Рамсей выглядел просто превосходно: на людях он всегда становился необыкновенно обаятельным – с прямой спиной, в отлично отутюженном белом костюме, на котором не было ни одной пылинки, с гладко зачесанными волосами. Голубые глаза искрились мальчишеским задором.
– Я пытался образумить его. Когда он взломал витрину и вытащил мумию, я понял, что это бесполезно. Я попытался выбраться оттуда, но меня схватили охранники. Ну, вы знаете всю эту историю.
– Но они сказали, что стреляли в вас, они…
– Сэр, эти люди совсем не такие, как солдаты Древнего Египта. Это лентяи, которые вряд ли знают, как правильно обращаться с оружием. Они бы не смогли победить хеттов.
Уинтроп невольно рассмеялся. Даже Джеральд был покорен. Эллиот посмотрел на Самира, который не осмелился даже улыбнуться.
– Хорошо бы нам удалось найти Генри, – сказал Майлз.
– Нет сомнения, что кредиторы уже ищут его, – откликнулся Рамсей.
– Ну что ж, вернемся к вопросу о тюрьме. Кажется, там был доктор, когда вы…
Наконец Джеральд не выдержал.
– Уинтроп, – сказал он, – ты отлично знаешь, что этот человек невиновен. Это все Генри. Это его рук дело. Все указывает на него. Он вломился в каирский музей, украл мумию, продал ее и на эти деньги запил. Вы же нашли обмотки с мумии в доме танцовщицы. Имя Генри было вписано в долговую книгу в Лондоне.
– Но эта история…
Эллиот призвал всех к молчанию.
– Мистер Рамсей устал от расспросов, да и мы тоже. Самое важное заявление он уже сделал: Генри сам признался ему в убийстве своего дяди.
– Во всяком случае, именно так я его понял, – сухо сказал Рамзес.
– Я хочу, чтобы нам немедленно вернули наши паспорта, – проговорил Эллиот.
– Но Британский музей…
– Молодой человек… – начал было Джеральд.
– Лоуренс Стратфорд оказал Британскому музею неоценимую услугу, – заявил Эллиот. Его терпение наконец лопнуло. У него больше не было сил ломать комедию. – Послушай, Майлз, – сказал он, подавшись вперед. – Ты можешь, конечно, все это проверить еще раз, но предупреждаю: побойся общественного мнения. Уверяю тебя, если мои друзья, в том числе и Реджинальд Рамсей, не уедут завтра дневным поездом в Порт-Саид, тебя больше не будут принимать ни в одной приличной семье ни в Каире, ни в Лондоне – потому что семнадцатого лорда Рутерфорда принимают все. Я понятно выразился?
В кабинете стало тихо. Майлз побледнел. Это был удар ниже пояса.
– Да, милорд, – еле слышно сказал он, открыл ящик письменного стола и один за другим вытащил все паспорта.
Джеральд не успел опомниться, как Эллиот протянул руку и сгреб их в охапку.
– Мне самому неприятно то, что я сказал, – пробормотал он. – За всю свою жизнь я не говорил подобных вещей ни одному человеку, но сейчас я очень хочу, чтобы мой сын мог спокойно вернуться в Англию. А я буду жить в этом чертовом городе столько, сколько вам понадобится. Я отвечу на любые вопросы.
– Да, милорд, если я доложу губернатору, что вы остаетесь…
– Я же уже пообещал, разве этого мало? Вы хотите, чтобы я произнес страшную клятву?
Похоже, он переборщил. Джеральд успокаивающе похлопал его по руке. Эллиот своего добился.
Самир помог ему встать. Они вышли из приемной в центральный холл.
– Отлично сработано, Джеральд, – сказал Эллиот. – Я позвоню тебе, если понадобится. Пожалуйста, созвонись с Рандольфом, расскажи ему все. Сейчас я просто не в силах сделать это. Потом я напишу ему подробное письмо.
– Я попробую смягчить удар. Зачем посвящать его в подробности? Арест Генри сам по себе будет для него тяжелым горем.
– Давай будем решать проблемы по мере их поступления.
Рамсей проявлял нетерпение. Он то и дело поглядывал вниз, на ожидающий у подъезда автомобиль. Эллиот пожал Джеральду руку и стал спускаться по лестнице.
– Можно считать оконченным наше маленькое представление? – спросил Рамсей. – Я теряю драгоценное время.
– Ладно, у вас впереди еще очень много времени, – с вежливой улыбкой проговорил Эллиот. Ему здорово полегчало. Они победили. Дети могут уехать. – Сейчас вы должны вернуться в отель. Пусть все вас увидят.
– Глупости! А сегодняшний поход в оперу вообще кажется мне верхом идиотизма.
– Верхом целесообразности, – поправил Эллиот, первым забираясь на заднее сиденье автомобиля. – Прошу вас, – сказал он.
Рамсей был рассержен и огорчен.
– Сир, но что мы можем сделать, пока не получим какое-нибудь свидетельство о месте ее нахождения? – спросил Самир. – Вот так, наобум, нам ее не найти.
На этот раз движущаяся маленькая комната не испугала Клеопатру. Она уже знала, что это такое, знала, что эта комната служит людям «нового времени» точно так же, как железная дорога, и автомобили, и все эти странные механизмы, которые раньше казались ей воплощением ужаса, орудиями, способными причинять страдания и приносить смерть.
Кабины лифта вовсе не были пыточными камерами, в которые запихивали людей, чтобы возить их вверх-вниз. А огромные локомотивы созданы вовсе не для того, чтобы давить наступающие армии противника. Странно, что сначала она истолковывала все увиденное ею в самом мрачном свете.
А теперь Алекс торопливо объяснял ей назначение всех чудес «нового времени», – правда, он способен был болтать часами. Ей не нужно было наводить его на интересующие ее темы, не нужно было задавать какие-то особые вопросы – ему нравилось рассказывать ей о мумии Рамзеса Проклятого, о современной женщине Джулии Стратфорд, о том, как Британия управляет своей великой империей, и так далее, и так далее. Было очевидно, что Джулия Стратфорд ему очень нравилась, что Рамсей «украл» ее у него и что теперь – опять – «это не имеет никакого значения». Вообще. Потому что то, что он принимал за любовь, было на самом деле не любовью, а ее бледным подобием. Ей правда интересно узнать о его семье? Нет, поговорим об истории, о Каире, о Египте, обо всем мире…
Оказалось очень трудным делом удержать его от звонка отцу. Он чувствовал себя виноватым. Так что Клеопатре пришлось долго уговаривать его. Переодеваться ему было не нужно – его рубашка и пиджак выглядели так же свежо и элегантно, как прошлой ночью.
И теперь они шли сквозь толпу по вестибюлю отеля покататься на «роллс-ройсе», посмотреть на гробницы Мамлюка и на ту «историю», которая ее очень интересовала. Картина мира становилась все полнее и полнее.
Правда, юный лорд несколько раз заметил, как она изменилась с прошлой ночи – тогда она была так легкомысленна, так игрива. И это ее немного пугало. Значит, она на самом деле произвела на него сильное впечатление.
– И тебе не нравятся эти перемены? – спросила Клеопатра, когда они подходили к центральному выходу.
Алекс замолчал и остановился. Он словно увидел ее впервые. Так просто улыбаться ему – он заслуживал этой нежной улыбки.
– Ты самое милое, самое удивительное создание на свете, – сказал он. – Если бы я мог выразить словами, как ты мне нравишься. Ты…
Они стояли в вестибюле среди густой толпы, но видели только друг друга.
– Как видение? – подсказала Клеопатра. – Как гостья из другой жизни?
