— Пойдем тогда во двор. Вон в ту арку.

— А нас там маньяк не ждет?

— Не ждет.

Игорь поднялся с гранита, отряхнул брюки.

— Слушай, Настюх, ты откуда узнала, что я мент? Мы с Ильюхой вроде не рапортовались.

— Случайно. У тебя удостоверение из брюк выпало, когда ты их на стул вешал. Я посмотрела и назад положила.

— Спасибо, однако, — Плахов в душе перекрестился.

— А что, Илья тоже?.. Ну, мент?

— Он теперь не просто мент, он теперь сердитый больной мент. Догадываешься, почему? И между прочим, очень хотел бы встретиться с твоей подружкой.

Они пропустили грузовик, перешли дорогу и зашли в арку.

— С Тамарой? Она мне вообще-то не подруга. Так, в «Отвертке» познакомились недели две назад. Илью наградила? Я не знала, что она того.

— А ты-то не того? Я-то могу чувствовать себя спокойно? Или так, относительно?

— Можешь.

Игорь второй раз перекрестился в душе.

Они заметили скамейку-качели и приземлились на нее.

«А девочка совсем ничего, — отметил Плахов, — реснички подведет, так и совсем королева. „Мисс Новоблудск“. Как же я тогда не разглядел…»

Насте было где-то двадцать три, может, больше. Внешность не отличалась приторностью журнальных красавиц, но что-то притягательное в ней, несомненно, имелось. Хотя красоту каждый понимает по-своему. Есть, правда, общий секрет, делающий неотразимой практически любую женщину: масло «Рама» — на волосы, и никакой перхоти в критические дни.

Настя достала сигарету.

— Я, Игорь, посоветоваться хотела…

— Понимаю, дала в долг, а теперь не возвращают? В смысле денег.

Все обращения в милицию за советами сводились в основном к одной и той же долговой теме в разных вариациях.

— Нет, что ты. У меня в милиции знакомых, кроме тебя, нет, и обратиться больше не к кому. Хорошо вот тебя встретила. Ты ведь в уголовке?

— В «ксиве» написано именно это.

— И еще, Игорь, я тебе сейчас попробую все объяснить, ты только не считай меня идиоткой, ладно?

Плахов пожал плечами.

— Ну, если тебя не преследует маньяк, КГБ. ассирийская мафия и прочие страшилки… Ты давай рассказывай о проблеме, потом вместе решим, идиотка ты или нет.

— А ты никому?..

— О Господи…

Настя затянулась, стряхнула пепел.

— У меня есть родная сестра. Вероника, помнишь, я рассказывала?

Игорь не помнил, но кивнул.

— Помню, редкое имя.

— Мама любила поэтические имена — Анастасия, Вероника.

— Любила?

— Да, она умерла. Давно.

— А батя?

— Батя — бухарик конченый. Жалко его, конечно, отец все-таки. Инженером когда-то был хорошим.

— С ним живешь? — По оперской привычке Игорь на ходу задавал уточняющие вопросы.

— Да, у нас квартира в Кирпичиках. «Кирпичиками» назывался относительно новый район города, где первые дома строились из красного кирпича.

— Вероника постарше меня, ей сейчас двадцать пять. Очень красивая девчонка. Она раньше медсестрой работала в городской больнице, потом ушла… Сам понимаешь, за двести тонн туберкулезникам утки разносить — удовольствие ниже среднего. Потом как-то все не устроиться было, с мужиком своим она разошлась, он шизик какой-то, короче…

— Вляпалась?

— Пока нет, но все к тому идет. Она на иглу залезла, понимаешь? Я уже просто не знаю, что делать. Ей постоянно «бабки» нужны, а я ведь тоже не могу ее на шею сажать, мне, в конце концов, свою жизнь надо устраивать.

— По «Отверткам»?

— Ты, между прочим, там тоже был.

Игорь промолчал. Верно ведь…

— А я деньги не печатаю, на рынке кручусь, собачий корм да кетчуп продаю.

Настя докурила сигарету, сделала паузу, собираясь с мыслями.

— Давно она на игле? — спросил Плахов.

— Точно не знаю. Я месяца два назад случай» ее хлам нашла — шприцы, склянки, жгут. Раньше тоже видела ее дурной, под дозой, но Верка лишь отмахивалась — не бойся, мол, баловста это, захочу — завяжу. Ну и скатилась, как шарик под горку.

— Слушай, Настя, картинка знакома и банальна, поэтому ты от солнышка глазки-то не прячь. Если хочешь, чтобы я помог. С наркотой твоя сестричка связалась еще в больнице, верно?

— Кажется.

— Не кажется, а так оно и было. Согласен на туберкулезниках не проживешь. Лекарств толкала?

— Да.

— На чем и погорела, но связи остались. Приютили, не дали пропасть, в ямку упасть. Друзья познаются в еде. Так?

— Верно, в общем… — как бы стесняясь, оветила Настя.

— Ты не меньжуйся, дело житейское, можно сказать, привычное. На чем она? Сидит на чем?

— Я не знаю. Приносит откуда-то дрянь да колется в ванной.

— Ты именно из-за этого меня дернула?

— Нет, Игорь, не только… Я Верку все равно очень люблю, все-таки единственный родной человек. Батя не в счет, он про нас забыл бы давным-давно, если бы не жили вместе. Верка-то если честно, не постоянно у меня деньги брала, только когда совсем ломало, а так где-то сама подрабатывала. Позавчера рассказала где…

— Старушек в подъездах мочила?

— Игорь, я не знаю, что делать, понимаешь Я ей не сказала, что к тебе пошла. Мне кажется ты не такой, как все менты, не такой, как друг твой. Я поэтому и хочу тебе все рассказать. Ведь само собой ничего не рассосется.

— Само собой — нет, — подтвердил Плахов, которому слегка польстило, что он «не такой», хотя он и не мог понять, в чем именно. — Ну и где Вероника трудилась? Не бойся, хватать и сажать в камеру не буду.

Настя взяла новую сигарету.

— Много куришь. Прервись.

— Да, хорошо. — Настя сунула сигарету назад, в мятую пачку. — Ей наркотики козел один достает, некий Сережа. Он раньше в «Отвертке» вышибалой работал, а сейчас в казино трудится, в «Коробке золотом», знаешь, народное, для гопоты.

— Слышал.

— Он там охраной командует. Верка сказала, что они давно знакомы, она вроде даже любила его.