никогда больше у нее не было от Билли ребенка. В тот момент я хотел сказать ей только одно: Ты должна была дождаться меня.

— Тебе пора домой, парень, — сказала мне миссис Парселл. Она внимательно рассматривала меня. Ее игла замерла над рваной пяткой носка, и я вздрогнул, потому что вдруг понял, что ей доподлинно известно, что творится у меня в голове. Никогда больше мне не удастся ступить на порог этого дома. Никогда больше я не увижу Чили Уиллоу. Я точно знал это и потому пил ее глазами, пока мог. На улице Билл надавил на гудок. Бубба снова заплакал.

— Спасибо, — сказал я Чили, снял со спинки стула свою мокрую рубашку и вышел наружу на солнце. Борта ядовито-зеленого пикапа Билла были погнуты, а кузов заметно заваливался на левую сторону. За лобовым стеклом на зеркале заднего вида болталась пара игральных костей из красного бархата. Когда я уселся рядом с водительским местом, пружины сиденья больно впились мне в зад. Два задних сиденья были сняты, а вместо них на полу машины стоял ящик с гаечными ключами и другими инструментами, валялись мотки проволоки. Несмотря на то что по случаю жары все окна были опущены, в кабине стоял устойчивый запах пота и чего-то густого и сладковатого, что я впоследствии определил для себя как “запах крайней бедности”. Я оглянулся и увидел, что Чили вышла на крыльцо с ребенком на руках.

— Билл, пожалуйста, на обратном пути загляни в магазин и купи ребенку молока! — крикнула Чили. В сумрачной глубине хижины я заметил мать Чили — она тоже стояла и смотрела нам вслед. Внезапно я понял, что обе женщины были очень похожи друг на друга, хотя мать сильно изменилась под ударами времени и жизненных обстоятельств, среди которых, как я догадывался, было немало горестей и разочарований. Я искренне надеялся, что Чили удастся избежать такого нелегкого жизненного пути. Оставалось лишь надеяться, что ее улыбка не окажется скрытой под маской печали, ключ от замка которой потерян навсегда.

— Пока, Кори! — крикнула мне Чили. Я помахал в ответ. С треском переключив передачу, Билл вывел пикап на дорогу и покатил прочь от лесного дома. Между Чили Уиллоу и мной поднялись клубы пыли. Нам пришлось проехать с милю или даже больше, прежде чем на дороге появился асфальт. Билл всю дорогу молчал и молча высадил меня у заправки возле авиабазы. Только когда я выбрался наружу, он бросил:

— Когда подрастешь, паренек, не советую тебе наведываться к чужим женам. Всегда трижды подумай, прежде чем сунуть куда-то свой стручок. Билл укатил, а я остался стоять один посреди раскаленной дороги. Боль была для меня ничто, не такой я был человек, чтобы распускать нюни. Хозяин бензозаправки показал мне телефон-автомат. Уже взяв в руку дайм с головкой Меркурия, чтобы опустить его в щель автомата, я передумал — я не мог расстаться с дорогой мне монеткой. Ведь совсем недавно эти десять центов лежали в кошельке Чили Уиллоу. Я просто не мог взять и бросить эту монету в телефон. Вернувшись к хозяину бензоколонки, я попросил у него дайм взаймы и пообещал, что мой отец вернет ему деньги, когда приедет за мной.

— У меня здесь не банк, — пропыхтел в ответ хозяин, но монетку мне все-таки выдал, добыв ее из ящика кассы. Через минуту монета провалилась в щель телефона. Я тщательно набрал свой номер. Мама сняла трубку со второго звонка. Еще примерно через полчаса за мной прикатили родители. Я ожидал самого худшего, но вместо этого меня чуть не задушили в объятиях; мама причитала надо мной, а отец пожал руку и с улыбкой потрепал по затылку. Я понял, что это хороший знак. По дороге домой я узнал, что Дэви Рэй и Бен добрались до Зефира сегодня в семь часов утра. Довольно скоро шериф Эмори вошел в курс приключившейся с нами истории, а также того, что два человека в масках в лесу что-то купили у Блэйлока Большое Дуло, после чего Блэйлоки гнались за нами через весь лес.

— Люди в масках были мистер Гаррисон и мистер Моултри, — сказал я. Мне стало неловко, потому что, сказав это, я тут же вспомнил, что мистер Гаррисон спас наши задницы во время знаменательной стычки с Брэнлинами на бейсбольном поле. Но как бы то ни было, шерифу нужно было знать обо всем случившемся. Мы проехали мимо авиабазы. Казармы, взлетно-посадочные полосы и ангары — все было обнесено высоким забором из металлической сетки, по верху которого была пущена колючая проволока. Дальше мы покатили к городу по дороге через лес, миновав поворот к дому с дурными девушками. Когда мы проезжали мимо озера Саксон, лицо отца стало непроницаемым, но, хотя в его глазах отразилась мука, он даже не повернулся и не взглянул на воду. Опушка, где я видел человека в длинном пальто, теперь заросла высокой травой, и определить место, где стоял этот человек, было невозможно. Как только озеро осталось позади, отец увеличил скорость, чтобы быстрее убраться оттуда. Когда мы вернулись домой, я оказался центром внимания, все ласкали меня. Я уплел огромный стакан шоколадного мороженого и все “ореос”, которые нашел на кухне. Отец называл меня “приятель” и “напарник” чуть не через слово. Рибель в восторге исслюнявил мне все лицо. Я вырвался из лона дикой природы и теперь вкушал заслуженную награду. Со мной было все в порядке. Само собой, родители захотели узнать подробности о моих похождениях, в том числе и о девушке, которая так заботливо смазала йодом все мои раны и царапины. Я назвал им ее имя, сказал, что ей шестнадцать лет и что она прекрасна, как Золушка из мультика Уолта Диснея.

— Похоже, наш парень втрескался в лесную красавицу по уши, — подмигнул маме отец, на что я хмыкнул и отозвался:

— У меня нет времени на каких-то там старых девиц! Но я уснул на диване с даймом в кулаке. Под вечер в субботу к нам заглянул шериф Эмори. Он уже успел побывать у Дэви Рэя и Бена; теперь настала моя очередь отвечать на его вопросы. Мы уселись на стульях на крыльце, Рибель улегся у моих ног и время от времени поднимал голову, чтобы лизнуть мне руку, когда где-то за горизонтом в темных тучах ворчал гром. Шериф Эмори внимательно выслушал мой рассказ о деревянном ящичке ценой в четыреста долларов. Когда я добрался до места, где узнал в людях в масках мистера Гаррисона и мистера Моултри, шериф сказал:

— Ты уверен, что это были именно они? Ты ведь не видел их лиц, так, Кори?

— Блэйлок Большое Дуло назвал одного их этих людей Диком; и потом, я видел окурок, который мистер Гаррисон выбросил в кусты: он упал прямо передо мной — это были те самые сигарки, которые он курит, с белыми пластиковыми мундштуками.

— Ясно. Шериф кивнул, но его скуластое лицо осталось бесстрастным.

— Дело в том, Кори, что в городе и его округе есть немало мужчин, которые курят сигары с мундштуками. И если Большое Дуло назвал кого-то Диком, это не обязательно Дик Моултри.

— Это были они, — твердо ответил я. — И тот, и другой — это были они, я же говорю.

— Дэви Рэй и Бен сказали, что они не узнали людей в масках.

— Может, они не узнали, сэр, но я узнал.

— Ну хорошо, я выясню, где были Дик и Геральд прошлым вечером около одиннадцати. Дэви Рэй и Бен сказали, что вряд ли смогут снова найти то место, где вы видели Блэйлоков и тех двоих. А ты что скажешь? Можешь отыскать это место?

— Не знаю, сэр, это будет трудновато. Но я все-таки могу попробовать. Я точно помню, что это было возле тропинки.

— Ага. Дело в том, что на холмах в лесу уйма тропинок и заброшенных дорог. Ты не видел, что там у них было, в этом ящике?

— Нет, сэр. Зато я слышал, что с помощью того, что находится в этом ящике, кое-кто отправится бить чечетку прямо в ад, так сказал мистер Гаррисон. Шериф Эмори нахмурился. В его глазах блеснули искры неподдельного интереса.

— Что он, по-твоему, имел в виду, когда так говорил?

— Я не знаю. Большое Дуло сказал, что он добавил туда пару лишних штук для надежности.

— Пару лишних штук чего?

— Не знаю, сэр. На моих глазах далеко у горизонта возникла молния и бесшумно вонзилась в землю.

— Вы теперь будете искать Блэйлока Большое Дуло, чтобы допросить его?

— Большое Дуло, — ответил мне шериф, — поймать невозможно. Я много слышал о нем, о том, что вытворяют он и его сыновья, но я ни разу в жизни его не видел. Думаю, он скрывается где-то в лесу, возможно, недалеко от того места, где вы с ребятами его видели. Шериф Эмори тоже смотрел на молнии. Его ноги были закинуты одна на другую, большие руки сцеплены на коленях.