Ездить робот не хотел. Категорически. Максимум был способен на судорожные, конвульсивные рывки. Чтобы диво технической мысли не натыкалось на станки, для него была специально проложена белая полоса. Однако фотоэлементы робота полосу упорно видеть не желали. Было ошушение, что робот забил на все и сидел на своей белой полосе, не обращая внимания ни на готовую продукцию, ни на заготовки, ни на, собственно, разработчиков. Вероятно, у транспортного робота были свои виды на будущее. И, как подобает транспортному роботу, мыслями своими он ни с кем делиться не желал. Сидел на своей белой полосе, медитировал на кутерьму вокруг. Разработчиков не слушал принципиально. Если кто-то и мог с ним найти контакт — так это подсобные рабочие. Подсобные — те и за пивком бы сбегали, и в доминошечку забились с роботом. Но на участке не было подсобных рабочих. Поэтому и сидел себе робот, молчал и сливался в Великом растворении с Брамой. Все есть тщета и тлен. Ом мане падме хум.

Была выдвинута идея дополнительно контролировать движение железного монстра с помощью нескольких лазеров. Под идею было взято дополнительное финансирование. Залогом послужили ускоренные обязательства.

Эпических размахов показуха достигла к моменту приезда замминистра. Срочно была заказана и пошита спецформа со специально разработанной эмблемой — знай наших! — цвета хаки для работяг и голубая для ИТР. На участок приволокли в огромных горшках пальмы — где только раздобыли? — и расставили между станками.

— Знаешь, что это мне напоминает, — сказал тогда Сержу Лео.

— Чего.

— «Клеопатру». Помнишь, сцена въезда Клеопатры в Рим.

— Слушай, а точно, блин!

Название прижилось. С тех пор иначе как «Клеопатрой» робот на участке никто и не называл.

На смотринах «Клеопатра» показала себя во всей красе. Величественно выползла из-за угла, где был сектор складирования и двинулась, огромная, выкрашенная в оранжевый цвет, к станкам. Зрелище было прочти мистическим — железная махина, ползущая мимо пальм, лениво шевелящих забрызганными эмульсией листьями. В вытянутой руке-манипуляторе позвякивала кассета-поддон с заготовками.

Когда монстр приблизился к станку, все затаили дыхание: неужели?

Да!!!

Малый робот-манипулятор, стоящий возле токарного станка, взял заготовку и начал обработку. «Клеопатра» же поползла дальше — к следующему станку. И — вдруг! — ни с того, ни с сего отстрелила собственный манипулятор, сорвав крепежные болты. Тяжеленная рука пролетела несколько метров, лишь чудом никого не задев и врезалась в бетонный пол, оставив глубокую щербину. Звеня и рассыпая заготовки, покатилась кассета.

Это надо было видеть!

Думали не обойдется. Обошлось. Доработать и переработать — таков был начальственный рескрипт. Отрасли нужны гибкие автоматические производства.

На следующий день пальмы исчезли, будто и не было их, и все вернулось на круги своя.

Ом мане подме хум.

В гибкое автоматическое производство не верил никто. Нет, «не верил» — это не вполне точно. Верили. Но — не сейчас. Безумной была затея — совместить старые изношенные станки, помнящие еще Хрущева, с плохой вычислительной техникой. А с другой стороны подумать — кто же, в здравом уме и твердой памяти, отдаст хорошие новые станки для такой ерунды. План на чем тогда делать?

ГАП был игрой. Нет, не игрой. Праздником. Карнавалом для понимающих. Для тех кто знал и любил здоровый цинизм. Ясно, что кому-то придется платить. Ясно, что в конце концов кто-то сядет. Ну и что? Сядет и сядет. А может и не сядет вовсе.

Эта тема живо занимала всех. Кандидатов было несколько. И это были отличные игроки.

«Клеопатра»… отбыла на Чернобыльскую АЭС. Завод, не желая оставаться в стороне, внес посильную помощь. Да, нам нужен транспортный робот. Но там он нужнее. Ведь умной и могучей машине не страшна радиация. Управляемая издалека, умная и могучая машина способна действовать там, где человек не протянет и пяти минут, пробираясь между завалов. Ибо слаб человек.

А мы — мы построим нового робота. Благо, опыт уже есть.

Ом мане падме хум.

— За час разобрали. Такую хренову тучу народа пригнали, — Серж потянулся, — любо-дорого посмотреть!

— А станину как же вниз спустили?

Участок находился на втором этаже.

— На руках. Гляди, — Серж задрал рукав и продемонстрировал ссадину. — О перилину ободрал… Нет, это надо было видеть. Тут же все понабежали, все начальство. Вместе с такелажниками корячились, блядь, показушники хреновы! Такой, мать их ети, день здоровья был — будьте нате! Абзац, одним словом. Жучару, мудака, чуть не задавили.

Лео заржал. У Жучары была изумительная способность влетать в ситуации. В последний раз, когда нагрянула очередная комисия и Жучара рвал задницу, то чуть было глаза не лишился. С умным видом присел на корточки возле работающего малого манипулятора. И получил в торец.

Лео с Сержом тогда просто угорали со смеху. Это каким же козлом надо быть?! У манипулятора же после правого поворота выброс идет. Он тысячи раз на дню это делает. Он же ничего другого и не делает.

Правда Жучара отомстил. На следующий день демонстративно конфисковал нарды. Не фиг, в рабочее время, бездельничать. И на юродливые вопли Сержа, что время это его, Сержа, законное, сэкономленное на справлении естественных нужд, не отреагировал.

— Ты кассету-то принес? — спросил Лео.

— Да принес-принес. В камере хранения она. Обратно пойдем, напомни, чтобы отдал. И охота тебе хрень всякую слушать. Все-таки, нет в тебе, Лео, правильности. Учишь тебя, учишь.

— Ну давай-давай, порассуждай, — Лео вытащил еще одну сигарету.

— И порассуждаю. — Серж снова закурил. — Понты одни сплошные. Ну да, играет мужик хорошо, спору нет. А только драйва в этом нет.

— Это у Васьки-то драйва нет?! А у кого он, в таком случае есть?

— Да у кого угодно? А у Васьки нет. Но нет, вы носитесь с ним, как с писаной торбой. Травой в своем «Сайгоне» обкуритесь, колес обожретесь и претесь, хрен знает от чего.

— Ты же раньше сам от него перся.

— Так-то раньше было. Раньше он и играл иначе. А потом говно стал лабать.

— Ты не врубаешься! У него период другой пошел.

— Какой еще «период»? Периоды у баб бывает. Понимаешь, коли взялся играть рок — так играй рок, я не тяни нищего за яйца. А этот? Струну дернет и стоит, трясется весь, как марал на водопое, того и гляди обкончается на боты. Ни ритма, ни музыки — вообще ни хрена. Вот «ДДТ», к примеру, тебе нравится?

— Ну.

— Баранки гну. А «КИНО»?

— И «КИНО», пожалуй, тоже, — согласился Лео.

Так как же тебе, дураку, при этом может Васька нравиться? Сто, двести, триста раз я тебе говорил и еще повторю: ни хрена ты, Лео, в музыке не рубишь… Во, гляди, какой тараканище здоровенный. Фока, кажись.

— Нет, это Никифор, — Лео подошел поближе.

— Сам ты Никифор. Говорю тебе, это Фока. У него один ус длиннее.

— А и впрямь Фока. Слушай, давай потом нажремся, как свиньи.

Это была игра, в которую увлеченно играли Серж с Лео — давать клички самым откормленным тараканам. Клички давали не любые — а лишь по именам византийских императоров и полководцев. А самым легендарным тараканом был Фока. Фоку не брали никакие травли. Появлялся он редко, но, что самое удивительное — обязательно к премиальным. Вот и сегодня. Видать, решили вознаградить тружеников