Юля оказалась, как быстро поняла Стадникова по голосу и интонациям девушки, вовсе не «курвой». Она была очень недовольна поведением Василька, сказала, что он приехал к ней без звонка, прямо с вокзала, объяснив свое появление тем, что его внезапно «пробило». Ну, пробило, так пробило. Юля, давняя знакомая Кудрявцева и не последний человек в жизни московского андеграунда, пустила бедолагу переночевать, но среди ночи бедолага куда-то исчез, появился под утро в стельку пьяный с двумя бутылками водки, которые Юле пришлось выпить с ним на пару. Ольга не сомневалась, что именно так все и происходило. Уговаривать Василек умел, особенно женщин, что у него было, то было.

В конце концов, на второй день Юля поняла, что времяпрепровождение, предложенное ее ленинградским гостем может продолжаться довольно долго — денег у Лекова было более, чем достаточно, деньги эти он Юле показывал и говорил, что проблем с выпивкой и едой не будет.

И, действительно, он несколько раз бегал в магазин и проносил в избытке все самое дорогое из того, что можно было купить в московских гастрономах или на рынках.

Улучив момент, когда Леков находился в расслабленном и податливом состоянии, Юля вытащила у него из кармана пятьдесят рублей, взяла такси и поехала на Ленинградский вокзал. Там она купила билет на ночной поезд, вернулась, вручила его разомлевшему Васильку и, применив физическую силу выставила засидевшегося, а, точнее, залежавшегося гостя за дверь.

— Слушай, — спросил Царев. — А деньги-то она не свистнула?

— Нет, — ответила Стадникова. — Нет. Я женщин знаю. И Лекова знаю. Он уехал с деньгами.

— Так…

Ихтиандр потряс над стаканом пустую бутылку.

— Кто пойдет?

— Я, — Царев встал. — Моя очередь.

— И где теперь его искать? — Ихтиандр мрачно покачал головой.

— На верхней полке.

Стадникова посмотрела на Царева с интересом. Степень угрюмости в голосе Куйбышева была столь высока, что более депрессивно, по ее мнению, уже ничей голос звучать не мог. Однако Цареву удалось побить рекорд своего друга.

Шаркая ногами он подошел к двери, ведущей на лестницу, замер, медленно повернулся к Стадниковой и совсем уже замогильно вымолвил:

— Позвони-ка этой твоей Юле.

— Так я же только что…

— Позвони, — неожиданным басом повторил Царев. В обычных условиях голос его имел баритональный диапазон, иногда даже переходил на тенор.

— А что сказать-то?

— Пусть узнает телефон ресторана на Ленинградском вокзале.

— Зачем?

Куйбышев тяжело вздохнул.

— Ты, Саня, иди в магазин. А то совсем свихнешься. Какой, к черту, телефон ресторана?

— Любой. Администратора, директора, охраны… Любой телефон. Ты сам подумай, Игорь… Ты же его знаешь.

— Слушай! Точно!

Куйбышев вскочил с табурета, едва не уронив его и неуклюже хлопнул себя руками по округлым бокам.

— Точно! Оля! Давай, звони!

— О, Господи… Да ради Бога. Мне уже все равно.

— Тебе-то, может быть, и все равно, а нам, вот с Царевым далеко не все равно. Это когда мы с Сулей встретимся без бабок — вот тогда нам уже будет все равно.

— Я вас слушаю.

— Простите, нам бы администратора…

— Я администратор. Что вы хотели?

— А нельзя ли кого-нибудь из официантов?

— А вы кто, собственно, будете?

— Мы, понимаете ли, из Ленинграда звоним…

— И дальше что?

— У нас пропал товарищ…

— А я здесь при чем?

— Понимаете, мы думали, что он пошел в ресторан… Он, вообще, если честно, выпить любит… Думали…

— Стоп, стоп, стоп. Это из Питера, что ли?

— Ну да, я же говорю…

— Ха… Ну, вы даете, ребята. И как он выглядел, товарищ ваш?

— Такой приличный. В синем костюме… Волосы светлые… Приличный такой, в общем. Ну, приличный…

— Приличный. Сейчас, минуту подождите. У нас таких приличных полный зал каждый вечер.

Куйбышев сделал большие глаза и поднял руку, требуя тишины, хотя ни Стадникова, ни Царев, который по-прежнему стоял возле входной двери и без его предостережений боялись даже дыханием порвать тоненькую нить, которая, кажется, вела к исчезнувшему в столице Лекову.

— Але. Ну чего вам?

Куйбышев набрал в грудь побольше воздуха, словно собираясь нырнуть на максимально возможную глубину.

— Простите, а вы не официант?

— Ну, официант.

— Мы из Ленинграда звоним… Насчет товарища нашего.

— В синем костюме? Приличный такой? — московский официант сделал паузу и уточнил, — костюм, в смысле, приличнй у него был, да?

— Был? — переспросил Ихтиандр.

— Ну, что, я вам не справочное бюро, — раздраженно сказал официант. — Чего надо-то?

Ихтиандр просиял и поднял большой палец. Стадникова кинулась к нему и прижалась щекой к виску Куйбышева, пытаясь услышать, что говорит официант из Москвы.

— В синем…

— Ну, ребята, встречайте друга вашего завтра. Мы его на поезд посадили.

— Посадили?

Ольга побледнела и отпрянула от Ихтиандра. Царев, вероятно, решив, что все кончено, забыв о приличиях плюнул на пол.

— Ну да. Он совсем уже никакой был. Не бросать же его на вокзале. А у нас ночевать негде. У нас ресторан, а не гостиница. Да его и в гостиницу уже не того… короче, встречайте.

— А поезд какой?

— Богато вы живете там, в Питере, — не ответив на вопрос сказал официант. — Молодцы. Завидую.

— А поезд?…

Ответом Куйбышеву были короткие гудки.

— Ну что там? За что его посадили?

Ольга сидела на подоконнике спрятав лицо в ладонях. Слезы капали на пол, просачиваясь сквозь пальцы.

— Не ссы, Оля. Никуда его не посадили. Едет он. По крайней мере. официант этот так мне сказал. На поезд, сказал, посадили.

— На какой?

— А хрен его знает. Только, думается мне, что…