использовал? Он использовал усовершенствованную подводную лодку и пушки, выстреливающие ядро с первой космической скоростью. Всего-навсего!

Попробуем же вообразить, как обогатят наш жанр последние изобретения и открытия…

На одном дыхании Михаил перечислил реактивную авиацию, деление атомного ядра, вычисляющие электромеханические машины, генетическую структуру жизни, теорию относительности. Вспомнил и самое свежее чудо физики — сферу Шварцшильда, из которой не способен вырваться даже стремительный луч света. Коллеги дружно загалдели. Началось обычное для компании литераторов явление — на ходу сочинялись десятки фабул, в основе которых лежали названные Каростиным машины и природные феномены. Самые интересные задумки выдавал Хейнлейн.

В общей суматохе совсем молодой, лет двадцати, паренек оттащил прославленного русского мэтра к окну и трепетно преподнес «Astounding» со своим рассказом «Strange Playfellow». Михаил перевел название как «Чокнутый друг детства», а юный автор пояснил, что в этом произведении речь идет о роботе-няньке по имени Робби. Кроме того, мальчишка торопливо пересказал историю своей семьи: он родился в местечке Петровичи под Смоленском, а вскоре после

Гражданской войны его родители перебрались за океан. Затем он очень робко осведомился:

— Как вам удается так детально и красочно представлять мир будущего?

Пришлось излагать ему азы. То, о чем говорил советский писатель, потрясло американцев, ибо ничего подобного им прежде слышать не приходилось. Михаил сказал с пафосом:

— Четкая, зримая картина коммунистической перспективы, картина грядущего общества очерчена основными выводами исторического материализма. Марксизм, установивший объективные закономерности развития цивилизации, стал нашим непобедимым оружием. В магическом кристалле великого учения советские писатели ясно видят, какие формы примет жизнь людей в наступающей эпохе. Человечество неуклонно движется по ступеням прогресса: от первобытной общины, через варварство рабовладения и феодализма, через ад капиталистического угнетения, к высшей социально-экономической формации, то есть к коммунизму. Теория однозначно предрекла гибель эксплуатации, равно как торжество бесклассового уклада всемирной коммуны. Повторяю: построение коммунизма неизбежно, поскольку определено объективными законами общественного развития.

Кажется, американцы ему не поверили. Каростин злорадно подумал: «Погляжу я на вас лет этак через двадцать — тридцать, когда Запад окончательно загниет, а мы в СССР будем беззаботно жить при коммунизме!» Между тем юный автор рассказа о роботах продолжал:

— Значит, вы полагаете, что законы исторического процесса объективны?

— Это не я так полагаю, это — научно установленный факт, — рассмеялся

Михаил. — Почитайте, дорогой коллега, работу товарища Сталина «О диалектическом и историческом материализме» — там все изложено очень доступно и доходчиво.

Ему показалось, что молоденькому писателю его совет не слишком понравился.

Откровенно поморщившись, парень снова принялся гнуть свое:

— Ваши замечания о научном прогнозировании будущих исторических событий очень меня заинтересовали. Я думаю, что можно написать серию небольших рассказов о кризисе и гибели галактической империи. Моделью такого процесса может послужить закат Рима… — Эмигрант со Смоленщины задумался, продумывая дальнейший сюжет, потом его лицо просветлело. — Например, величайший ученый той эпохи — дело будет происходить через десять или двадцать тысяч лет — разработает математическую теорию, которая позволит предсказывать предстоящие политические процессы. Этот ученый создаст тайную организацию… назовем ее, например,

Foundation, которая имеет задачу смягчить эксцессы и сделать короче эпоху варварства, которая неизбежно следует за крахом великих империй. Только… — Он снова погрузился в размышления. — Надо придумать им какую-нибудь сугубо научную программу, которой они будут заниматься для прикрытия основной деятельности-

Каростин, который воспринял его замысел очень несерьезно, в шутку посоветовал:

— Пускай энциклопедию пишут.

— Гениально! — вскричал восхищенный его фантазией американец и с жаром продолжил: — А в конце концов, благодаря их работе через тысячу лет в Галактике возникнет идеальное разумно организованное общество.

Снисходительно выслушав этот детский лепет, Михаил додумал, что у тощего сопляка получится в лучшем случае очередная «космическая опера», перенасыщенная вдобавок скучными политическими лекциями. Вслух он своего скепсиса, конечно, не высказал — зачем зря обижать ребенка. Каростин ободряюще похлопал собеседника по плечу и произнес:

— Очень любопытный замысел. Дерзайте, юноша… — Потом спросил из вежливости: — Как, вы говорите, вас зовут?

— Айзек, сэр, — мальчишка явно был горд вниманием классика, — Айзек

Азимов…

Через пару десятилетий он станет сильно переживать, что не познакомился поближе с Клиффордом Саймаком, который весь вечер молча просидел в углу. Но тогда, осенью сорокового, таких сожалений не возникало. Михаил возвращался из редакции в прекрасном настроении. Однако в отеле Каростина всерьез обеспокоил капитан Сомов — сопровождавший его сотрудник Наркомата госбезопасности. Чекист сообщил об автомобиле с двумя пассажирами, который следовал за Михаилом весь день.

— ФБР, наверное, — безразлично сказал конструктор. — А может быть, снова немцы… Пускай следят до полного опупения. Ни черта не обнаружат. У нас особых секретов нет. Контракты, которые в эту поездку подписывали, не имеют отношения к обороне.

— Так-то оно так, но за тобой кто-то следил. — Сомов покачал головой. — Не к добру это.

Всю ночь чекист не спал, чутко прислушиваясь к малейшим шорохам за стенами комнаты. А утром капитан разбудил Михаила, сообщив тревожное известие: кто-то протолкнул под дверь конверт с письмом,

— И что же тебя так разволновало? — удивился конструктор, распечатывая послание.

— Очень уж странно это случилось. Сначала послышались шаги в коридоре, словно кто-то крадется мимо нашего номера. Я, понятное дело, насторожился, пистолет приготовил. А потом вдруг — точно минуту или около того был без сознания — по радио уже другой голос поет, а у меня голова слегка кружится. И письмо лежит на коврике. А я ведь смотрел точно на дверь, но не увидел, как конверт подсунули.

— Да, забавная история-Михаил подумал, что случившееся напоминает гипноз, которым злоупотребляют гонты. Наверное, и письмо от них. Так оно и оказалось. На листке плотной бумаги было написано по-русски каллиграфическим почерком:

«Уважаемый брат по разуму!

Излучения Вашего мозга указывают, что Вам известно о присутствии гонтов на планете Земля. Существует ряд вопросов, по которым между нами возможно дружеское сотрудничество.

Послезавтра в Сан-Франциско один из нас встретится с Вами.

Люди планеты Огонто».

27 октября 1940 года

«Они даже знают, что я сегодня возвращаюсь в Калифорнию! — Тут Михаил тоже начал беспокоиться, но потом решил: — Если это провокация СД, то мы будем наготове. А если на связь в самом деле вышли гонты — тем лучше».

Они отправились в обратный путь с Восточного побережья к Западному. Уже знакомый «Дуглас» летел с промежуточными посадками в Чикаго и Денвере, так что путешествие заняло немногим меньше суток. В Калифорнии все дела были давно закончены. Позвонив на авиабазу, Каростин выслушал рапорт командира «Красной

Звезды», который доложил, что машина заправлена, загружена всем необходимым и готова к старту, экипаж ждет пассажиров. Тем не менее он до последней возможности откладывал выезд, надеясь на посещение звездных гостей. Каростин даже велел Симанову и Котрикадзе отправляться на аэродром и передать командиру

АНТ-39, чтобы тот не беспокоился по поводу их задержки.