Эверсли! Так вот откуда ему так знакомо это имя! К сожалению, лицо офицера стерлось из памяти.
— Очень печально, — вздохнул Филип. — Много прекрасных людей унесла война. Я тоже был ранен. — Девушка охнула. — Да, в плечо. Пришлось вернуться в Англию. Иногда, при смене погоды, старая рана надсадно ноет. Но мне все-таки очень повезло: я вернулся домой живой.
Сабрина прикусила губу. Ну почему отцу выпала иная доля? Как несправедлив рок!
Но что сейчас думать об этом!
— Ваш хлеб немного похож на черепаху, а я только сейчас откусила у нее голову, — неожиданно выпалила она, к удивлению Филипа.
— Какая отталкивающая мысль!
Лицо Сабрины озарила улыбка, и на щеках появились милые ямочки. Как она очаровательна! Красива, полна света, энергии, лукава и остроумна.
— Вот отдохну немного и съем ее ноги!
— Да вы настоящая садистка!
— Что это означает?
Бедняжка до того невинна, что не слышала о порочном французе, маркизе де Саде! Филип покачал головой:
— Я просто хотел сказать, что у вас весьма живое воображение. Очень мило.
Сабрина неожиданно сжалась и ушла в себя. Филип удивился. Почему? Он ничего особенного не сказал.
— Знаете, — беспечно заявил он, — мне этот каравай напоминает плиту песчаника, который добывается в каменоломнях моего имения.
— Наша повариха время от времени учила меня готовить. Мне в самом деле понравился ваш хлеб, милорд, хотя должна признаться, что немного закваски не помешало бы.
— Вы правы, но я так и не смог ее найти.
Сабрина снова улыбнулась, но уже через силу, и откинула голову на подушку. И вздрогнула, когда он коснулся ее щеки.
— Нет-нет, не отстраняйтесь. Я должен проверить… Слава Богу, жара нет.
— И долго мы здесь находимся?
— По моим подсчетам, двое с половиной суток. Думаю, вы пробыли в лесу не слишком долго, прежде чем я вас нашел.
— Это Эппингемский лес.
— Ну вот, теперь я знаю, что ваша фамилия Эверсли и что этот лес называется Эппингемским. Не хотите открыть мне, где живете?
Глаза ее опасно сверкнули. Да у нее еще и характер есть!
— Какой сегодня день? — спросила она вместо ответа.
— По-моему, среда, — немного подумав, ответил Филип. Как странно жить вне времени!
Среда.
Девушка с обреченным видом отвернулась, не желая, чтобы он видел выражение ее лица. Она покинула Мон-мут-Эбби в воскресенье. С тех пор, казалось, прошла вечность. Сабрина подумала об оставленной деду записке и часто-часто заморгала. Она не заплачет. Ни за что не заплачет, иначе Филип заподозрит неладное. До деда уже наверняка дошли известия, что она не добралась до Боремвуда, и ее считают мертвой.
Филип встал. Что-то здесь не так. Но не стоит донимать ее расспросами.
— Позже мы поговорим о том, почему вы вдруг решили уйти из дому, милая. Ваша семья, наверное, с ума сходит от беспокойства. Бурану недолго осталось бушевать. — Он ободряюще сжал ее руку. — Нет, не волнуйтесь, все обойдется, вот увидите. Мои друзья, вне всякого сомнения, немедленно отправятся на поиски, как, впрочем, и ваши родственники.
Сабрина побелела как полотно, но постаралась выбросить из головы мысли о дедушке и Треворе. Она устала… смертельно устала. Сделав усилие, она повернулась к Филипу.
— Ваши глаза. Они так красивы… кажется, это было так ужасно давно, но помню, что хотела видеть, как вы хмуритесь или улыбаетесь, чтобы прочесть ваши мысли и узнать, какой же вы человек на самом деле.
— Со мной вам это вряд ли удастся. Потом решите, хорош я или плох. Сейчас поспите немного, а когда проснетесь, сил прибавится. Я оставлю вам суп с хлебом.
Филип терпеливо дождался, пока она не заснет. «Значит, у меня прекрасные глаза, Сабрина? Кстати, она так и не призналась, каким человеком меня считает!»
Он тихо подошел к окну и рассеянно уставился на белый пейзаж. Снег уже не бил в окна с прежней силой. Ветер ослабел. Скоро метель уляжется. Кстати, где он раньше слышал имя Эверсли? В Сьюдад- Родриго?
— Ну же, дорогая, что ты молчишь? Говори! Какие-нибудь новости?
Элизабет стояла перед дедом с опущенными глазами, нервно перебирая складки юбки.
— Никаких, дедушка, мне очень жаль. С самого утра наши люди обыскивают лес, но пока ничего не нашли.
— Тревор тоже участвует в поисках?
— Да, пытался, — пробормотала Элизабет, отводя взгляд.
— И что это означает, позволь спросить?
— Тревор тяжело переносит наш суровый климат. Он был вынужден почти сразу же вернуться и отправился в спальню, немного согреться.
Граф повернул голову и несколько минут молча всматривался в замерзшее окно.
— Сабрина не глупа, — пробормотал он наконец, скорее себе, чем Элизабет.
Та подумала, что сестра всегда была последней дурой, и презрительно скривила губы. Горечь и ревность терзали ее.
— Но это не я убежала из дому, — неожиданно выпалила она, — опозорив себя и семью!
Седые лохматые брови старика угрожающе сошлись.
— Сабрина отнюдь не потаскушка, Элизабет, хотя тебе нравится так думать! — прогремел его голос. — Твоя злоба и зависть не делают тебе чести. Так, значит, Сабрина бесстыдно предложила себя Тревору? Какая чушь!
Он заметил, что с лица внучки сбежала краска, но понял: добиться от нее правды вряд ли удастся. Каким непростительным легкомыслием с его стороны было считать, что неприязнь Элизабет к сестре уменьшится, как только он найдет ей мужа, и не просто мужа, а будущего графа Монмута. Граф хотел, чтобы Элизабет пошла к алтарю прежде Сабрины, и даже отверг предложение знатного дворянина, лишь бы благополучно пристроить Элизабет.
Старик покачал головой. Нет, он лукавит, даже сам с собой! Просто хотел как можно дольше не расставаться с Сабриной. Если бы только Кларендон попросил у него руки старшей внучки! Но тот был сражен Сабриной, когда увидел, как заразительно она смеется вместе со старым сквайром Фробишером, помогая тому сесть в кресло. Граф вспомнил ошеломленное выражение лица Кларендона. Тогда он сразу понял, что Ричард безумно хочет получить Сабрину.
Граф перевел взгляд на бледное лицо Элизабет.
— Итак, тебе нечего мне сказать? — многозначительно поинтересовался он. Ах, бессмысленный вопрос! Она, разумеется, станет молчать как рыба.
Элизабет сжалась под пронзительным взглядом старика.
— Но, сэр, если уж Сабрина по какой бы то ни было причине решила уехать из дому, почему не посоветовалась с вами? Вы сами признаете, что в письме ничего существенного не сказано. Не является ли это доказательством ее виновности?
Наконец-то ей удалось нанести удар!
Элизабет едва сдержала торжествующую улыбку. Она сумела взять верх! Он словно усох на глазах, прилип к спинке кресла, а ярко-голубые глаза мгновенно выцвели и затуманились. Вот тебе! Твоя
