взмахнул руками и упал, как бежал — лицом вниз, во весь рост. Изя вскочил.
— Не спеши, — успокоил я. — больше он не уйдет. Отбегался.
Один из подарков, сделанных мне Изей — индикатор, — надрывно пищал у меня в кармане. Да, это был действительно «меченый официант», так я мысленно окрестил его. Я сказал Липсису:
— А твоя штука ничего: работает. Глубоко ты в него засадил свою метку.
— Удерживается в организме до месяца.
— Это твои люди? Ну, командуй.
Изя отдал распоряжения своим подскочившим ребятам. И мы подошли к пытавшемуся убежать. Изя, покряхтывая, перевернул его на спину.
Подоспели люди Иванова и окружили нас, отгоняя любопытствующих. Мы посмотрели в лицо спящему.
— Масочка, — сказал Липсис.
— Очередная, — согласился я. — Сними-ка.
Он сорвал с противника тонкую маску из эластичного, теплого на ощупь пластика. Открылись другие черты.
— Я его знаю, — сказал я. — Брал его ночью в Нахабине на чьей-то даче. А потом он сбежал. И ты его видел еще до того, как твои ребята его пометили. Это официант, который был на приеме в кувейтском посольстве.
— Не зря тогда шейх попросил подстраховать тебя, — сказал Изя задумчиво.
— Занести его сейчас в автобус, что ли? А то сюда вскоре весь съезд перекочует. Ребята, ну-ка взяли!
— Только не туда, — возразил я. — Автобус нам еще и самим понадобится.
Уложите его в любую из наших машин, остальное решим потом.
Я обернулся: сзади меня тронули за плечо. Это был Иванов.
— Торопят, — сказал он. — Претендент недоволен, что ему пришлось прервать выступление. Можно дать добро?
— Подождите, — сказал я. — Посмотрим сначала, что в зале.
— Ну, пошли побыстрее, — сказал Иванов.
— Нет. Посмотрим отсюда, — предложил я.
Один из людей Лйпсйса включил в машине вентиляцию, и там уже можно было вскоре дышать. Мы с Ивановым и Изей залезли в микроавтобус.
Здесь находилось несколько мониторов. На первом была видна сцена, второй показывал зал, третий панорамировал бульвар перед театром. Но непривычный для глаза пульт, а точнее — компьютерная клавиатура, хотя и не в стандартном исполнении, управлял, как я вскоре убедился, только первой камерой, той самой, мысли о своеобразии которой и привели меня сюда. В ручную в зале перенацелить ее, видимо, не удалось.
Осторожно осваивая клавиатуру, я заставил камеру слегка поворачиваться вокруг вертикальной оси, поднимать и опускать объектив. Устройство работало прекрасно, и я позавидовал, что среди нашего оборудования еще не было таких — с перекрестием прицела в самом центре монитора, с верньерами тонкой наводки и тормозными приспособлениями, позволявшими наглухо закрепить находившуюся в зале камеру в любом положении.
— Это бы все можно и потом! — Иванов нетерпеливо переминался с ноги на ногу у меня за спиной. — Искандер нервничает!
— Еще чуточку терпения, — осадил его я. — Пока я тут копаюсь, оглядите-ка зал: там все в порядке?
— Уже смотрел. Все нормально, только терпение и у них кончается.
И в самом деле, постепенно усиливающийся гул, складывавшийся из множества голосов, явственно доносился и сюда: система была снабжена хорошими микрофонами.
— Подождите, — сказал я. — Попробую этой камерой посмотреть. У нее приближение лучше.
Липсис, осматривавший другие приборы, заметил:
— Интересно: у них антенна снаружи. Куда они транслируют?
— На спутник, куда же еще, — откликнулся я. — Где-то с нетерпением ожидают их сообщения… Ладно, ребята, не отвлекайте меня еще минуту-другую…
Иванов, глядевший в мою камеру, первым заметил:
— Смотрите-ка: вон ваша дама сидит… И в самом деле, на первом ряду балкона второго яруса сидела Наташа. Что это она покинула партер? Она выглядела грустной, и мне вдруг очень-очень захотелось быть в эти секунды рядом с нею, взять за руку и сказать что-нибудь такое, от чего она сразу улыбнулась бы и посмотрела на меня так, как только она одна умела. Но именно сейчас я никак не мог находиться там, и даже будь у меня клонированный двойник, я не доверил бы ему занять мое место ни здесь, ни рядом с нею…
А на соседнем балконе того же яруса располагался всего лишь один человек.
— Гляди, — сказал я Изе, — наш Долинский и в самом деле скромничает: не в первом ряду, как вся азороссовская шляхта, а на самой камчатке…
Скромность, как говорится, украшает… кого там? Политика?
На самом деле я отлично помнил, кого украшала скромность: большевика, вот кого.
— Думается мне, — проговорил Изя медленно, — что этот парень никогда и ничего не делает без причины.
— Просто осторожничает, — сказал Иванов.
— Ммм… — пробормотал я. — Пожалуй, правильно. Сделаем тогда так: ты, каперанг, следи за залом, а я буду — за балконом. Что-то есть в его скромности, что паче гордыни.
— А я? — спросил Иванов. Он уже полностью передал командование в мои руки.
— Можете передать добро. Пусть выходит государь.
— Ну наконец-то, — пробормотал он облегченно.
— Только охрану оставьте.
— Не надо, — сказал Изя. — Там мои. В случае чего справятся.
— Оставьте, оставьте, — повторил я.
Иванов кивнул и исчез, осторожно затворив за собою дверцу.
— Ну что же, — сказал я Липсису. — Двигаем историю дальше?
— Полный вперед! — усмехнулся капитан первого ранга в отставке.
Монитор исправно показал, как зал замер, затаив дыхание, а потом как бы единой грудью выдохнул; и это означало, что историческое заседание съезда азо-россов наконец-то приблизилось к апогею.
— …Если, конечно, гражданам России угодно будет избрать меня своим государем… — так говорил, стоя на трибуне, Искандер, наш претендент.
Овации успели стихнуть, и его внимательно слушали.
Я перевел свою камеру на Искандера. На мониторе перекрестие прицела лежало прямо на его груди. Навести аппарат можно было очень точно. Он обладал прекрасной механикой. Я быстро вернул прицел камеры на балкон.
— Завтра состоятся референдум и избрание, — продолжал претендент. — Если вам хоть в какой-то мере близко то, что я говорил, если судьба державы волнует вас — сделайте правильный выбор. Я буду говорить еще и еще, отвечать на все вопросы, какие люди захотят мне задать; мне нечего скрывать, нечего стыдиться. Все мои желания — в том, чтобы достойно продолжить дом Романовых на российском престоле — с пользою для великой страны, для великого народа. Иншалла.
Я удовлетворенно кивнул. Уверенность в том, что Россия выберет себе наконец-то достойного правителя, была почти полной.
Я включил увеличение и приблизил лицо Наташи. Она сидела по-прежнему неподвижно, словно бы внимательно слушала речь. Но смотрела она вовсе не на Искандера. На Долинского! Я заметил в ее глазах тревожный блеск. И направил камеру туда, куда был направлен ее взгляд.
Лицо профессора заняло весь экран. Оно показывало, что Делийский волнуется. Были отчетливо