производить Орен Бойл. Никто не знал, как это определить. Кто-то в Вашингтоне без всяких объяснений назвал цифру, указывающую количество тонн в год. Все приняли это как есть. Реардэн не знал, как 'предоставить каждому заказчику иную долю своей продукции'. Заказов

Добавить отзыв
ВСЕ ОТЗЫВЫ О КНИГЕ В ИЗБРАННОЕ

0

Вы можете отметить интересные вам фрагменты текста, которые будут доступны по уникальной ссылке в адресной строке браузера.

Отметить Добавить цитату