слишком много силы и уверенности. И скорее всего, эту силу она черпала в любви Марка. Красивая и любимая женщина вполне может считать, что весь мир крутится лишь ради нее.

Тревор продолжал разглядывать свою мать, понимая вдруг, как мало он знает ее. С восемнадцати лет он оставил дом в Балтиморе и отправился в Вашингтон. Он хотел начать самостоятельную жизнь, и это ему вполне удалось, но ненадолго. Внезапно англичане осадили столицу, и, не желая быть замешанным в кровавых событиях, он вернулся домой. К тому времени ему было уже двадцать два, и он женился на Хелен, самой красивой и богатой девушке тех мест. В памяти у него она осталась мертвой, лежащей с серым восковым лицом.

— В следующий четверг мне должно исполниться двадцать пять, — решил он вдруг напомнить матери, намекая на ее возраст.

— Ах, я думала, что тебе всего двадцать три, Тревор, или даже двадцать два.

— Но.., как это может быть, мама?

— Всем своим друзьям я говорю, что ты гораздо моложе. Он сочувственно усмехнулся, понимая, как она страдает, что дети выдают ее возраст.

— Я не собираюсь сообщать им свой настоящий возраст, — поспешил он успокоить ее. — Ты видела Джеймса?

— Ах, он наверняка бродит где-нибудь, погруженный в себя, молчаливый и безрадостный. Его нельзя оставлять одного, пусть он займется чем-нибудь.

На самом деле Тревор догадывался об источнике неудовольствия своего младшего брата. У него расстроилась любовная интрижка с мисс Мюлленс. Он переживал, что из-за своей поездки в Англию ему пришлось расстаться с ней.

— Я поговорю с ним, мама.

— Отлично. Теперь расскажи во всех подробностях о встрече с мистером Боргесом. Я непременно придумаю план, как вывезти отсюда сокровище. Ты еще увидишь, как я всех перехитрю. Но прежде ответь мне, неблагодарный сын, зачем ты сообщил о сокровище Чейзов этим двоим?

Дукесса сидела у себя в спальне возле окна, неотрывно смотря на въездные ворота. Ей мало что удалось разглядеть. Мрачные облака закрывали небо, предгрозовая атмосфера усиливалась, темнело, накрапывал дождь. Какой прекрасный сумрачный вид! Он соответствовал ее душевному состоянию. Вдруг Дукесса услышала, как дверь смежной комнаты отворилась, и Марк вошел в ее спальню.

'Интересно, где он был? Отлеживался с головной болью?” Промелькнувшая мысль вызвала у Дукессы улыбку. Любопытно, что он теперь предпримет? Начнет кричать? А вдруг он прихватил пистолет, чтобы застрелить ее? Она ощутила возбуждение, но вовсе не страх при этой мысли. Как бы там ни было, но больше она не намерена сдерживаться, он будет получать ответ на свои издевательства. Пульс ее учащенно забился.

— Как ты, Марк?

— Ничего страшного, — начал он беспечным и игривым тоном, — вы лишь наградили меня нудным приступом головной боли, мадам. Очнувшись, я немного полежал, думая о вашем поступке. Что ж, теперь, кажется, время обеда. Ты выглядишь сносно. У этого платья опять довольно откровенный вырез, но оно все же скромнее остальных.

— Спасибо, — ответила она, переводя взгляд с него на вид в окне. — Я вовсе не собиралась убивать тебя. Приступ головной боли — это как раз то, о чем я мечтала. Но ответь, мне удалось достать хлыстом до твоей плоти, Марк? Я оставила метку на тебе? Возможно, шрам или рубец? Хотелось бы посильнее отметить тебя, Марк.

Он подумал о двух вздувшихся рубцах на коже.

— Ты совсем не носишь украшений. Разве у Уиндемов нет фамильных драгоценностей? Я прикажу, чтобы их принесли из сейфа. Наверняка какие-нибудь из них и придутся тебе по вкусу.

— Благодарю, Марк. Но неужели никакого следа на твоей благородной мужской плоти?! Я разочарована. О, как бы я хотела оставить вечную отметку на тебе! Чтобы, глядя на нее, ты вспоминал, как я секла тебя. — Она поднялась, расправляя пышные юбки. — Я не желаю твоих драгоценностей.

Он явно не собирался говорить о том, что между ними произошло.

Внезапно Марк подошел к ней и, взяв за подбородок, резко развернул ее к себе лицом.

— Фамильные драгоценности Уиндемов принадлежат и тебе. Если ты их не хочешь, что ж, дело твое. А что касается наших забав на конюшне, то я буду помнить лишь тебя, лежащую на спине с раздвинутыми ногами, прижимающуюся ко мне и жаждущую моих ласк. Буду помнить твои крики и стоны, закинутую в экстазе голову, прогнувшееся подо мной тело…

Она чуть улыбнулась, кокетливо наклоняя набок головку:

— Ах, это все моя дурная наследственность, кровь куртизанки. Не меньшее наслаждение я могла бы испытать и с любым другим красивым мужчиной.., быть может, даже и большее, кто знает? Возможно, заставив тебя жениться, я оказала себе плохую услугу. Мне очень жаль, если ты помнишь лишь это из нашей встречи. Я жажду, чтобы ты помнил другое — боль, унижение, женщину, одержавшую верх над тобой. Я хочу, чтобы эта мысль всю жизнь не давала тебе покоя, чтобы сознание испытанного поражения постоянно мучило твое сердце и душу.

— Хватит дразнить меня, Дукесса. Я еще не решил, какого возмездия ты заслуживаешь. Не беспокойся, я сообщу тебе о своем решении, как только оно придет мне в голову.

Она презрительно улыбнулась.

— Если ты намерен снова повести себя как ублюдок, не сомневайся, я готова повторить всю финальную часть сцены, разыгранной на конюшне. Я не собираюсь оставаться спокойной коровой. Если решишь мстить мне, то клянусь, ты очень и очень пожалеешь об этом. Поверь.

Он тихо присвистнул.

— Вот это да! Так, значит, прекрасной, мечтательной принцессы больше не существует? Кто же теперь есть вместо нее?

— У тебя еще будет возможность понять, кто я и кто ты. Он уставился на нее, как ей показалось, с неподдельным интересом, как будто видел перед собой нечто загадочное и особенное. Упрямец! Что он такое позволяет думать о ней? Марк вдруг как ни в чем не бывало перескочил на другую тему:

— А ты уже думала о тех рисунках в книге монаха? Неплохо бы иметь копии или наброски с них, если, конечно, мы хотим разобраться с этими пресловутыми сокровищами.

Что ж, он переключился вовремя, она уже устала пикироваться. Отлично. Очень удачный переход. Ей есть чем ответить. Дукесса выдвинула ящичек стола с инкрустированной крышкой, достала стопку рисунков и протянула их Марку, довольно улыбаясь. Он начал придирчиво рассматривать.

— Кажется, это деревенская площадь. Да, если не ошибаюсь, это Кирби Мелькэм. Видишь эти маленькие каменные коттеджи вдали и вогнутый мост через речку Эйр? Ты полагаешь, это место имеет какое-то отношение к сокровищам? Зачем здесь священник, благословляющий народ?

— Не знаю. Мне кажется, что это не деревенские коттеджи, а строения с кельями монахов. Не сомневаюсь, это Сент-Сваль, аббатство, один из его уголков. И наш родственничек, мистер Боргес, так думает. Непременно отправлюсь завтра на эти руины. Уже не один год прошел с тех пор, как я последний раз побывала там вместе с тобой. Близнецами и несчастными Чарли и Марком. Каких только каверз не изобретали мы, играя в этих монашеских кельях! Ты что-нибудь помнишь?

— Думаю, Тревор непременно отправится туда завтра, как только кончится дождь. И прихватит с собой Джеймса.

— Но ведь он знает, если сокровище и существует, то оно принадлежит тебе, Марк.

— Что ж, если очень захотеть, то можно вообразить его джентльменом и человеком чести, несмотря на то, что на самом деле он всего лишь наглый колонист. И меня до сих пор не перестает бесить его имя.

Оторвавшись от рисунков, Марк вдруг обнял ее и, наклонившись, поцеловал, придерживая руками лицо, чтобы она не могла увернуться. Она настороженно замерла, стараясь понять, что последует дальше. Он же, истолковав ее реакцию по-своему, решил, что она вернулась к своему обычному замкнутому состоянию. Откинув назад голову, он расхохотался.

— Спокойствие и выдержка. Все снова вернулось на свои места. Тебя не взволновал даже мой