узнать, в чем он заключался или где его можно было ждать. Разумеется, алим остерегся бы выдать мне этот секрет. Он схитрил бы и непременно обманул бы меня, поскольку я не знал, о чем идет речь. По этой же причине я мало чего достиг бы силой. Побои не принудили бы его сказать правду. Он непременно сказал бы мне что-то не то, в этом я был уверен.

Оставался лишь один способ узнать правду – это пристально следить за его лицом. Такой человек, как он, да еще в гневе, конечно, не умел сдерживать выражения лица. Он даже не задумывался о том, что может выдать себя игрой своей мимики.

Поэтому я расположился так, чтобы во время разговора его лицо было обращено ко мне, но из-за света костра он с трудом мог видеть меня. Взяв в руки дубинку, я даже разворошил костер так, чтобы пламя взметнулось выше. Вдобавок я принял самое непринужденное выражение лица и опустил веки, поэтому глаза казались полуприкрытыми, а взгляд не таким пристальным, каким он был на самом деле.

– Дорогу через горы ты не знаешь, – начал он. – Поэтому поедешь через Колучин. По колее, оставленной телегой, ты доберешься до брода; там вода неглубока. Под Колучиным, близ Кюлюса, Черная Дрина сливается с Белой и поворачивает на северо-запад, минуя Ругову. Но тебе не надо ехать вдоль Дрины, ведь из Колучина идет дорога в Ругову. Это та самая дорога, по которой едут из Обриды на юг, а потом в Спасию и оттуда на запад, в Скутари. Дорога идет по левому берегу Дрины, а Ругова лежит на правом берегу. Прибыв туда, ты остановишься, наверное, в хане. Его хозяина зовут Колами. Что он за человек, мне незачем тебе говорить, ведь ты поступаешь, как захочешь. Только учти, я рассказываю тебе так подробно, потому что уверен в твоей гибели.

Когда он заговорил, что от Колучина надо ехать не вдоль Дрины, а по дороге, он заметно стал торопиться и сбился на такой навязчивый тон, что я понял, как ему хочется, чтобы я поехал именно этим путем. Если выбора не будет и мне впрямь придется там ехать, то следует быть очень осторожным.

– Брось эти пояснения! – сказал я ему. – Я спрашивал тебя не о дороге, а о сторожевой башне.

– Башня стоит в лесу на берегу реки. Любой может тебе ее показать. Ты найдешь старинную дозорную башню; она обветшала; ее окружают развалины огромной стены. Башню построили так, чтобы при осаде трудно было проникнуть в нее. Подняться туда можно лишь по высокой лестнице.

– Есть там такая?

– Нет, теперь она не нужна. Стена была толщиной в несколько локтей; из нее через определенные промежутки вынули камни; так появились ступеньки, по которым можно подняться наверх. Однако наверху нет ничего, кроме руин и осыпавшихся камней; лишь небо простирается над ними.

– А под ними?

– Нет ничего.

– Не верю. Высоко ли расположен вход в башню?

– Пожалуй, раз в пять выше человеческого роста.

– Прежде там находились комнаты. Под ними непременно были какие-то другие помещения, и они сохранились поныне. Не строили же башню высотой в пятнадцать локтей сплошь из камня!

– Нет, она сплошная. Сколько мы ни пытались проникнуть внутрь, не сумели. Башня напоминает круглую колонну; до указанной высоты она сплошная и лишь потом в ней появляются помещения. Впрочем, по чистой случайности прямо под башней есть подземные шахты; правда, они никак не связаны с ней. Эти шахты остались от серебряных рудников, прорытых здесь в старину. Шахты вели сюда с горы; потом их засыпали, а на этом месте выросли кусты и деревья. Еще одна штольня вела сюда с берега реки; по ней отводили воду из рудника. Вход в эту штольню заделали, и никто не знал о нем, пока один из наших друзей случайно его не нашел. По этой штольне ты попадешь в рудник; он уводит вглубь; по нему ты проникнешь в огромную, круглую залу, к которой примыкают несколько камер.

– В одной из них находится Стойко?

– Да.

– В какой?

– Если идешь по штольне, то окажешься прямо напротив нее.

– Камера заперта?

– На деревянный засов; его легко отодвинуть.

– По штольне удобно передвигаться?

– Да, даже не нужно света. Коридор прямой и постепенно поднимается вверх. Пол выстлан досками, правда, они немного скользкие. В одном месте доски переброшены через расщелину в скале, но они закреплены так, что нет ни малейшей опасности.

Произнося эти слова, он презрительно махнул рукой, будто подчеркивая, как безопасен путь, однако тут же бросил на меня коварный, ликующий взгляд; его темные брови стали быстро дергаться, точно движимые некой бьющейся в нем мыслью. Этот взгляд, это подергивание бровей длились всего полсекунды, но были такими многозначительными, что я понял, в чем дело. Именно в этой расщелине нас подстерегала опасность.

Он наверняка солгал и до этого. Нижняя часть башни, конечно, не была сплошной. Стена толщиной в несколько локтей надежно защищала от врагов, да и вход в башню лежал довольно высоко над землей. Прежним обитателям башни, дозорным, требовались не только жилые помещения, но также подвалы и кладовые. Почему бы не расположить их в нижней части башни, и так огражденной массивной стеной?

А действительно ли там находился серебряный рудник? Это было наверняка еще до владычества турок, в пору правления болгарских ханов. Известен, например, болгарский хан Симеон[32], правивший с 888 по 927 год. При нем держава не только достигла своих наибольших размеров, но и развивала торговлю, ремесла и науки. Так, во многих частях страны искали благородные металлы. Власть Симеона простиралась на западе примерно до современного Персерина, то есть до тех мест, где мы сейчас находились. Так что вполне можно было встретить здесь шахту. Вдоль границы страны, – а она пролегала именно здесь, – высились сторожевые башни, и одна из них как раз защищала этот рудник.

Если эта догадка была верной, то следовало предположить, что при такой близости к границе, а значит, и к враждебным племенам, вход в шахту начинался именно в башне, а не в стороне от нее. Алим говорил о развалинах постройки, находившейся рядом. Быть может, именно под ними, то есть под защитой гарнизона башни, можно было проникнуть в рудник.

Кроме того, я не верил в то, что шахту засыпали. Рудники засыпают лишь в цивилизованных странах. Турки не любят браться за тяжелую работу, доставляющую лишь хлопоты. Им нет дела до того, что какой-нибудь болгарин или албанец свалится в открытую шахту и сломает себе шею. «Аллах того хотел», – говорят они, успокаивая себя.

Если шахта все еще не засыпана, то вход в нее располагается прямо в самой башне, либо рядом с ней и замаскирован руинами. Алим наверняка мог рассказать об этом, но принудить его было нельзя. Я не мог из него выдавить силой ничего, в чем бы не был уверен сам. Поэтому в ответ на его последние заверения, я равнодушно сказал:

– Но где же нас стережет опасность, о которой ты говорил?

– Она ждет вас, когда вы проникнете в эту огромную залу, чтобы освободить пленников.

– В чем же она заключается?

– Этого я не знаю. А если бы знал, то все равно не сказал бы тебе. Когда опасность известна, она перестает быть опасностью.

– Но ведь я могу заставить тебя сказать это под плеткой!

– Даже если ты забьешь меня до смерти, я ничего тебе не скажу, чего не знаю сам. Если ты принудишь меня, то я придумаю что-нибудь правдоподобное, лишь бы избежать побоев.

– Но откуда ты знаешь, что нам грозит опасность?

– Жут говорил о ней. Он сказал, что погибнет всякий, кто ступит в эту круглую залу, не зная ее секрета. Он, наверное, устроил там какое-то приспособление, чтобы убить любого незваного гостя.

– Гм! А где находится вход в эту штольню?

– В него попадешь только по воде. Нужно сесть в лодку и какое-то время плыть вверх по реке. По одному берегу тянется дорога, а слева, на другом берегу реки, прямо из воды высится крутая скала. Там, где река делает поворот, она очень глубока; в этом месте и находится вход в штольню. Обычно, пока река не обмелела, в штольню можно проникнуть, прямо сидя в лодке.