— Напротив, сэр. Там огромная дыра. Но большой кусок обшивки подводной лодки закрыл эту дыру. Будем надеяться, что он там и останется.

— Нам остается только молиться, боцман. Иного выхода у нас нет. Вне зависимости от того, как вы сами себя чувствуете, каждый человек на борту этого корабля у вас в долгу.

— Я навещу вас позже, сэр.

Он повернулся, посмотрел на Маргарет Моррисона, а затем на доктора Синклера.

— Ее сильно задело?

— Довольно сильно, но ничего серьезного. Она как раз сидела на постели капитана Боуэна, когда раздался взрыв. Ее задело дважды.

Довольно глубокое ранение в верхней части правой руки и незначительная царапина на лбу, сестра Мария только что закончила бинтовать.

— Ей предписан постельный режим?

— Да. Но как я ни настаивал, все напрасно. Больше я и пытаться не буду. Может быть, вы попытаетесь?

— Нет, благодарю вас покорно.

Маккиннон подошел к девушке, которая обратила на него укоризненный взгляд карих глаз, слегка затуманенных от боли.

— Это ваша вина, Арчи Маккиннон.

— Точно так же сказала и Джанет, — со вздохом произнес Маккиннон. — Невозможно всем угодить. Очень, очень сожалею.

— И будете жалеть, и не только за это. Физическая боль, чтоб вы знали, ничто по сравнению с болью душевной. Вы обманули меня. Наш горячо уважаемый боцман на самом деле является тем, в чем обвинял меня, — выдумщиком.

— О, господи. Многострадальный боцман вновь предстал перед судом. И что же я сейчас не так сделал?

— Не только то, о чем я уже упомянула, но вы заставили меня почувствовать себя полной дурой.

— Вот как? Ничего подобного я не делал.

— Нет, делали. Помните, на мостике вы сказали — шутя, конечно, — что вы можете сражаться с подвод ной лодкой только ведя огонь черствым хлебом и гнилой картошкой. В общем, что-то вроде этого.

— Ага.

— Вот именно — ага! Помните ту эмоциональную сцену на мостике — эмоциональную с моей стороны, когда я говорила, что меня тошнит от дурацких разговоров, когда я умоляла вас сражаться и сражаться с ними.

Вы же это помните?

— Да, кажется, помню.

— Кажется! Вы уже тогда решили, что будете сражаться с ними, разве не так?

— Допустим, да.

— Допустим, да, — передразнила она его. — Вы уже тогда приняли решение протаранить эту лодку.

— Да.

— Так почему вы не сказали мне этого, Арчи?

— Потому что вы могли случайно проболтаться об этом кому-нибудь, а тот человек — Невидимке, который сделал бы все возможное, чтобы об этом стало известно капитану подводной лодки, и тогда, уверяю вас, лодка встала бы в такое положение, что у нас не было бы возможности ее протаранить. Вы могли даже, совершенно не зная об этом, проболтаться самому Невидимке.

Она даже не попыталась скрыть боль в своих глазах.

— Значит, вы мне не доверяете. А утверждали обратное.

— Я вам абсолютно доверяю, и повторяю вам это.

— Тогда почему...

— Причин много. Тогда вы были сестрой Моррисон. Я не знал, что есть еще Маргарет Моррисон. Теперь мне это известно.

— Т-так! — Она сжала губки, затем улыбнулась, явно успокоившись. — Теперь все ясно.

Маккиннон оставил ее, присоединился к ожидавшим его доктору Синклеру и Джемисону, и они втроем прошли к послеоперационной палате. Джемисон нес электродрель, молоток и несколько деревянных колышков.

— Вы видели входное отверстие от снаряда, — спросил Джемисон, — когда осматривали носовую часть?

— Да, видел. Оно примерно на дюйм-два выше ватерлинии. Через него могла попасть вода, но не обязательно. Трудно сказать.

— На какую высоту?

— Дюймов на восемнадцать. Это можно только предполагать.

Джемисон включил дрель. Сверхпрочное сверло без особого труда вошло в стальную дверь.

— Что произойдет, если там вода? — поинтересовался Синклер.

— Вставьте один из деревянных колышков, затем попытайтесь чуть выше.

— Прямо насквозь, — сказал Джемисон и немного отошел. — Все ясно.

Маккиннон дважды ударил кувалдой по стальной ручке. Ручка даже не шевельнулась. Когда он ударил третий раз, она затряслась и упала на пол.

— Какая жалость, — сказал Маккиннон. — Но выяснить, что произошло, мы все равно обязаны. Джемисон пожал плечами.

— Выхода нет. Осталась только сварка.

— Да, пожалуй.

Джемисон ушел, вернулся он буквально минуты через две со сварочной горелкой и в сопровождении Маккриммона, тащившего газовый баллон, а также лампу на длинном шнуре. Джемисон включил горелку и начал делать полукруг в том месте, где была ручка. Маккриммон вставил вилку в розетку, и лампа с жестяным абажуром ярко загорелась.

— Мы можем только предполагать, где дверь заклинило, — раздался глухой голос Джемисона из-под защитной маски для сварочных работ.

— Если мы ошибаемся, будем разрезать вокруг петель. Думаю, однако, нам не придется этого делать. Главное, что дверь не прогнулась. Обычно заклинивает в районе замка или защелки.

— Я уверен, что сделал дыру насквозь, а эта чертова дверь и не думает падать. Щеколда еще стоит в своем гнезде.

Маккиннон осторожно ударил кувалдой по двери, и полукруглый кусок металла упал внутрь. Он вновь ударил по двери, на сей раз сильнее, и она чуть-чуть подалась. Со вторым ударом она открылась на несколько дюймов.

Боцман отложил в сторону кувалду и стал толкать дверь, пока она, протестуя и скрипя, чуть ли не распахнулась. Он взял лампу у Маккриммона и вошел внутрь.

На полу была вода. Немного. Всего, наверное, дюйма два. Шпангоуты и головная часть палубы в результате взрыва сильно пострадали от шрапнели.

Входное отверстие от снаряда находилось во внешнем шпангоуте, примерно на высоте фута над палубой, и представляло собою дыру с неровными краями.

Двое матросов с «Аргоса» лежали в своих постелях, в то время как доктор Сингх, склонив голову к груди, сидел в небольшом кресле.

Казалось, что все трое мужчин совершенно не пострадали. Боцман поднес лампу к лицу доктора Сингха. Что сделала шрапнель с его телом — было неясно, но лица его она не затронула. Единственными признаками ранения были тоненькие ручейки крови из его носа и ушей. Маккиннон передал лампу доктору Синклеру, который склонился над своим мертвым коллегой.

— О боже! Доктор Сингх. — Он несколько секунд его осматривал, а потом выпрямился. — И надо же