кто виноват. Мамаша, естественно, на Алика грузит. Вот после этой драчки она дочурку из квартиры и попросила.

— Мать удивилась твоему визиту?

— Не очень. Я бы сказал, обрадовалась. Вот, мол, доигралась, сучка. Там ведь полный букет — детская комната, комиссии, отчисление из школы, травка в карманах…

— Где-нибудь работала? До ларька?

— Про ларек мать не знает. До этого подметала пол в столовой. В валютник, думаю, села по блату. Просто так на такой стульчик не устроиться.

— Давай пробивай дальше. Попробуй за завтра. Хорошо бы до выходных успеть.

— Это как выйдет. Тут лучше дольше, но лучше. Все-таки Ильич головатый мужик был, зря его ругают. Потом нас ведь больше не девочка интересует, а мальчик. Алик. Если его установим, считай, дело в шлеме. Опознание — и вперед, в заснеженную даль.

— Не спеши. Кто стрелял, Андрей не видел. Были трое. Вменять убийство можно только одному. Кому — мы не знаем.

— Обыск. Пистолет поищем, иконы-то нашли.

— Здесь другой случай. Антона убивать не хотели, но убили. Пушка скинута на сто процентов. Возможно, и людей уже в городе нет.

— Чего гадать? Будет день — будет пища. Я дальше поехал. Мамаша на одну ее подружку навела. Попробую навестить.

— Только на работу завтра приди. Я имею в виду, вовремя приди. Я странность за тобой заметил. Как где симпатичная свидетельница мелькнет, так у товарища Казанцева следующий рабочий день начинается с полудня.

— Это ни о чем не говорит. Если меня нет на работе, это еще не значит, что я не работаю. Что за непотребные намеки?

— Ничего, Казанова. Мне просто надоело отшивать отсюда всяких размалеванных дурочек, ищущих какого-то Костика, то ли каскадера, то ли журналиста… Ты бы поменьше языком трепал, журналист.

Казанцев в ответ пожал плечами. Вот так, пару раз опоздал — и сразу система. Несправедливо. А журналист, потому что конспирация. Он, в конце концов, где работает, в коммерческом магазине продавцом? Нет. А поэтому, ласточка, я журналист-международник. Владею японским. Почему японским? А поди проверь…

Белкин поморщился. Чай был горьким и холодным.

— Может, сгоняем? — заметив его гримасу, спросил сидевший напротив. — Тут рядом. Хошь в розлив, хошь с собой.

— Не хочу.

Белкин выплеснул остатки чая в плетеную мусорницу, стоящую под столом.

— У вас люди на засаду есть? К его матери, в Купчино? — выпрямившись, спросил он. Речь шла о засаде у матери парня, убившего семью в общаге.

— Смотря на сколько. Сам же знаешь — кадровый вопрос. Рейды — один за другим. А после каждого — отчетик, будь любезен. Чтоб газетки потрубили чуток — спите спокойно граждане великого города, милиция рейдует и в обиду вас не даст. Так что, Иваныч наверняка откажет.

— Там на пару дней, не больше. Потом смысла не будет. Не сунется.

— От вас будет кто?

— Дадим.

— Ладно, договоримся… Слышал, наши тут отличились на засаде? Весь отдел неделю ржал.

— Не…

— Да ты что? Все ж РУВД знает.

— Мы на отшибе. Новости долетают через месяц минимум.

— Прикол полный. Наши хату высчитали, где налетчик один гасится. Тут, рядом с отделом. Решили навестить. Пошел Витька, он новый, ты его не знаешь, да пара постовых. Витек, к слову сказать, парень ужасно дотошный и недоверчивый. Если, к примеру, пятьдесят абсолютно незаинтересованных человек делают подозреваемому алиби, то для Витьки это означает только одно

— подозреваемый ухитрился подговорить пятьдесят человек; о том, что он не виновен, Витек даже не подумает.

Да, ну вот. Как и предполагалось, дверь не открыли. Давай по соседям бродить. Бабуля шпионской закалки выявилась. Так и так, сыночки. Вчера приволок кучу коробок и чемоданов. Я в глазочек, естественно, случайно увидела. Так-то я обычно у телека дежурю. «Что, зоркая ты наша, там за вещички были?» — «Пожалуйста, записывайте. Телевизор „Сони-Тринитрон“ — одна штука, модификацию, извиняюсь, не разглядела; музыкальный центр „Панасоник“ с дисплеем и лазерным проигрывателем — одна штука; чемодан желтый — один; куртка кожаная, под мышкой, — одна…» Ну, и так далее.

Витек информацию через мозг-компьютер прогнал и вспомнил, что накануне аналогичный набор компонентов был похищен с одной квартиры как раз на его территории. Похищен путем разбойного нападения. Ага! Сейчас мы улучшим раскрываемость тяжких преступлений на вверенном участке. Мужики, выноси дверь! Если что — победителей не судят. Вперед, суворовцы!

«Суворовцы» — ребята здоровые, вышибли дверь вместе с куском стены и с пистолетами наперевес ринулись внутрь. Витька тоже не отстал — по-нашему, по-американски, ствол в двух руках, руки, согнутые в локтях, ноги почти на шпагате. Ван-Дамм херов. Пусто. Нет никого в хате. Попрыгали они, повыпендривались, угомонились.

Глядь, в одной комнате вещички сложены. Точно — со вчерашнего налета. Ну, что ж, прекрасно. Садимся в засаду и ждем. Товарищ, будем надеяться, не в Испанию укатил, скоро вернуться должен, может, и новые коробки будут.

На часах — два дня. На столе — брошенный обед. Обед доели и допили. Дверь на место поставили. Ждут. Витька понятых притащил, составил акт изъятия вещичек, затем экспертов вызвал — те пальчики на аппаратуре поискали. Чтобы не говорил товарищ потом, что все это хозяйство впервые видит и, чье оно, понятия не имеет. Или того хуже — что менты, мол, подсунули.

Короче, опять ждут. Там видик оказался, кассеты. Чего ж не подождать, когда фильм суперэротический? Гораздо приятнее, чем в вонючем кабинете с материалами разбираться или по дождю с дубинкой ходить, в свисток дудеть. Сидят, смотрят. Время к ночи, товарища все нет, опаздывает к вечернему чаю. Будем ждать, благо фильмов много.

После полуночи на сон потянуло. Витька, как старший по званию, занял диван. Постовые в креслах расположились. Красота, мы сидим — деньги идут. И никаких вопросов — засада.

Часа в три ночи, когда эротика порядком достала, анекдоты и разговоры про кто, кого, где, когда, как и сколько тоже надоели, глаза под воздействием ночных чар начали слипаться, а организмы требовали устойчиво-горизонтального положения, грохот в соседней комнате заставил сердца в грудных клетках вздрогнуть; руки автоматически выхватили пистолеты и дубинки, а мозг усиленно заработал в поисках объяснения.

Забегают в комнату — там раскрытый шкаф, а на полу — спящий мужик. «Ты кто?!» — «А вы кто?!» Как оказалось — тот самый налетчик, которого они пасут. Уснул в шкафу и вывалился. Он с двух дня до трех ночи — тринадцать часов! — на одном месте стоял, шевельнуться боялся, не то что по нужде сходить. Очень выносливый субъект. Я потом Витьку спрашиваю, что ж ты, дотошный наш, в шкаф не заглянул? Он выкручивается — мол, мы люди честные, по чужим шкафам не лазаем, дверь и ту не хотели выбивать. Да и эротика совсем не вовремя вмешалась. Зато, говорит, заметь, он первый уснул. Пусть теперь кто попробует заявить, что милиция спит на посту…

— Понятно. Пошли к Иванычу. Витьку только не надо. Пусть лучше рейдует, по нашему варианту уже есть две жертвы, хватит…