— Сарио, — выдохнула она. — Мой Сарио. — Даже теперь, когда ее тела на картине не было, композиция оставалась безупречной. — Вот зеркало, — сказала Сааведра и махнула рукой. — Смотрите, оно стоит на мольберте. Одна из его причуд, так же как и то, что он нарисовал Фолио. Это говорит о высокомерии и самоуверенности, что очень характерно для него. — Сааведра чуть повернулась, взглянула на иллюстраторов и поняла: они еще не сообразили, что она имеет в виду. — Вот, — продолжала она, снова махнув рукой. — Благодаря зеркалу я осознала, что он со мной сотворил, увидела, что мир за пределами портрета существует, живет своей жизнью, а Сааведра Грихальва — нет. — Ее сердце опять затопила волна боли. — Та Сааведра, которую никто из живущих не знает.

На лице Кабрала появилось сомнение, но оно тут же сменилось горьким осмыслением того, что несколько секунд назад было произнесено вслух.

— Обнаружив, что могу шевелиться, я занялась изучением книги и лишь потом заметила зеркало. А в нем — людей. Так много людей, так много лет.., постоянно меняющийся калейдоскоп разных, чужих лиц, необычной одежды.

Внезапно Сааведра поняла, что ей теперь не так трудно говорить о том, что с ней происходило; она свободна, а ее прошлое не является ничьим настоящим.

— Временами я погружалась во мрак, словно на портрет набрасывали покрывало. Иногда мне казалось, будто я слышу голоса и кто-то ко мне обращается, хотя слова звучали непривычно — вот и сейчас ваше произношение кажется мне немного странным. — Она обернулась к Элейне. — Тебя я видела совсем недавно, потому что ты работала перед моим портретом.

— Я копировала, — кивнула Элейна.

— И Сарио. Всегда Сарио. Его одежда менялась, и спутники тоже… но он всегда оставался со мной. Приходил навещать. Может быть, позлорадствовать. — Сааведра почувствовала — вот-вот на глазах появятся слезы. Плач не по умершему давным-давно Алехандро, а по мальчику, наделенному редким талантом и достигшему гораздо больше, чем кто-либо мог от него ожидать. — Последний раз я смотрела на него, когда он стоял рядом с тобой.

Элейна отвернулась, у нее было виноватое лицо — то, о чем она лишь догадывалась, подтвердилось.

— Да, теперь его тоже зовут Сарио.

— Иллюстраторов принято называть в честь их великих предков, — напомнил Кабрал.

— Нет. — Боли больше не было. Вместо нее пришла уверенность. — Это он. Мой Сарио. Матра Дольча, неужели вы думаете, я не в состоянии узнать человека, который предал меня и пленил?

— Но этого не может быть, — запротестовал Кабрал. — Этот Сарио совсем не похож на Сарио из твоего времени. Я видел его портреты. Помню, когда Сарио родился. Наш Сарио.

Неожиданно заговорил Гиаберто. Он был дядей Элейны и, вне всякого сомнения, Премио Фрато. Как когда-то Артурро, Ферико, как Дэво. Но все они жили в ее время, не сейчас; настоящее принадлежит Гиаберто.

— Я и сам помню, как его признали одним из нас, тогда он и написал Пейнтраддо Чиеву. — Гиаберто недоверчиво посмотрел на Сааведру. — Видишь, вот портрет Сарио. Мы принесли его из кречетты, чтобы изучить при более благоприятном освещении.

Сааведра подошла поближе. Мужчина, не очень отличающийся от ее современников: руки пожирает костная лихорадка, белесые, невидящие глаза. Слабость, не вяжущаяся с молодым лицом.

Сааведра покачала головой.

— Не этот человек стоял рядом с тобой, Элейна. У него было лицо моего Сарио. — Она повернулась. — Вы прибегли к обряду Чиевы до'Сангва, верно?

Гиаберто был потрясен ее вопросом.

— Откуда ты знаешь? Откуда тебе вообще об этом известно? Сааведра с улыбкой, медленно вернулась к столу. Взяла кусочек хлеба, принялась разглядывать корочку, взвесила на ладони — по крайней мере хлеб пекут по старинке! — а потом встала так, чтобы видеть их всех.

— Знаю, потому что тоже обладаю Даром. — Она раскрыла ладонь и показала им Ключ. За прошедшие века вес его стал привычным. — Этот Ключ, Чиева до'Орро, принадлежит мне. Видите ли, я прошла конфирматтио особого рода — меня заставил Сарио — и получила Ключ, а с ним и все права, которыми обладают Грихальва.

Посыпались протесты, возражения, мужчины заговорили одновременно. Элейна молчала. Сааведра не обращала на них внимания, казалось, недоверие нисколько ее не оскорбило. Она слышала эти слова и раньше. Сама говорила их Сарио. Женщина не может обладать Даром.

— Только мужчин природа наделяет Даром, — уверенно заявил Гиаберто. — А долг женщины производить на свет Одаренных сыновей. Этот Ключ — всего лишь символ священных уз, объединяющих до'Веррада и Вьехос Фратос.

Тем временем единственная женщина в комнате молча ждала, когда смолкнут все протесты, и просто смотрела на Первую Любовницу, которая, по собственному признанию, являлась еще и Первой Одаренной женщиной.

Сааведра встретилась глазами с Элейной.

— Ты мне завидуешь?

Молодая женщина покраснела.

— Матра Дольча! Да, признаюсь, я тебе и в самом деле завидую. — А потом тихо прибавила:

— Прости меня.

— Не нужно извиняться, — сказала Сааведра. — Не стоит делать это сейчас. Не сожалей, что тебе не ниспослан Дар. Матра дает нам то, что считает нужным.

— Но если ты Одарена… — Кабрал с сомнением выступил вперед. — Прошу прощения, что я задаю вопрос, но… Мечелла сказала правду? У тебя будет ребенок?

— Да, — спокойно ответила Сааведра. — Ребенок, который должен был родиться три века назад, еще появится на свет.

Кабрал тяжело вздохнул.

Как это ни странно, глаза Элейны неожиданно наполнились слезами, и она поспешно отвернулась.

Сааведра, не задумываясь о том, что делает, протянула руку.

— Нет, прошу тебя.., пожалуйста, не отворачивайся! Матра эй Фильхо! Ты единственная из них можешь меня понять. Неужели ты мне в этом откажешь? — Сааведра почувствовала, как и у нее на глазах появились слезы. — Матра Дольча, я здесь совсем одна, мое время давно прошло, я ни с кем не знакома — у меня есть только этот ребенок, ребенок Алехандро, который узнает о своем отце и о том времени, когда жила его мать, разве что из уроков древней истории. — Сааведре стало трудно говорить. — Ты же все понимаешь, правда? Ты чувствуешь. Сердцем, да и умом тоже.

Элейна стояла спиной к Сааведре. Казалось, прошла целая вечность, прежде чем она медленно повернулась и протянула ей дрожащую руку.

— Прости меня… Я не завидую твоему Дару. — Они взялись за руки. — Это правда, у тебя никого нет… И если ты захочешь, то станешь мне сестрой. Совсем как Беатрис, которая и на самом деле мне сестра. И Агустин… — Голос ее пресекся, она выпустила руку Сааведры. — Прошу меня простить. Я должна пойти посмотреть, не проснулся ли Агустин.

— Иди посмотри, ниниа мейа.

Сааведра с сожалением проводила ее глазами. А потом обратилась к Гиаберто:

— Кто такой Агустин?

Ответил ей Кабрал, сердито и печально одновременно:

— Агустин — ее младший брат, недавно прошедший конфирматтио. Он умирает, потому что Сарио облил горячим маслом из лампы картину мальчика, написанную красками с примесью крови.

Сааведра вздрогнула. Затем поцеловала кончики пальцев и приложила их к сердцу.

— Матра Дольча… Который Сарио?

— Этот. — Гиаберто показал на лицо, которое она не узнала. — Но нам не удалось применить к нему Чиеву до'Сангва.

Сааведра ответила не сразу. Она знала, как Сарио защитил себя.