Она действовала как автомат, переключенный на управление самолетом. Внизу в голубоватом тумане кружились горы, а острые вершины поднимались на пути как туманные скопления мертвящей синевы. Дэгни заметила, что расстояние между самолетами сократилось; незнакомец сбавил скорость перед опасным препятствием, в то время как она летела с прежней, не думая об опасности, лишь мышцы ее рук и ног напряглись, чтобы удержать самолет на высоте. Ее губы сжались в улыбку: именно тот человек впереди вел ее самолет, подумала она; он дал ей силу преследовать его с безошибочным автоматизмом лунатика.

Словно подчиняясь ее воле, стрелка высотомера на приборной доске самолета медленно поднималась вверх. Дэгни поднималась и поднималась, не зная, насколько еще хватит дыхания и долго ли еще протянет пропеллер. Незнакомец летел на юго-восток, к самой высокой горе, закрывавшей солнце.

Первый луч солнца коснулся его самолета. На мгновение он вспыхнул белым огнем, разбрасывая во все стороны лучи. Затем солнце осветило вершины гор. Дэгни увидела, как свет упал на снег в расщелинах, тонкой струйкой просочился вниз по гранитным склонам; он высек на уступах причудливые тени и придал горам живую завершенность форм.

Они пролетали над широчайшей полосой горного хребта, необитаемой, непригодной для жилья, неприступной для людей. В радиусе тысячи миль было негде приземлиться; Дэгни посмотрела на топливный расходомер: топлива оставалось еще на полчаса полета. Незнакомец устремился к другой, более высокой гряде. Дэгни удивилась, что он выбрал этот курс, там никогда не было и не могло быть воздушного маршрута. Ей хотелось, чтобы гряда осталась позади; она надеялась, что это последнее препятствие. На большее ее хватить не могло.

Самолет незнакомца неожиданно сбросил скорость. Он начал терять высоту как раз в тот момент, когда Дэгни ожидала подъема. На его пути поднимался гранитный барьер, движущийся ему навстречу, но длинная плавная траектория движения скользила вниз. Дэгни не могла обнаружить ни тряски, ни судороги – никакого признака механического повреждения, ровное управляемое движение. Неожиданно на крыльях вспыхнул солнечный свет, самолет заложил длинный вираж, и лучи водяными брызгами рассыпались от его корпуса. Самолет пошел широкими, плавными кругами, словно перед приземлением, хотя посадка здесь была немыслима.

Дэгни наблюдала, не пытаясь понять, не веря тому, что видит, ожидая рывка вверх, который выведет самолет на прежний курс. Но легкие скользящие витки спускались все ниже и ниже, прямо к земле, которой Дэгни не видела и о которой не решалась думать. Между его и ее самолетами, как останки гигантской челюсти, выросли ряды гранитных зубов; Дэгни не могла догадаться, в чем причина спирального движения самолета незнакомца. Знала только, что это не самоубийство, хотя впечатление создавалось именно такое.

Она увидела, как солнце блестит на крыльях самолета. Потом самолет устремился вниз, как человек, ныряющий головой вниз с распростертыми руками, безмятежно отдаваясь полету, и исчез за грядой гор.

Дэгни ожидала, когда он появится, не в силах поверить, что стала свидетельницей катастрофы, произошедшей так просто и спокойно. Она приблизилась к тому месту, где упал самолет. Казалось, там должна была раскинуться долина, окруженная кольцом гранитных стен.

Дэгни посмотрела вниз: места, пригодного для посадки, не было. Не было и следов самолета. Дно ущелья выглядело как поверхность земной коры, образованная в те дни, когда земля остывала, и оставшаяся неизменной. Взгляду Дэгни открылась гряда камней, громоздящихся друг на друге, – валуны, нависшие случайными скоплениями среди длинных темных лощин, и несколько искривленных сосен, растущих, пригнувшись к земле. Внизу не было ровной площадки размером даже с носовой платок, и скрыться самолету было негде. Как, впрочем, не было видно и его обломков.

Дэгни резко накренила свой самолет, кружа над долиной и постепенно снижаясь. Благодаря игре света, долина казалась освещенной намного ярче остальной поверхности земли.

Дэгни была уверена, что самолета там нет; хотя это казалось невозможным.

Она кружила, опускаясь все ниже и ниже. Дэгни оглянулась вокруг и, внезапно испугавшись, подумала, что в это тихое летнее утро она одна – затерявшаяся в районе Скалистых гор, куда не долетит ни один самолет, с догорающим в баке топливом, она искала самолет, которого никогда не было, преследовала разрушителя, который исчез, как исчезал всегда; возможно, она гналась за его призраком, который заманил ее сюда на верную гибель. Она тряхнула головой, крепче сжала губы и опустилась еще ниже.

Дэгни подумала, что не может бросить такое безмерное богатство, как интеллект Квентина Дэниэльса, на одном из этих камней внизу; если он еще жив и в пределах досягаемости, она должна помочь ему. Она опустилась внутрь круга гранитных стен, обрамляющих долину. Полет стал опасным, пространство было слишком узким, но Дэгни все кружилась и снижалась, ее жизнь зависела теперь от ее зрения, которое выполняло сразу две задачи: следило за поверхностью долины и за гранитными стенами, в которые, казалось, вот-вот упрутся крылья ее самолета.

Опасность ощущалась ею как составная часть работы. Она не имела никакого отношения к ней лично. Охватившее Дэгни дикое чувство было почти радостью. Это была последняя ярость проигранного сражения. Нет! – мысленно кричала Дэгни, бросая вызов разрушителю, миру, который оставила, прошедшим годам, долгой череде поражений. Нет!.. Нет!.. Нет!..

Глаза ее скользнули по приборной панели, и она застыла, задохнувшись. В последний раз, когда она смотрела на него, высотомер показывал 11 футов. Сейчас он показывал 10 . Но дно долины не приблизилось. Оно оставалось на том же расстоянии, на каком было, когда она впервые посмотрела вниз.

Дэгни знала, что цифра 0 означает уровень земли в этой части Колорадо. Она не ощущала снижения, не замечала, что земля, казавшаяся такой четкой и близкой с высоты, выглядела теперь туманной и далекой. Она смотрела на те же камни с той же точки, но они не увеличивались, их тень не двигалась, а дно долины светилось все тем же странным неестественным светом.

Дэгни подумала, что высотомер сломался, и продолжала снижаться. Она видела, что стрелка прибора падает, видела, что гранитные стены поднимаются, кольцо гор становится все выше и выше и их вершины, тесно смыкаясь, уходят в небо. Но дно долины оставалось неизменным, как будто она падала в бездонный колодец. Стрелка продолжала падать: 0, 0, 0, 0…

У поразившей ее вспышки света не было источника – словно воздух вдруг взорвался ослепляющим холодным огнем, неожиданно и беззвучно. Удар отбросил Дэгни назад, ее руки выпустили штурвал, и она закрыла ими глаза. Через мгновение, когда она снова вцепилась в штурвал, вспышка света погасла, но самолет трясся, на уши давила тишина, а винт онемело застыл – двигатель заглох.

Дэгни пыталась поднять машину вверх, но самолет падал; она увидела летящую навстречу землю – не бесформенные валуны, а зеленую траву поля на том месте, где до этого никакого поля не было.

Времени разглядеть остальное не было. Некогда было искать объяснения, и уже невозможно выйти из штопора. Земля надвигалась на нее зеленым потолком в нескольких сотнях быстро сокращающихся футов.

Раскачиваясь из стороны в сторону, как маятник, Дэгни билась, пытаясь заставить самолет скользить плавно, чтобы приземлиться на брюхо. А зеленое поле кружилось вокруг нее, проносилось над ней; она падала все ниже и ниже. Вцепившись в штурвал, не зная, удастся ли ей совладать с убегающим пространством и временем, Дэгни во всей полной, яростной чистоте почувствовала присущее ей особое ощущение жизни. В мгновенном озарении – мятежном отрицании катастрофы, любви к жизни и к той величайшей драгоценности, имя которой Дэгни Таггарт, – она почувствовала сильную, гордую уверенность, что выживет.

И Дэгни крикнула летящей навстречу земле, насмехаясь над судьбой и бросая ей вызов, слова, которые ненавидела, которые до этого мгновения были для нее символом капитуляции, отчаяния, мольбы о помощи:

– Черт возьми! Кто такой Джон Галт?