Марк нахмурился при звуках сочного баритона Спирса, распевавшего на всю спальню куплеты про русского царя, принца и княгиню Екатерину.

— Милорд, вы уже виделись с Дукессой?

— Да, всего на какой-то миг. Она была в саду с юными леди.

— С ней все в порядке?

— А что с ней могло случиться, Спирс? Постой, ты что же, хочешь, чтобы я следил за ней так же, как ты за мной?

— Ну что вы, милорд! Просто когда я видел ее в последний раз, она показалась мне не очень счастливой. Ваш тон с ней часто бывает недопустимым, нужно соблюдать хотя бы внешние приличия!

— Она не заслуживает никаких приличий, допустимого тона и тому подобного, понимаешь ты это, предательский болван?

— Я очень ценю сдержанность и безупречные манеры вашего сиятельства, — ответил Спирс, бережно раскладывая в одежном ящике галстуки-бабочки с блестящей металлической нитью.

— Ты издеваешься надо мной, Спирс? Спирс выпрямился.

— Я? Издеваюсь над вами, милорд? Это чертовски обидная мысль! Как только она могла прийти вам в голову? Марк усмехнулся.

— Мне удалось застать ее врасплох. Не видя меня, она поучала Урсулу, как следует уважать мое сиятельство, главу рода Уиндемов.

— Что же тут удивительного, сэр, ведь так оно и есть. Что еще она могла сказать о вашем сиятельстве?

— Да, но зачем она говорила это? Перестав на время чистить щеткой платья Марка, Спирс сказал:

— Не понимаю, почему бы ей и не говорить этого, милорд.

— Заткнись, Спирс, ты ведь не викарий. Лучше бы вы с Баджи не совали свои противные нахальные носы в мои дела! Мне следовало бы упрятать тебя в исправительное заведение.

— Ах, оставьте, милорд! Скажите лучше, как вы поговорили с Дукессой?

— Прекрасно. Я не сказал почти ничего, а она, представив меня юным леди, снова превратилась в камень. Все как обычно. Хватит уже о ней. Я собираюсь проехаться верхом. Мне сказали, что этот проклятый неженка Тревор уже оседлал одну из моих лошадей и отправился осматривать Чейз. Захотелось, полюбоваться тем, что ему никогда не будет принадлежать.

— Но, милорд, вы однажды говорили, что у него есть шанс или, возможно, у его потомков. Как быть с этим?

— Пошел к черту, Спирс! Сейчас это совсем другое. Я не желаю, чтобы он вел себя здесь, словно граф, и положу конец его наглости. Интересно, не отправился ли этот пижон в дамском седле?

— Какая интересная мысль, сэр! Вы вернетесь к завтраку?

— Да, если успею разыскать этого парня. Надо бы разбить ему нос, но я не желаю слышать его криков и воплей. Нет, не стоит этого делать. Я лишь предложу ему направить лошадь обратно в Чейз.

— Это весьма предусмотрительно с вашей стороны, милорд.

Дукесса чувствовала голод, но ей вовсе не хотелось возвращаться в дом и встречаться с Вильгельминой. Но бедный мистер Уикс! Как быть с ним? Нельзя же оставлять его одного с этой неслыханно наглой дамой. Она вздрогнула, вспомнив рассказ мистера Уикса о том, как эта леди проникла в его спальню. Она как ни в чем не бывало стала требовать открыть ей с полной откровенностью все детали завещания. Ясно, что эта женщина способна на все, даже на то, чтобы применить силу, если понадобится.

Но где же Марк?

Он поцеловал ее руку и, вскользь представленный Урсуле, предпочел удалиться, слегка приобняв Антонию и Фанни. Уходя, он даже не взглянул на нее, не сказал ни одного, самого ничтожного, слова.

Обдумывая столь холодное к себе отношение мужа, Дукесса нехотя шла к дому. Через пять минут она уже заняла свое место за столом. Тетушка Гвент настояла, чтобы Дукесса заняла кресло графини, говоря, что она “лишь скромно занимала его до прибытия настоящей графини”.

Марка с Тревором не было.

Дукесса подала знак Сэмпсону накрывать на стол.

Вильгельмина произнесла недовольным тоном:

— Но где же мой племянник, новоявленный граф Чейз? Он — единственный, кто еще не представился мне.

— А я уже видела его, мама, — сказала Урсула, опуская ложку в черепаховый суп. — Он очень хорош собой и такой большой! У него волосы черные, как у Дукессы, и те же голубые глаза.

— Они ведь родственники, — ответила Вильгельмина. — Им нельзя было жениться. Это может плохо отразиться на их детях. Они могут оказаться какими-нибудь гномами.

— Но, мэм, наш брак абсолютно законен. Даже церковь не возражает против таких браков.

— Англиканская церковь, — произнесла Вильгельмина с заметной дозой презрения. — Какое им дело до этого? Они счастливы, принимая подкуп. Если у мужчины есть титул и деньги, чтобы заплатить, они одобрят и подпишут все, что угодно. Так ведь все и было, не правда ли?

— Уверяю вас, мэм, подкупа не потребовалось. Наш брак был заключен во Франции, где католическая церковь достаточно строга. Там даже требования при заключении государственного брака так же серьезны, как и церковные.

— Во Франции? — презрительно фыркнула Вильгельмина, напомнив Дукессе ее кобылу Бирди. — Теперь мне уже все ясно. Вряд ли такой брак может считаться законным в Англии!

— Уверяю вас, мэм, он абсолютно законен. Мистер Уикс представит вам все гарантии его законности. Но он сделает это после обеда, здесь, в этой комнате, а не в своей спальне, как вы от него добивались. Ну а теперь, думаю, нам не стоит докучать окружающим своей болтовней. Будем спокойно завтракать.

— Ты глупая базарная сука!

— Но.., простите, мэм?

— Я говорю, как чудно все это вышло у вас, без малейшей зацепки, не к чему придраться. Что еще могла бы я сказать?

Было очевидно, что негодование Вильгельмины возрастало, она уже почти не стремилась скрывать свои оскорбления.

— Новый граф ведет себя некорректно по отношению ко мне, — продолжала между тем Вильгельмина. — Он не пожелал даже представиться. Это указывает на пробелы в его воспитании.

'В этом она, возможно, и права”, — подумала Дукесса. Вслух же она произнесла:

— Вы еще будете иметь удовольствие встретиться с ним за обедом, мэм. — Она подняла свой стакан, и лакей Тоби налил ей лимонад. — Спасибо, — сказала она, улыбаясь ему.

— Чтоб он сдох!

— Прошу прощения, мэм? — спросила Дукесса, игнорируя чуть не задохнувшегося от изумления Криттакера, сидевшего рядом с Вильгельминой. Его реакция ясно показывала, что слова были произнесены достаточно четко.

— Я говорю, что его сиятельство граф просто взвыл бы, попробовав этой ветчины. Она пересолена и нарезана слишком крупными ломтями.

Мистер Уикс послал Дукессе предостерегающий взгляд и поднялся из-за стола. Дукесса видела, что даже бедная Урсула находится в замешательстве, но не может сдвинуться с места без разрешения матери. Фанни и Антония сидели, замерев от ужаса, будучи просто не в состоянии шевельнуться Дукесса продолжала медленно есть, в задумчивости поглядывая на своего кузена Джеймса, ее ровесника.