Он падал, протянув руки к племяннику, который стоял с мрачной усмешкой на белом лице и равнодушно смотрел на него, будто не происходило ничего ужасного, будто Лоуренс не умирал.
Его тело забилось в агонии. Сделав усилие, он обернулся. Последнее, что он увидел, была мумия в дразнящем солнечном свете. Последнее, что он почувствовал, был песок на полу, в который уткнулось его горящее лицо.
Генри Стратфорд долго стоял неподвижно. Он смотрел вниз, на тело своего дяди – словно не верил тому, что видел. Кто-то другой это сделал. Кто-то другой проникся его разочарованием и расстройством и воплотил в жизнь его ужасный план. Кто-то другой опустил серебряную кофейную ложечку в старинный кувшин с ядом и влил яд в чашку Лоуренса.
Все замерло – даже пыль в солнечных лучах. Казалось, что крошечные пылинки растворились в горячем воздухе. Только слышался слабенький звук; что-то похожее на сердцебиение.
Игра воображения. Через это надо пройти. Надо совладать с руками, чтобы они перестали дрожать, надо удержать крик, готовый сорваться с трясущихся губ. Потому что если он закричит – этот крик уже не унять.
Я убил его. Я его отравил.
Теперь моему плану ничто не помешает – устранено самое главное, самое страшное препятствие.
Наклониться, пощупать пульс. Да, он мертв. Умер.
– Генри выпрямился, поборов внезапный приступ тошноты и быстро вытащил из портфеля несколько бумаг. Окунул перо в чернила и аккуратно, четко вывел на бумагах имя Лоуренса Стратфорда, как уже делал несколько раз в прошлом – на менее важных документах.
Его рука отвратительно дрожала, но так даже лучше. Более похоже на почерк дяди. Подпись получилась превосходно.
Генри положил ручку на место и постоял немного с закрытыми глазами, стараясь успокоиться и думать только одно: «Дело сделано».
Внезапно странная мысль пронзила его – он мог бы все переиграть. Это был лишь порыв; он может повернуть время назад, и его дядя оживет. Ведь это не должно было случиться! Яд… кофе… Лоуренс мертв.
Потом к нему пришло воспоминание – чистое, яркое, приятное – о том дне двадцать один год назад, когда родилась его кузина Джулия. Его дядя и он сам сидели вдвоем в гостиной. Его дядя Лоуренс, которого он любил больше, чем родного отца.
– Я хочу, чтобы ты знал, что ты всегда будешь моим любимым племянником…
Господи, неужели он сходит с ума? На мгновение он позабыл, где находится. Он готов был поклясться, что в комнате есть еще кто-то. Но кто?
Эта штуковина в футляре для мумий. Не надо смотреть на нее. Это вроде как свидетель. Надо думать о деле.
Бумаги подписаны; акции можно продать; теперь у Джулии будут все основания выйти замуж за этого тупицу Алекса Саварелла. А у отца Генри будут все основания полностью завладеть капиталами «Стратфорд шиппинг».
Да. Да. Но что делать сейчас? Он снова посмотрел на письменный стол. Все как и было. Шесть блестящих золотом монет Клеопатры. Ах да, надо взять хоть одну. Генри проворно опустил монету в карман. Кровь прилила к лицу, разгорячив его. Да, монета может принести удачу. Надо спрятать ее в пачку сигарет. Вынесет – никто не заметит. Отлично.
Теперь немедленно уходить отсюда. Нет, он ничего не соображает. Он так и не смог успокоить сердцебиение.
Позвать Самира так будет правильнее. Что-то ужасное случилось с Лоуренсом. Удар, сердечный приступ, невозможно описать! А эта комната как могила. Надо немедленно позвать врача.
– Самир! – крикнул он, слепо глядя вперед, будто трагический актер в момент потрясения. Его взгляд снова уперся прямо в эту мрачную, похожую на саму смерть фигуру в бинтах. Неужели она тоже смотрит на него? Неужели ее глаза под тряпками открыты? Абсурд! Но эта иллюзия повергла его в совершенно паническое состояние, так что крик о помощи получился очень естественным.
2
Клерк украдкой читал последний выпуск «Лондон дже-ральд», спрятав развернутые листы под темным лакированным столом. В конторе было тихо, так как шло совещание директоров. Единственным звуком был отдаленный стук клавиш пишущей машинки в приемной.
ПРОКЛЯТИЕ МУМИИ УБИВАЕТ ВЛАДЕЛЬЦА «СТРАТФОРД ШИППИНГ» РАМЗЕС ПРОКЛЯТЫЙ УБИВАЕТ ВСЕХ, КТО НАРУШАЕТ ЕГО ПОКОЙ.
До чего же эта трагедия подействовала на воображение публики! И шагу не ступишь – на всех первых полосах одна и та же история. Как же популярные газеты наживаются на ней, разукрашивая статьи наспех нарисованными картинками с пирамидами и верблюдами, с мумией в деревянном футляре и с бедным мистером Стратфордом, лежащим возле ее ног.
Бедный мистер Стратфорд, он был таким хорошим человеком, с ним было так приятно работать… Теперь о нем будут помнить из-за его ужасной сенсационной смерти.
Не успел клерк переварить эту ужасную новость, как прочитал не менее сенсационное сообщение: НАСЛЕДНИЦА НЕ БОИТСЯ ПРОКЛЯТИЯ МУМИИ РАМЗЕС ВЕЛИКИЙ НАПРАВЛЯЕТСЯ В ЛОНДОН.
Клерк аккуратно перевернул страницу, сложив газету в толстую трубочку по длине полосы. Трудно поверить в то, что мисс Стратфорд везет домой все сокровища, чтобы разместить выставку прямо в своем доме в Мэйфере. Но ее отец всегда поступал именно так.
Клерк очень хотел, чтобы его пригласили на открытие выставки, но понимал, что такая возможность ему не представится, несмотря на то что он проработал в «Стратфорд шипгшнг» почти тридцать лет.
Подумать только, бюст Клеопатры, единственный существующий в мире достоверный портрет. И монеты с ее изображением и именем. Ах, как бы ему хотелось взглянуть на эти вещицы в библиотеке мисс Стратфорд! Но придется подождать, пока Британский музей не востребует всю коллекцию и не выставит ее для обозрения лордов и простого народа.
И еще было кое-что, что он хотел бы сказать лично мисс Стратфорд, если когда-нибудь представится такая возможность, кое-что, о чем, возможно, рассказал бы ей старый мистер Лоуренс.
Например, о том, что Генри Стратфорд уже целый год не сидит за этим столом, хотя по-прежнему получает полную зарплату и премии; или о том, что мистер Рэндольф выписывает ему чеки за счет компании, а потом подделывает записи в кассовой книге.
– А может, юная леди сама во всем разберется. По завещанию она становилась полновластной владелицей отцовской компании. Вот почему она тоже находилась в зале за– седаний вместе со своим красавцем женихом Алексом Савареллом – виконтом Саммерфилдом.
Рэндольфу невмоготу было видеть ее плачущей. Ужасно и такую минуту вынуждать ее подписывать какие-то бумаги. Она выглядела такой хрупкой в этой траурной одежде, с заплаканным лицом, дрожащими, словно ее лихорадило, губами, с глазами, сверкающими странным огнем, который он впервые увидел, когда она сказала ему, что отец умер.
Другие участники совещания безмолвно сидели, опустив глаза. Алекс нежно держал ее за руку. Он выглядел слегка озадаченным, словно не осознавал, что такое смерть, наверное, не хотел, чтобы она страдала. Простая душа. Совершенно неуместен среди этих торговцев и деловых людей; игрушечный аристократ со своей наследницей.
Почему мы должны проходить через все это? Почему мы не можем остаться наедине со своим горем?
