слова. Хотя, с другой стороны, за этот месяц у Завьялова не случилось ни одной потери. Особых заслуг, правда, тоже. Числов как-то раз буркнул о Завьялове:
— Людей бережет больше, чем думает об удаче. Когда приказ дурацкий — он король…
И поди пойми — комплимент отвесил Числов или насмешничал по своему обыкновению?
Пожалуй, все-таки насмешничал, потому как считал, что разведчик должен быть рискованней и наглее по жизни — ведь если кому-то и прощаются потери, так это в первую очередь как раз разведчику…
Примаков Завьялова знал, но не очень близко, однако никаких иллюзий не питал. Кстати, насчет уничтожения или пленения Хаттаба — тоже особо губу не раскатывал. Но… чем черт не шутит? А время поджимало, поэтому задачу Завьялову на выход разведвзвода полковник решил ставить самолично. Самохвалов, между тем, готовил остальных, готовил сам, потому что куда-то исчез как на грех замкомроты Числов…
Примаков ребром ладони объяснял рубежи выдвижения, Завьялов кивал вроде бы впопад и записывал добросовестно, хотя лучше бы слушал и вникал… Полковник нервничал, он боялся главного: а если духи, стерегущие горловину, спокойно пройдут за спинами разведчиков к месту высадки? Они ведь тоже понимают, для чего хорошо подходит ровная площадка… А потом как врежут по вертолету из «иглы» или «стингера»… Вот тогда и будет — Хаттаб. Причем полный. Кстати, о самом Хаттабе полковник говорить лейтенанту не торопился — оттягивал этот момент, понимая, что реакция у парня может быть сложной. Прошло минут двадцать от начала постановки задачи. Завьялов то ли усваивал — то ли нет. Примаков злился на командующего, на Хаттаба, на себя и в последнюю очередь — на зеленого летеху. Вздохнув, полковник ткнул карандашом в карту:
— А теперь — главное… Вот здесь… секи, Митя… ты можешь встретить Хаттабыча… Понял?
Лейтенант Завьялов заморгал глазами, вспомнив убитого прапорщика-спецназера и удивленно переспросил:
— Как это… Хаттабыча? Товарищ полковник… его же вчера в Моздок отправили… без руки… и это… мертвого…
Примаков некоторое время молча смотрел в чистые глаза лейтенанта, а потом сел, обхватил голову руками и нараспев, через паузу сказал:
— Еб… твою… м-м-мать…
Завьялов снова захлопал глазами, а полковник рявкнул с горькой усмешкой:
— Ты, мудак, хоть понимаешь, с кем на встречу идешь?
— Ну, со спецназом, — не слишком уверенно промямлил Митя и добавил через паузу: — Только Хаттабыча все равно не будет, я серьезно, его из АГС в подмышку…
Лицо Примакова озарилось идиотской улыбкой. Он долго молчал, массируя большим и средним пальцами надбровные дуги, а потом сказал почти ласково:
— Уйди, Митя. Уйди на хуй. Над нашей психбольницей реет вертолет…
Завьялов ничего не понял, но на всякий случай решил больше ничего не переспрашивать, отдал честь и вышел из палатки.
А Примаков еще долго сидел над картой, сопел, потирал грудь и матерился. Отошел он, впрочем, без валидола, встал и вышел на воздух, где практически столкнулся с Самохваловым. Майор мгновенно оценил погрустневший взгляд Примакова и ничего не стал спрашивать, коротко кивнув:
— Понял!
Полковник достал сигарету, размял ее, прикурил от зажигалки Самохвалова и вздохнул:
— А раз понял… Числов! Где он?
— Да ищут, — с досадой отозвался майор, — где-то тут был только что.
— Да-а, — философски заметил Примаков, выпуская дым ноздрями. — Весело тут у тебя. То лейтенанты, которые встречи с Хаттабычами не боятся… То цельные капитаны пропадают прямо в расположении… Его что — собаки ваши съели?
Самохвалов отмолчался. Примаков горько вздохнул:
— М-да… Кликни хоть бойца, умоюсь, пока Числова ищут…
Между тем полковник почти угадал насчет Числова и собак — но с точностью до наоборот. Капитан Числов сидел на корточках за камбузом и кормил тушенкой из банки Рекса. Пес свиную тушенку не столько ел, сколько пытался облизать руку Числову. Капитан улыбался и заглядывал псу в глаза:
— Наглая ты псина, Рекс. Мусульманин, что ли? Свинину не жрешь… Совсем оборзел в корягу…
Рядом с Числовым стоял плотный солдатик лет девятнадцати и гораздо более умильно, чем пес, поглядывал на тушенку. В руках солдатик вертел маленький радиоприемник. Капитан поднял на бойца невеселый взгляд:
— Ну что смотришь, как мышь из-под веника? Тушенки хочешь?
Солдатик сглотнул слюну, но покачал головой:
— Не… Я не потому, товарищ капитан… Просто я собачий язык изучаю. Я его, товарищ капитан, почти изучил. Еще на гражданке, когда в зоопарке работал…
— В отделе грызунов? — усмехнулся Числов. — За это тебя Грызуном прозвали?
Грызун пожал неопределенно плечами и продолжил свою мысль:
— Между прочим, товарищ капитан, лексика боевых собак очень сильно отличается от лексики, скажем, болонок…
Числов хмыкнул:
— Все как у людей. Тоже — лексика.
— Не все, — не согласился Грызун. — Собака вам никогда не завернет фигу в кармане. Только надо их язык понимать. Вот Рекс, к примеру, ест и прямо говорит: «Говно — ваша тушенка, товарищ капитан. Жир один. Ем исключительно из любви и уважения к совместному боевому прошлому».
Капитан рассмеялся:
— И откуда ты такой умный и грамотный, а, Грызун?
Грызун улыбнулся в ответ:
— А то вы не знаете, товарищ капитан. Из Питера я. За «Зенит» болею. А вы, товарищ капитан, за кого болеете? Давно хотел спросить, а пацаны — кто что говорят…
Числов перестал улыбаться, потер щеку и снова попытался поймать взгляд Рекса. После короткой паузы он ответил:
— А я, друг мой, за себя болею. Причем чем дальше, тем больше.
В этот момент за камбуз заглянул запыхавшийся боец, увидев Числова, он облегченно выдохнул и заголосил:
— Товарищ капитан! Товарищ капитан!
Числов поднял на него глаза:
— Чего орешь-то? Аж пес присел! Ну, я — товарищ капитан… И?..
— Боец глотнул воздуха:
— Товарищ капитан, вас срочно ротный ищет. И Примус с ним…
Числов заломил бровь, и солдат тут же поправился:
— В смысле — и товарищ полковник Примаков! Срочно!
Числов извиняющимся жестом развел руками перед мордой Рекса, отдал банку с тушенкой Грызуну, неторопливо поднялся, ловко одернул обмундирование и пошел за солдатом к штабной палатке. Грызун дождался, пока они немного отойдут, и, скорчив Рексу рожу и вздохнув, начал докармливать пса прямо пальцами из банки…
Тем временем, пока Числов шел к штабной палатке, умывавшийся Примаков натолкнулся взглядом на живописную группу из пяти невероятно грязных солдат, которые с оружием и стокилограммовыми комьями глины на ногах плелись прямо на него. А это были бойцы из взвода Панкевича — питерец Серега Родионенко, за угрюмость получивший кличку Веселый, москвич Андрей Мургалов — Маугли, ростовчанин Аркадий Азаретян, которого звали Арой и у которого акцент появлялся лишь тогда, когда он сам этого хотел, Ваня Коняев из Псковской области и по прозвищу, естественно, Конюх и узкоглазый сержант Пимен Николаев, известный больше как Тунгус.
Перехватив оживившийся взгляд Примакова, Самохвалов вздохнул, а полковник, стряхивая брызги с