фермы должен был обеспечить преемственность. Шахез, обязанная жизнью своим предкам, имела точно такой же долг и перед потомками. Акал не задавала вопросов об этом — она сама родилась и выросла на ферме. С тех пор в школе она изучила радости и обязательства души, а вместе с Шахез познала радости и обязательства любви. Но ни одно из них не отменяло священного фермерского долга. Шахез могла не рожать детей сама, но обязана была позаботиться, чтобы в Данро зазвенели детские голоса. Если бы Темли с Оторрой заключили Вечерний брак, от него могли бы родиться дети для Данро. Но в седорету нужен ведь еще и Утренний брак — для этого Шахез предстояло отыскать себе Вечернего мужа. Она была не вправе удерживать Акал в Данро, равно как не было оправдания и в затянувшемся пребывании самой Акал на ферме, ибо ее призванием и судьбой стал Путь. Оставаясь здесь в качестве любовницы, она пренебрегала своим религиозным долгом, равно как и затрудняла Шахез исполнение ее обязательств как хозяйки землевладения. Шахез сказала чистую правду: Акал давно пора было уходить.

Выскользнув из-под одеял, Акал подошла к окну. Поеживаясь, она стояла обнаженная при свете звезд, которые подмигивали ей и снова сияли над крутыми серыми склонами. Она должна была уходить и не могла уйти. Жизнь была здесь, в теле Шахез, в ее грудях, губах, в ее дыхании. Акал отыскала жизнь и не в силах была теперь снизойти к смерти. Она не могла уйти и должна была уходить.

— Женись на мне, — сказала Шахез из темноты.

Акал вернулась к кровати, неслышно ступая босыми ступнями по голому полу, нырнула под пуховое одеяло и поежилась, ощутив рядом теплое тело Шахез. Она повернулась, чтобы обнять подругу, но та, крепко ухватив ее за руку, повторила:

— Женись на мне!

— О, если бы я только могла!

— Ты можешь.

Спустя секунду Акал вздохнула и повернулась на спину.

— Ты сама говорила, что здесь не найти Вечернего мужа. Тогда как мы сможем пожениться? Что я могу сделать? Отправиться вниз на равнину и выудить мужчину оттуда, так что ли? Используя твою ферму как наживку? Кого можно выудить таким образом? Никого, с кем я могла бы разделить тебя хоть на миг. Не хочу и думать об этом.

Шахез продолжала размышлять о чем-то своем.

— Я не могу бросить Темли в беде, — сказала она.

— Вот еще одно затруднение, — согласилась Акал. — Это не честно по отношению к Темли. Если мы находим Вечернего мужа, она ведь получает отставку.

— Нет, она остается.

— Два Дневных брака без Утреннего? Две Вечерние жены в одном седорету? Замечательная идея!

— Послушай, — сказала Шахез, погруженная глубоко в свои мысли. Она уселась, накинув одеяло на плечи, и заговорила пониженным голосом, торопясь высказаться. — Ты уходишь. Туда вниз. Проходит зима. На исходе весны народ поднимается вдоль реки в поисках летнего заработка. В Оро приходит мужчина и спрашивает, не ищет ли кто-нибудь хорошего чесальщика? В деревенской чесальне ему отвечают: да, мол, Шахез из Данро недавно искала помощника. Он поднимается в Данро и стучит в эту самую дверь. Меня зовут Акал, говорит он, я слышал, вам нужен чесальщик. Да, отвечаю я, нужен. Войдите. Входите же и оставайтесь здесь навсегда!

Ее рука железной хваткой сжимала запястье Акал, а голос дрожал от волнения. Акал слушала, как дети слушают волшебные сказки.

— Кто сможет узнать, Акал? Кто здесь знает тебя? Ты выше многих мужчин в округе, а волосы можно отрастить, и переодеться мужчиной — ты говорила, что когда-то любила надевать мужскую одежду. Никто не узнает. Ведь сюда почти никто и не приходит.

— Ой, оставь, Шахез! А люди здесь, на ферме, Магель и Маду… и Чест…

— Старики ничего не видят дальше своего носа. Мика вообще слабоумный. Ребенок ни черта не поймет. Темли притащит из Кед’дина старого Баррена, чтобы поженить нас. Этот с самого детства не отличал титьку от пальца. Зато провести брачную церемонию сможет запросто.

— А Темли? — спросила Акал, улыбаясь, но в беспокойстве: идея была дичайшей, Шахез же говорила обо всем об этом совершенно всерьез.

— О Темли не беспокойся. Она сделает все, чтобы вырваться из Кед’дина. Она мечтает попасть сюда, мы с ней мечтали о браке долгие годы. А сейчас мы можем. Все, что нам нужно теперь, это Вечерний муж для нее. Ей нравится этот Оторра. А ему понравится быть совладельцем Данро.

— Не сомневаюсь, но ведь ему, ты знаешь, достанусь и я! Женщина в Ночном браке?

— Ему необязательно знать это.

— Ты сошла с ума — разумеется, он узнает!

— Но только лишь после свадьбы.

Акал глядела в темноте на Шахез, лишенная дара речи. В конце концов она вымолвила:

— Так ты предлагаешь, чтобы теперь я ушла и вернулась спустя полгода, переодетая мужчиной? И поженилась с тобой и с Темли, и с мужчиной, с которым никогда еще не встречалась? И прожила здесь остаток своей жизни, прикидываясь мужчиной? И никто, мол, не догадается, кто я такая, и ничего не заметит? И меньше всего мой собственный муж?

— Он не имеет значения.

— Нет, имеет, — возразила Акал. — Это грешно и нечестно. И оскверняет святость брака. Так или иначе, из этого ничего не выйдет. Я не смогу дурачить всех! Во всяком случае не всю мою жизнь.

— А какой другой способ есть у нас пожениться?

— Найти Вечернего мужа, где-нибудь…

— Но я хочу тебя! Я хочу тебя себе в мужья и в жены. И никакой мужчина мне больше не нужен. Я хочу тебя, только тебя до самой смерти, и никого между нами, не хочу делиться ни с кем. Акал, подумай, подумай об этом, может, это и против религии, но кому от этого вред? Почему это нечестно? Темли любит мужчин, и она получит Оторру. Он получит ее и Данро. В Данро появятся дети. А я получу тебя, получу навсегда и навечно, жизнь моя и душа моя!

— О, нет, нет! — Акал громко всхлипнула.

Шахез обняла ее.

— Я никогда не была особенно хороша как женщина, — сказала Акал. — Пока не встретилась с тобой. Ты не можешь теперь превращать меня в мужчину! Я стану еще хуже тогда, совсем никуда!

— Ты не станешь мужчиной, ты будешь моей Акал, моей любовью, и никто никогда не встанет между мной и тобой.

Они раскачивались в кровати, смеясь и вскрикивая, вокруг витал пух и звезды смотрели на них с высоты.

— Мы сделаем это, сделаем! — кричала Шахез.

— Мы сумасшедшие! Сумасшедшие! — вторила ей Акал.