бабы.

— О ком ты говоришь, Геральд?

— Перестань, Том, ты же знаешь. — Мистер Гаррисон мотнул головой в сторону Братона. — Это она наслала на нас эту дрянь. Она, их королева.

— Ты имеешь в виду Леди?

— Точно. Ее самую. Сдается мне, что она наслала на нас какое-то проклятие, из-за того.., ну, в общем.., ты понимаешь.., из-за того, что недавно случилось.

— Из-за сожженного креста? — закончил отец.

— Угу. Мистер Гаррисон отодвинулся в тень, потому что солнце добралось до его коленей.

— Она устроила какой-нибудь ритуал, свое вуду-шмуду, вот что я думаю. И теперь никто не сможет изловить эту проклятую обезьяну, а это не правильно, тут точно дело нечисто, говорю тебе, Том. Прошлой ночью эта тварь орала у меня под окнами словно баньши. Линду Лу едва удар не хватил.

— В том, что обезьяна гуляет по городу, виноват один преподобный Блессет и никто другой, — напомнил отец мистеру Гаррисону. — Леди к этому отношения не имеет.

— Но ведь и в этом нельзя быть до конца уверенным, верно? — Мистер Гаррисон стряхнул пепел в траву и снова вернул мундштук в рот. — Мы ведь не знаем, какая сила ей подчиняется. Клянусь, Клан правильно взял ее на заметку. Нам здесь эта негритоска не нужна. Ни она, ни ее петиции.

— Я не желаю иметь ничего общего с Кланом, Геральд, — сказал отец. — И поджигать кресты я всегда считал ниже своего достоинства. По-моему, это удел трусов. Услышав это, мистер Гаррисон тихонько усмехнулся, из его полуоткрытого рта выскользнул клубочек дыма.

— Не знаю, есть ли вообще в Зефире Клан, — отозвался он. — Но кое о чем я недавно слышал.

— Например?

— Да.., просто всякие разговоры. У меня такая работа, что волей-неволей услышишь много всякой болтовни. Люди говорят, что ребята из Клана услыхали о том, что творится в нашем городке, и решили, что пора Леди предупредить. Потому что, Том, многим кажется, что пора ее выставить отсюда, пока она не устроила в Зефире свой порядок и не отправила тут все в тартарары.

— Леди живет здесь с незапамятных времен, и до сих пор ничего с Зефиром не случилось.

— До сих пор она помалкивала. А теперь в нее словно бес вселился — она обнаглела и качает права. Цветные и белые должны купаться в одном бассейне, только представь себе! Знаешь что. Том? По- моему, этот размазня мэр Своуп склонен пойти ей на уступки, того и гляди, позволит ей все, что она только потребует.

— Ну, — отозвался отец, — времена всегда меняются. Раньше или позже перемены неизбежны.

— Господи, Том! — пораженно воскликнул мистер Гаррисон. — Уж не заодно ли ты с ней? На чьей ты стороне?

— Я ни на чьей стороне, Гарольд. Единственное, что я хотел сказать: нам тут в Зефире не нужны ни овчарки, ни брандспойты, ни бомбы террористов. Дни Булла Коннора давно миновали. По мне, так я ничего не имею против того, что мир идет вперед, таков уж уклад вещей, и ничего тут не попишешь. Отец пожал плечами.

— Перед будущим мы бессильны, Геральд, оно придет и нас не спросит. Это исторический факт.

— Уверен, что ребята из Клана могут тут с тобой поспорить. У них совсем другая точка зрения.

— Может быть. Но их дни тоже сочтены. А ненависть всегда порождала только еще большую ненависть. Мистер Гаррисон несколько минут сидел молча. Его взгляд был устремлен на крыши Зефира, но что он пытался там увидеть, трудно было понять. Наконец он поднялся и, подхватив свой мешок с письмами, закинул его на плечо.

— Раньше ты мне казался разумным парнем. Том, — сказал он на прощание и двинулся к своему грузовику.

— Эй, Геральд! Погоди-ка минутку. Вернись, прошу тебя — крикнул вслед мистеру Гаррисону отец, но тот даже не обернулся. Отец и мистер Гаррисон учились в школе Адамс-Вэлли в одном классе, и хотя никогда не были близкими друзьями, вся их молодость прошла в одной компании. Отец рассказывал, что мистер Гаррисон играл полузащитником в футбольной команде “Адамс-Вэлли” и его имя, выбитое на серебряной табличке, висит теперь на стене почета школы.

— Эй, Большой Медведь! — снова позвал отец, вспомнив школьное прозвище мистера Гаррисона. Но мистер Гаррисон даже не оглянулся, только бросил окурок в решетку водостока, завел свой грузовичок и укатил. Время шло, и пришла пора моего дня рождения. Я устроил праздник и пригласил Джонни, Дэви Рэя и Бена на мороженое и мамин торт. Торт был с двенадцатью свечами. Пока мы угощались тортом в гостиной, отец положил наверху на мои стол подарки. Перед тем как настало время открывать подарки, Джонни пришлось уйти домой. Его все еще иногда мучили головные боли, и он принимал таблетки. Джонни подарил мне два отличных белых наконечника от стрел из своей коллекции. Дэви Рэй принес мне куклу Мумии Ревелля, а Бен подарил пакетик маленьких пластмассовых динозавров. В комнате меня ждало чудо: на моем письменном столе стояла пишущая машинка “Ройял”, серая как линкор, а в ее каретку был вставлен белоснежный лист бумаги. Эта машинка, очевидно, уже отпечатала немало миль. Часть клавиш была вытерта, на боку, прямо на краске, было выцарапано П.Б.З. Позже я узнал, что это значит “Публичная библиотека Зефира”: машинку приобрели на распродаже старого имущества. Буква “е” застревала, пробел часто не срабатывал. Но в тот вечер я сел за свой письменный стол, отодвинул в сторону жестянку с карандашами “Тэкондерога” и с колотящимся сердцем медленно напечатал собственное имя на листе бумаги. Так я вступил в эру высоких технологий. Довольно скоро я понял, что печатание на машинке — дело нелегкое. Мои пальцы оказались очень неловкими. Мне придется долго упражняться, чтобы добиться хотя бы небольших успехов. Тем я и занялся, просидев над машинкой до глубокой ночи, так долго, что маме три раза пришлось напоминать, что пора ложиться спать. КОРИ ДЖЭТ МЭКИНСОН. ДЭВИ РЕЙ КОЛАН. ДЖИММИ УИЛСОН. РЕБЕЛЬ. СТАРЫЙ МОСИС. ЛЕДИ. ГОРЯЩИЙ КРЕСТ. БРЕМКИНСЫ. ШЛЯПА С ЗЕЛЕНЫМ ПЕРОМ. ЗИФИР. ЗЭФИР. ЗЕФИР. Мне предстояло пройти очень и очень долгий путь к совершенству, но я уже чувствовал энергию героев вестернов, храбрых индейцев, солдат в бою, энергию легиона детективов и отряда монстров, которые шагали со мной плечом к плечу, изо всех сил стремясь появиться на свет и излиться на бумагу. Однажды днем, катаясь на Ракете среди мглы, поднимавшейся с асфальта после дождя, я внезапно обнаружил, что нахожусь у дома Немо Кюрлиса. Немо собственной персоной стоял на крыльце — подбрасывал бейсбольный мяч в воздух и ловко ловил его, когда тот падал вниз и находился едва ли не на уровне его груди. Остановившись, я поставил Ракету на подножку и предложил Немо немного покидать. На самом деле мне просто хотелось еще раз увидеть Немо в деле. Мальчик с совершенной рукой, какой бы хрупкой и слабой ни выглядела его рука, воистину был осенен десницей Господней. Довольно скоро я пристал к нему, чтобы он попал мячиком в дупло дуба, находившегося через улицу. Просьба была немедленно исполнена: Немо запулил мяч точно в требуемую цель, и когда тот три раза стукнул там о стенки, я едва не упал на колени, чтобы стать верным поклонником Немо, которого я был готов боготворить. Потом зазвенели колокольчики, открылась входная дверь — и на крыльце дома появилась мама Немо. Я заметил, как под стеклами очков глаза Немо мигнули, будто его внезапно ударили по макушке.

— Немо! — позвала его мама голосом, напомнившим мне зуд пилы или готовой ужалить осы. — Я, кажется, запретила тебе бросать мяч, разве не так? Я все видела через окно, молодой человек! Мама Немо сбежала по ступенькам крыльца и бросилась к нам как ураган. У нее были длинные темно-каштановые волосы, может быть, когда-то ее можно было назвать миловидной, но теперь в ее внешности и лице появилось что-то жесткое. У нее были пронзительные карие глаза с глубокими морщинками в углах, ее косметика “Пан Кейк” была вся в коричневых тонах. На ней были тугие черные велосипедные брюки и белая блузка с воротником в красных горошках, на руках — желтые резиновые перчатки. Помада на ее губах была такая красная, что я поразился, увидев рот такого цвета. Она совсем не напоминала домохозяйку.

— Подожди, вот отец узнает! — добавила она. “Узнает о чем? ” — удивился я. Ведь Немо ничего