— Как все же странно, — продолжал Тревор, — ты так похож на меня, за исключением цвета глаз.

— Да, и ты темен, как мрачная полночь. Наш дядя, предыдущий граф Чейз, называл меня сыном дьявола. Вам это определение тоже подходит, дорогой кузен.

— Возможно. По крайней мере еще совсем недавно оно подходило мне. В вашем владении огромные земли, — заметил Тревор, явно желая сменить тему разговора. — Я выбрал Клэнси, чтобы осмотреть их, хотя Лэмбкин предупреждал, что жеребец сбросит меня и затопчет. — Нагнувшись, он ласково потрепал шею Клэнси, который фыркнул и замотал головой.

Марк желал, чтобы Тревор не ласкал жеребца, а дал ему по носу.

— Он известен не только своим дурным нравом. Подпусти его поближе к кобылицам, и он тут же превратится в Аттилу, предводителя гуннов, готового приступить к разнузданной оргии. Как ни странно, но тебе легко удалось справиться с ним.

— О, я умею обходиться не только с лошадьми. — И без всякого перехода он переключился на другую тему:

— У моего брата Джеймса — светлые волосы и зеленые глаза матери. У отца были темно-голубые глаза, как у Дукессы. Ах, прости меня, ведь наши отцы были братьями. Что же в этом удивительного?

— Да, — отрывисто произнес Марк. — Мне почему-то кажется, что ты уже в курсе тех махинаций, которые учинили надо мной?

— Отчасти. Если моя мать захочет выведать что-нибудь, она этого непременно добьется от любого, не исключая и мистера Уикса, скажу я тебе. Прошлой ночью он выболтал ей кое-что. Еще бы! Неожиданно увидеть у себя в спальне ночью незваную гостью. Но вам не стоит беспокоиться об этом, кузен.

— Можешь звать меня Марк.

— Не волнуйся, Марк. Я сумею убедить мать, что здесь ее абсолютно ничего не ждет, и скоро мы все уберемся отсюда. Думаю, мы еще задержимся немного в Лондоне. Хочется показать город Урсуле и Джеймсу. Возможно, я свожу их в амфитеатр “Эстли”.

Марк подергал мочку своего уха — привычка, которую он перенял у Баджи.

— Должен я понимать это так, что наша финансовая проблема исчерпана, Тревор? Твое имя все еще коробит меня.

— Разумеется, — сказал Тревор, холодно растягивая слова по слогам. — Это лишь недоразумение. Моя мать приехала сюда, не зная, что вы с Дукессой женаты. Я, кстати, уговаривал ее подождать, отложить поездку до получения дополнительных известий. Ведь мистер Уикс в письме говорил о вероятности такого хода событий. К сожалению, она отказалась последовать моим советам. Мне ничего не оставалось, как отправиться вместе с ней.

— Но почему она решила отправиться в Чейз? Даже в случае, если бы мы с Дукессой не поженились, Чейз мог принадлежать только мне.

— Понятия не имею, но она настояла на этом. Отец много рассказывал ей о Чейзе, и она сотворила целый миф об этом имении. Возможно, у нее просто слишком беспокойная натура. Или… Да, скорее всего дело в сокровищах Уиндемов.

— Что?!

— Отец мой иногда говорил о каком-то сокровище, и каждый раз шепотом, как будто боялся быть подслушанным в собственном доме. Он любил повторять, что в один прекрасный день вернется на родину и отыщет его.

— Я никогда не слышал об этом. Мой отец ни разу не упоминал ни о чем таком, и его брат, последний граф Чейз, — тоже. Но это очень любопытно. Ваш отец дал какой-нибудь ключ, чтобы отыскать его?

— Вряд ли он знал какой-то ключ. Он лишь любил распространяться о возможных драгоценностях. Однажды отец поведал своим свистящим шепотом, что сокровища относятся ко времени Генриха VII, однако в следующий раз уже говорил о Генрихе VIII.

Марк был удивлен этим известием. Тревор между тем уже спокойно переключился на другую тему.

— Ты знаешь, конечно, что мой отец и тетушка Гвент переписывались до самой его смерти, а затем переписку продолжила моя мать?

— Нет, я и понятия не имел об этом. После смерти моих младших кузенов Чарли и Марка я не был здесь целых пять лет и приехал вновь лишь для того, чтобы вступить в права наследства. Боже, сокровища шестнадцатого столетия! Для меня это звучит как прекрасная волшебная сказка.

— И для меня, должен признаться. Но моя мать верит в эту легенду.

— Ладно, возвращаемся в Чейз? Тревор кивнул и улыбнулся Марку:

— Ничего бы мне так не хотелось, как сидеть и любоваться Дукессой. Невозможно поверить, чтобы столько красоты и кротких черт души соединялось в одной женщине.

— Хорошего спектакля тебе бы хотелось, — пробурчал себе под нос Марк, разворачиваясь и пришпоривая жеребца. Они скакали с Тревором бок о бок, не обмолвившись больше ни единым словом.

Мэгги застегнула жемчужное ожерелье Элизабет Кокрейк на шее Дукессы и, отступив назад, залюбовалась отражением в зеркале.

— Восхитительно! — проговорила она с довольным видом. Дукесса улыбнулась.

— Моя мама говорила, что жемчуг надо чаще носить — соприкасаясь с телом, он сохраняет свой живой блеск и теряет его, лежа в футляре.

— Восхитительно, — снова повторила Мэгги, прикасаясь к жемчугу. — Это жемчуг из устричных раковин. Он, должно быть, чертовски недешево обошелся его сиятельству.

— Да, наверное, ты права, Мэгги.

— Вообще ты довольно сносно выглядишь, даже красиво, если сделать маленькую натяжку. Я знаю, что и его сиятельство думает точно так же.

— Значит, ты считаешь, что его сиятельство делает эту натяжку, Мэгги?

— Какую натяжку, Дукесса? — растерянно спросила уже переключившаяся на свое Мэгги.

— Тебе кажется, что его сиятельство находит меня красивой? Она обернулась, почувствовав на себе чей-то взгляд. Марк стоял на пороге открытой двери, соединяющей смежные супружеские спальни. Дукесса старалась казаться спокойной, но не могла отвести от него взгляда. Он был в безукоризненно сидящем вечернем костюме, с упругой бабочкой, завязанной искусными руками Спирса. Его густые черные волосы были, пожалуй, слегка длинноваты. Голубые глаза казались очень холодными, холоднее последней зимы, заморозившей Темзу. Она попыталась улыбнуться ему, чувствуя, как всколыхнулись смутные надежды, ведь, оказывается, он провел эту ночь совсем рядом, всего лишь за тоненькой дверью, в соседней комнате. Стараясь держаться непринужденно, она сказала:

— Ax, Мэгги считает, что я недурна собой. А как вам кажется, милорд?

— Но, леди, граф — ваш муж и обязан находить вас красивой, — решила ответить за него Мэгги.

— Я обязан? Надо подумать. Ладно, ты уже достаточно подурачилась, Мэгги, можешь теперь оставить нас одних.

— Сию минуту, — ответила Мэгги, недовольная желанием графа удалить ее. — Позвольте лишь прикрыть этой хорошенькой шалью ее плечи. К вечеру становится прохладно, а я не хочу, чтобы она схватила простуду. Вот так, Дукесса. Теперь ты, бесспорно, прекрасна. Я одобряю.

— Спасибо, Мэгги. Можешь идти.

Мэгги, кивнув Дукессе и подмигнув графу, направилась к выходу, не переставая на ходу поправлять и взбивать свои пышные красные кудри.

— Где ты откопала этого черта в юбке? — спросил он, уставившись в изумлении на закрывшуюся за