его всегда как исполнительного, смелого бойца своего отряда, не раз бывшего с ним в самых тяжелых и сложных операциях. Игорь участвовал и в похищении кардинала, и в разгроме базы неогуманистов на Куари. Он всегда отличался сообразительностью и решительностью в действиях. Создавшаяся обстановка, беззаботная жизнь в долине в окружении большого числа молодых и красивых женщин и веселых развращенных фавнов изменили его до неузнаваемости. Теперь ко всему этому добавилось пьянство.

Они подошли к берегу озера.

– Я сейчас… через пять минут буду в норме… – Игорь разбежался и нырнул в озеро.

– Смотри, не утони с перепоя, – крикнул ему вслед Владимир.

Вода в озере, которое пополнялось горными ручьями, была холодная. Игорь вынырнул метрах в двадцати от берега и поплыл. Через пять минут он, как и обещал, вернулся.

– Ну, я тебя слушаю. О чем ты хотел со мной поговорить? – спросил он, подходя к Владимиру и садясь рядом с ним на песок.

– Протрезвел?

– Почти. – Игорь лег на нагретый песок, закинув руки за голову, и приготовился слушать. – Было бы от чего пьянеть, вино слабенькое, – проговорил он, закрывая глаза.

– Ну, если ты уже протрезвел, то ответь мне: собираешься ли ты возвращаться к своим?

– Это в лагерь, что ли?

– А куда же еще?

– А что? Эта гадюка уползла?

– Не знаю. Но думаю, что нет.

– Тогда как, позволь тебя спросить, мы вернемся? Может быть, у тебя есть бластер, чтобы прикончить рептилию?

– Надо что-то придумать.

– Вот и думай! А я ничего не могу придумать. А потом…

– Что потом?

– Потом, здесь не так уж и плохо. Я бы сказал, даже очень неплохо! – он перевернулся и лег на живот, подставляя спину теплым лучам солнца.

– Сам посуди, командир, – назвал он Владимира по старой памяти, – мягкий ровный климат, обильная вкусная еда… женщины… ты только полюбуйся на них. Каждая из спасенных нами от кентавров могла бы быть на Земле кинозвездой. И притом они никогда не стареют! Мы с тобой, командир, попали в рай, который был когда-то утерян людьми. Чего тебе еще надо?

– И тебе не надоело это вынужденное безделье?

– Представь себе, нет!

– Не понимаю тебя.

– А что тут понимать? Скажи мне, во имя чего человек трудится?

– Как во имя чего? Да все, что мы имеем, создано трудом, в том числе и цивилизация.

– Вот-вот! Создано трудом. Следовательно, – Игорь окончательно протрезвел, – следовательно, –  повторил он, снова ложась на спину и закидывая руки за голову, – мы трудимся для того, чтобы что-то иметь? Не так ли?

– Не совсем, но приблизительно так, – не понимая, куда он клонит, – согласился Владимир.

– Пусть будет приблизительно. Ты согласен, что труд должен иметь какой-то смысл?

– Естественно! Нет ничего хуже бессмысленного труда.

– Прекрасно! Ну а какой смысл труда здесь? Здесь мы имеем все, что нам необходимо. Тут так тепло, что можно обходиться без одежды. Не надо обрабатывать поля, чтобы иметь пищу. Любой труд, если смотреть в корень, сводится к тому, чтобы защитить свое бренное тело от холода и голода. Все остальное имеет производное значение. И коль нет этих двух великих начал: холода и голода, то и труд теряет смысл.

– Но так можно превратиться в животное.

– Совершенно верно! Ну и что? Вот ты говорил о цивилизации. А для чего она, 'цивилизация'?

– Как, для чего?

– Вот я спрашиваю, какова конечная цель цивилизации?

– Могущество разума, человека… ну и…

– И? И что еще?

– Счастье человека…

– Правильно! Счастье! Ради этого счастья и создается цивилизация. Ну, а что делать, если я полностью счастлив? Мне не нужна техника цивилизации, ее машины, вычислительные устройства и тому подобное. Все, что мне нужно, я имею здесь. Следовательно, у меня нет причин желать каких-то изменений. Мне и так хорошо. Поэтому труд теряет свою цель, а следовательно, становится бессмысленным.

– Ты не прав. Труд является потребностью мыслящего человека.

– Слышал эту теорию. Возможно, она и верна. Но в ней опять-таки говорится об осмысленном труде, то есть таком, в результатах которого человек испытывает нужду. А здесь? Ну, в чем мы испытываем нужду? Скажи, и я с удовольствием начну трудиться, если буду знать цель своего труда.

– Постой! Ты что же, считаешь, что полное материальное обеспечение потребностей человека исключает его желание трудиться? Тогда ответь мне, почему на Земле люди довольно-таки богатые и всем обеспеченные продолжают трудиться, причем трудятся с полной отдачей сил.

– Ну, это легко объясняется. Люди трудятся для того, чтобы сохранить то, что они имеют, чтобы не отняли у них богатство те, кто менее обеспечен. Они трудятся, чтобы сохранить власть, ибо, потеряв власть, они потеряют и сверхнормативное обеспечение. Понимаешь, на Земле всегда существовало материальное неравенство. И это неравенство стимулировало трудовую деятельность человека. Те, кто был менее обеспечен, трудились для того, чтобы достичь более высокой степени обеспечения и положения в обществе, другие – для того, чтобы сохранить свое положение. Если бы там, на Земле, удалось достичь, как когда-то мечтали, материального равенства, которое гарантировалось бы каждому человеку вне зависимости от его вклада в общий труд, то люди перестали бы трудиться. Здесь же сама природа создала такие условия. Цивилизация фактически была создана потому, что голодные работали на сытых. Здесь все сыты, и никого не надо заставлять строить города, проводить дороги, ну и все прочее, чем отличается цивилизация. Заметь, здесь даже не ценится золото и драгоценные камни. Почему? Да потому, что на Земле они были как бы концентрацией голода, то есть возможности заставить голодного работать на сытого. Единственную ценность здесь представляют женщины, и из-за них происходят тут всякие стычки и сражения. Все остальное жители этой планеты получают даром. Даже бессмертие.

– Ну хорошо, ты прав. Труд должен иметь смысл. Я с этим согласен. Но вот ответь мне на такой вопрос. Если в чем-то имеется потребность, будет ли это стимулировать труд?

– Думаю, что да.

– Вот ты и попался! Я хотел было создать мастерскую, сделать ткацкий станок, но никто меня не поддержал, даже ты и то бросил работу.

– Не было смысла.

– Как? Разве нет потребности в одежде? Посмотри вокруг, все ходят почти голые.

– Тепло.

– Разве дело только в том, что тепло?

– Ах! Тебя шокирует, что женщины здесь ходят голыми? Ты считаешь это неприличным?

– Конечно. А ты что, нет?

– Представь себе, что ты находишься в Лувре.

– Причем тут Лувр?

– А притом, – Игорь рассмеялся, – притом, что если бы здесь разгуливали голяком старухи с отвисшими животами и варикозными ногами, я бы с тобой согласился, что это крайне неприлично. Послушай, дружище, ты напрасно отделяешься от всех!

– От кого это 'от всех'? От твоих грязных фавнов? Ты что, думаешь, я буду принимать участие во всех ваших безобразиях?