Пришло время радоваться, что у нас такие отличные лошади, ведь путь стал намного хуже. Питьевую воду для себя и лошадей мы сумели раздобыть лишь в одном-единственном месте; мы достигли его в полдень. Оно находилось на горном хребте, разделявшем два города и тянувшемся до самого моря.

Спуск с гор был таким крутым, что нам пришлось спешиться, чтобы поберечь лошадей. Оттуда уже виднелось море. Впрочем, лишь за час до города дорога выровнялась, и мы смогли продолжать свой путь верхом.

Мы спешно миновали Антивари и направились в Риву. Там, на берегу моря, стояли четыре дома: карантинная, агентство австрийского «Ллойда», таможня и постоялый двор. В последнее заведение мы и заглянули. Было пять часов пополудни, когда мы прибыли туда.

Следующую ночь мы провели на постоялом дворе; на другое утро мы поднялись на пароход; вскоре берег страны штиптаров скрылся от наших взоров.

Быть может, в следующий раз я расскажу о том, как мы добрались в Яффу. Сейчас я лишь упомяну, что лорд очень богато одарил Халефа и Омара и что я попросил своего друга и покровителя писать мне. Для этого хаджи взял с собой бумагу, а я написал на конверте адрес на турецком и французском языках.

Через два месяца после моего возвращения домой ко мне пришло его письмо. Халеф полагал: раз адрес указан по-турецки, то и все письмо тоже должно быть написано на этом языке. Его турецкий был удивительно перемешан с арабским, а его рука, привыкшая к оружию, а не перу, допустила немало забавных промахов; впрочем, письмо было столь же кратко, сколь и хорошо. Оно доставило мне огромную радость. Вот его содержание:

В последней строке предыдущей главы наша поездка подошла к концу, но, к своей радости, я принужден писать это приложение в ответ на просьбы читателей, желающих знать больше о моих путешествиях с Халефом и Омаром. Вот одно из наших приключений.

Я находился в Дамаске и намеревался ехать, минуя русскую границу, в Тифлис, поскольку один мой друг, профессор и языковед, заинтересовал меня кавказскими языками. В Дамаске я каждый день совершал прогулки по окрестностям города. Вскоре мне оставалось побывать лишь на горе Джеббель-Каффиум, где по восточному преданию Кабиль убил своего брата Хабиля[51].

Было раннее утро, и я надеялся, что мне никто не помешает. Однако, поднявшись наверх, я убедился, что был уже не первым посетителем здесь. Спиной ко мне сидел человек, одетый по-европейски. Он обернулся:

– All devils! Если это не тот самый жалкий Кара бен Немси, что подарил своего вороного жеребца вместо того, чтобы продать его, то пусть я сам, не сходя с места, стану жеребцом! Идите сюда, сэр! Я прижму вас к груди! Я вне себя от радости и изумления. Вы ведь получили мое письмо?

– Какое письмо, сэр? – Я узнал англичанина Линдсея.

– Из Триеста. Я призывал вас поехать со мной в Каир.

– Я не получал никакого письма. Меня вообще не было дома.

– Значит, чистая случайность? Давно ли вы обретаетесь в здешних краях?

– Вот уже одиннадцать дней.

– Я всего лишь четыре. Куда же вы намерены ехать отсюда?

– На Кавказ?

– Кавказ? Почему?

– Изучать языки.

– Чепуха! Вы болтаете на многих иностранных языках. Что вам с того, что вы пуститесь в сражения с черкесами. Поезжайте со мной! Это вам не будет стоить ни гроша.

– Куда?

– К Хаддедину.

– Что? – изумленно спросил я. – Вы едете к Хаддедину?

– Yes, – кивнул он, а его нос по своему усмотрению кивнул даже трижды. – Почему нет? Вы что-то имеете против?

– Ни в малейшей степени.

Мысль посетить Хаддедина, а значит и Халефа, была мне в высшей степени симпатична, но я намерен был иначе распорядиться своим временем и стал возражать. Лорд совсем не слушал меня, он качал головой, всплескивал руками так, что мне пришлось отступить на несколько шагов, и обрушивал на меня целый поток увещеваний, упреков, возражений. Наконец я взмолился:

– Уважьте свое горло, сэр. Может быть, оно вам еще пригодится. Я еду с вами, но пробуду в пути не более месяца.

– Прекрасно, прекрасно, великолепно, роскошно, сэр! Если вы говорите всего один месяц, то я рад, ведь я знаю, что ваш месяц может растянуться на целый год.

Два дня спустя мы были уже в пути; мы ехали одни; проводники были бы нам в тягость. Линдсей купил трех хороших верблюдов, один из которых вез наши припасы. Мы ехали тем же путем, которым я когда-то направлялся с пастбищ Хаддедина в Дамаск. Никаких приключений, достойных упоминания, нам не довелось пережить.

Наконец, однажды утром мы заметили двух всадников, кричавших: «Удалось, удалось!». Внезапно у меня вырвался крик изумления: я узнал обеих лошадей. Англичанин тоже заметил их, промолвив в ту же минуту:

– Черт возьми, да это же наш Ри! Это люди Хаддедина?

– Нет, конокрады, – тихо ответил я. – Они украли двух лучших лошадей Хаддедина. Нам надо их отбить. Остановитесь и побудьте здесь, пока я не вернусь!

Мы спрыгнули с верблюдов. Я приторочил к седлу «медвежебой» и карабин и вышел навстречу всадникам с пустыми руками. Они тоже остановились. Глянув назад, я увидел, что Линдсей держит ружье в руках. Когда меня разделяли со всадниками шестьдесят шагов, тот, что сидел на вороном, крикнул:

– Стой, остановись! Кто ты?

– Я хозяин того вороного, на котором ты едешь, – ответил я. – Слезай с него!

– Да испепелит тебя Аллах, – воскликнул он. – Ты в своем уме? Это моя лошадь!

– Это выяснится сию минуту.

Я сбросил бурнус, чтобы мой вороной отчетливее разглядел меня, и крикнул ему:

– Ри, мой милый Ри, иди ко мне!