предаваться размышлениям и копаться в своих желаниях: голова Старого Мозеса качнулась вниз и стала стремительно опускаться к нам с Гэвином, напоминая острие огромной лопаты, и я услышал, как с шипением стали отворяться его челюсти. Попятившись, я крикнул Гэвину, чтобы он сделал то же самое, но тот держал меня мертвой хваткой. На его месте я бы поступил точно так же и ни за что бы не отпустил спасительную опору. Голова Старого Мозеса метнулась к нам. Я отпрянул назад, туда, где оказался узкий коридорчик, о котором я в тот момент и понятия не имел, — и зазубренные зубы вонзились в обе притолоки справа и слева от нас. Неудача взбесила Мозеса. Он попятился, снова бросился за добычей и опять с тем же самым успехом, хотя на этот раз дверной косяк треснул. Гэвин на моей спине плакал, издавая звуки вроде хнык-хнык-хнык, и волны, поднятые неугомонным Мозесом, то и дело заплескивали мне в нос и в рот. Что-то уперлось мне в левое плечо. От неожиданности и ужаса мое сердце чуть не выскочило из груди, а по спине побежали мурашки. Протянув руку, я нащупал в темноте черенок метлы, плававшей среди всякого мусора. Старый Мозес испустил рык, подобный тому, что издает паровоз, у которого готов взорваться котел. Я увидел, как устрашающая тень его головы начала продвигаться по коридорчику, и вспомнил Тарзана Гордона Скотта, с копьем сражающегося с гигантским питоном. Я схватил метлу, и когда зубы Старого Мозеса снова с треском вгрызлись в косяк, вонзил ее прямо в зияющую разверстую глотку этого пожирателя беззащитных собак. Уверен, вы отлично знаете, что случается, когда вы надавливаете изнутри пальцем на переднюю стенку своего горла. По всей вероятности, то же самое произошло и с чудовищем. Старый Мозес громогласно рыгнул, причем мук этот напоминал удар обухом топора по большой деревянной бочке. Голова чудища немедленно отдернулась назад, из моих рук вырвало черенок, а сама метла, связанная из кукурузных стеблей, застряла в глотке Мозеса. После этого Старого Мозеса начало рвать — это единственное понятие, которое я могу применить для описания происходившего, и я не преувеличиваю. Я услышал, как потоки отвратительно пахнущей жидкости устремились наружу, а вместе с ними утроба Мозеса начала извергать разнообразные, порой довольно странные, предметы. С десяток рыбин, побольше и поменьше, некоторые еще живые, другие уже полупереваренные и тухлые, пролетели по воздуху и осыпали нас с Гэвином со всех сторон вместе с совершенно непонятного происхождения склизкими кусками, половинками черепашьих панцирей, скорлупками мидий, скользкими камнями, мутью, илом и какими-то костями. Запах стоял такой.., в общем, вы представляете. В сто раз хуже, чем бывает, когда ваш школьный товарищ вываливает из желудка свою утреннюю овсянку прямо на парту. Я присел и с головой спрятался под водой, чтобы избежать мерзкого душа. Гэвину, само собой, пришлось сделать то же самое, хотел он того или не хотел. Сидя под водой, я думал о том, что Старому Мозесу стоит поразборчивей относиться к тому, что он соскребает со дна Текумсы. Вокруг нас бурлила и клокотала вода. Я вынырнул на поверхность за глотком воздуха, и следом за мной появился Гэвин, хрипло хватая ртом воздух и что-то истошно бормоча. Внезапно до меня дошло, что, собственно, происходит, и я заорал. Что давно уже пора было сделать.

— Помогите! — надрывался я. — Кто-нибудь, пожалуйста, помогите нам! В комнату ворвался луч фонаря, пошарил по воде с плававшей всячиной и ударил мне прямо в лицо.

— Кори! — раздался голос Судного дня от входной двери. — Я велела тебе не сходить с места!

— Гэвин? Гэвин? Где ты?

— Господи Боже мой! — ужаснулась мама. — Чем тут так воняет? Вода в комнате уже успокоилась. Я догадался, что Старый Мозес решил не препятствовать воссоединению матерей с их сыновьями. Поверхность воды была покрыта странной коричневой маслянистой жижей, в которой плавала дохлая рыба, но мама ни на что не обращала внимания, ее взгляд был прикован ко мне.

— Кори Мэкинсон, ты у меня неделю на стул не сядешь, так я тебя выпорю! — закричала она, когда заметила нас с Гэвином в нашей щели. Вместе с Нилой Кастиль они бросились к нам. Через мгновение они угодили в лужу содержимого желудка хозяина Текумсы, и по возгласу, который издала моя мама, я понял, что она больше не помышляет о порке. Вот так мне повезло.

Никто из моих друзей, конечно, мне не поверил. Дэви Рэй посмеялся надо мной, качая головой, и сказал, что он при желании мог бы придумать историю и получше. Бен Сирс с сомнением посмотрел на меня, видимо, думая о том, не слишком ли много в последнее время я смотрел в “Лирике” ужастиков. Джонни Уолкер некоторое время размышлял над моим рассказом в своей замедленно обстоятельной манере, после чего объявил свое решение:

— Нет, этого не может быть. Невозможно.

— Но я говорю правду! — взволнованно воскликнул я. Я сидел вместе с друзьями на крыльце моего дома. Стоял ясный день с прозрачно-голубым небом.

— Все так и было, клянусь!

— В самом деле? — переспросил Дэви Рэй, самый язвительный и остроумный среди нас, человек того сорта, который и сам не прочь приукрасить собственные похождения удивительными выдуманными подробностями. Подняв свою рыжеватую голову, он взглянул на меня голубыми глазами, в глубине которых всегда крылся дикий смех.

— И почему же, интересно, Старый Мозес не сожрал вас? Неужели он испугался метлы, которой ему угрожал такой дохляк, как ты?

— Вероятно, потому, — ответил я, задыхаясь от ярости, — что не знал, что в тот день у меня не было с собой лучевого ружья, при помощи которого я обычно расправляюсь с монстрами, вот почему! Не знаю! Этого тебе достаточно? Но все было именно так, как я рассказываю, и если ты…

— Кори, — донесся с кухни голос моей мамы. — Думаю, вам пора прекратить разговоры на эту тему. Я так и сделал. И, подумав еще немного, понял, что имела в виду мама. Нет смысла заставлять кого-то поверить в то, во что он не хочет верить. Например, я чувствовал, что мама тоже не особенно верит мне, хотя Гэвин Кастиль полностью подтвердил мой рассказ, во всем признавшись своей маме Ниле. Кстати говоря, мистер Торнберри поправился. Он по-прежнему был жив, и с каждым днем сил у него прибавлялось. Насколько я понимал, он собирался еще не раз сводить своего Гэвина на “Веселые мелодии”. Думаю, друзья скорее бы поверили мне, если б я смог дать им понюхать мою одежду, но, к сожалению, сразу же “ после нашего возвращения домой мама выбросила ее на помойку. Свою одежду, также насквозь пропахшую тухлой рыбой, она тоже выбросила. Отец молча выслушал мой рассказ и только покивал, держа перед собой туго забинтованные руки. На ладонях у него от многочасовой работы лопатой вздулись огромные волдыри.

— Что сказать, — проговорил отец, — на свете существуют такие вещи, которые нам не понять, окажись у нас хоть по сто жизней. Слава Богу, что вы оба — и ты, и мама — остались целы и что во время наводнения никто не утонул. Прошло две недели. Апрель остался позади, наступили солнечные майские деньки. Река Текумса, раз напомнив нам, кто здесь главный, преспокойно вернулась в свои берега. В четверти домов Братона жить было невозможно, это относилось и к дому Нилы Кастиль. И потому со стороны Братона почти круглые сутки доносился визг пил и стук молотков. Одно было хорошо после дождей и паводка: только стоило солнышку пригреть хорошенько — вея земля мгновенно заплодоносила и Зефир утонул в разноцветье весенних цветов. Зеленели изумрудные лужайки, одуванчики лезли как бешеные, кудзу покрывала холмы ровным ковром. В двери уже стучалось лето. Мое внимание было полностью занято подготовкой к выпускным экзаменам. Математика никогда не была моим коньком, однако дела обстояли так, что именно по этому предмету мне предстояло получить приличный балл, потому что иначе мне пришлось бы — от одной мысли об этом я чувствовал, что задыхаюсь, — все три каникулярных месяца посещать летнюю школу. Во время коротких часов отдыха я часто размышлял о том, каким образом мне удалось одолеть Старого Мозеса простой метлой из стеблей кукурузы. То, что мне с первого раза повезло угодить чудищу прямо в глотку, было просто удачей, а о том, что могло случиться, страшно было и думать. Однако постепенно я склонился к мысли, что дело тут было не только в метле. Старый Мозес, существо огромное, сильное и исполненное злобы, было похоже на деда Джейберда; он мог лихо загнать боязливую и