Мальчики знали, что к этой удочке на длинной леске привязана приманка: свинцовая, ярко раскрашенная рыбка со множеством острых крючков и пестрых перышек. Искусство ловли скумбрии на 'самодур' заключалось в том, чтобы наиболее точно соразмерить скорость движения приманки со скоростью движения косяка рыбы. Хищная скумбрия бросалась в погоню за пестрой приманкой, и тут нельзя было ни слишком уйти вперед, ни слишком отстать. Надо было раздразнить скумбрию, а затем поддаться - тогда скумбрия набрасывалась на 'самодур', жадно хватала перышки и попадалась на крючок.

Это было увлекательное зрелище. Но сейчас Петя и Гаврик были заняты совсем другим. Они напряженно следили за парусами, желая отыскать именно тот, который они ждали.

Кроме рыбачьих шаланд, далеко в море маячили белоснежные, щегольские паруса гоночных яхт Екатерининского и Черноморского яхт-клубов. Они заканчивали большой гандикап на ежегодный приз знаменитого одесского миллионера Анатра и теперь шли к финишу, круто накренясь под ветром, - многотысячные красавицы, построенные на лучших верфях Голландии и Англии: 'Майяна', 'Вега', 'Нелли', 'Снодроп'… В другое время они бы, конечно, поглотили все внимание Пети и Гаврика, но на этот раз Гаврик лишь одобрительно заметил:

– В море все равно как вечером на Дерибасовской. Гулянье. Можно незаметно проскочить.

– По-моему, это вон та шаланда, как раз на траверзе старого большефонтанского маяка, - сказал Петя, с особенным удовольствием произнося слова 'на траверзе'.

– Не, - сказал Гаврик. - У Акима Перепелицкого шаланда ярко-голубая, недавно покрашенная, а эта облупленная.

– Верно.

– Не верно, а так точно.

– Стой! Вот она!

– Где ты видишь?

– Напротив Золотого Берега, ближе сюда, ярко-голубая.

– Не. У нее новый кливер, а у Перепелицкого латаный.

– Когда они обещали прийти?

– Как солнце сядет, так и придут.

– Солнце уже село.

– Еще чересчур светло. Пускай трошки стемнеет.

– А может, совсем не придут?

– Шутишь, брат! Это дело партийное.

И мальчики продолжали с напряжением всматриваться в море.

А дело заключалось в том, что недавно в Одессу тайно приехал из-за границы, из Кракова, представитель Центрального Комитета с директивами от Ульянова-Ленина относительно выборов в Четвертую Государственную думу. Вот уже в течение недели этот представитель делал доклады о политическом положении, каждый день выступая на районных партийных собраниях. Сегодня его ждали на хуторке. Для большей осторожности его должен был привезти с Ланжерона на своей шаланде молодой рыбак Аким Перепелицкий.

Облака понемногу гасли. Море темнело. Яхты прошли мимо и скрылись из глаз. Рыбачьих парусов стало заметно меньше. Далеко в Аркадии, на гулянье, играл духовой оркестр, и ветер приносил оттуда звуки труб и глухие вздохи турецкого барабана. А шаланда Акима Перепелицкого все не показывалась.

Вдруг Гаврик ее увидел:

– Вот она, вот!

Парус показался совсем не там, откуда его ждали. Шаланду ждали со стороны Ланжерона, а она подходила со стороны Люстдорфа. Вероятно, из предосторожности Аким Перепелицкий сначала провел ее далеко морем до самого Люстдорфа, а уже там повернул назад, к даче Ковалевского. Теперь шаланда была совсем близко. Ее гнал попутный ветер, и она, прыгая с волны на волну, быстро бежала прямо к берегу.

В шаланде находились двое. Один, развалившись на корме, держал под мышкой румпель. Это был Аким Перепелицкий, и Петя его сразу узнал. Другой - небольшой, коренастый, в старой полосатой тельняшке под брезентовой рыбацкой курткой, босой, в штанах, засученных до колен, - сидя согнувшись верхом на борту, проворно, сноровисто развязывал морской узел кливер-шкота. И Петя его узнал не сразу.

Пока мальчики сбежали с обрыва, паруса уже были спущены, руль снят и брошен на корму, киль поднят, и шаланда, по инерции царапая дном гальку, врезалась в берег.

Как и полагалось по неписаным законам Черного моря, Петя и Гаврик сначала помогли вытащить тяжелую шаланду на берег, а уже затем поздоровались с гостями.

– Тю! Дядя Жуков! - совсем по-детски воскликнул Гаврик, пожимая руку уполномоченному Центрального Комитета. - Побей меня бог, я так и думал, что это непременно вы!

Жуков некоторое время всматривался в лицо Гаврика.

– А! - наконец сказал он. - Теперь, братишка, и я тебя признал. Ведь это ты меня, никак, лет семь тому назад вытащил из воды против дачи 'Отрада'? Так и есть! Ишь как вырос! А дедушка-то, а?.. Хороший был старичок, симпатичный. Ну, царство ему небесное. Помнится мне, все молился угоднику Николаю, но, как видно, так ни до чего хорошего и не домолился… - Тень давнего воспоминания пробежала по лицу Родиона Жукова. - Тебя как звать-то? Я уж, признаться, и забыл.

– Гаврик. Черноиваненко по фамилии.

– Черноиваненко? Стало быть, родственник Терентия Семеновича?

– Родной брат.

– Скажи пожалуйста! То-то, я смотрю, вы оба по одной дорожке идете.

– Дядя Жуков, а ведь я вас тоже хорошо знаю, - жалобно сказал Петя, который не мог перенести, что все внимание уполномоченного Центрального Комитета сосредоточилось на Гаврике. - Я вас знаю даже еще раньше, чем он. Когда вы прятались в дилижансе, помните? А потом - на пароходе 'Тургенев'…

– Да что ты говоришь! - воскликнул весело Жуков. - Стало быть, мы с тобой тоже старые друзья, коли не врешь!

– Святой истинный крест! - с жаром сказал Петя и перекрестился. - Даже Гаврик может подтвердить… Гаврик, подтверди дяде Жукову, что это я носил патроны на Александровский проспект!

– Верно, - сказал Гаврик.

– А год назад я вас в Неаполе видел. Вы еще были тогда с Максимом Горьким. Скажете - нет?

Жуков посмотрел на Петю.

– Верно! - воскликнул он. - Теперь припоминаю. На тебе была флотская фланелька, верно?

– Верно, дядя Жуков, - сказал Петя и гордо посмотрел на Гаврика. - Видал?

– Только вы вот что, братцы, - строго сказал Жуков. - Забудьте, что меня кличут дядей Жуковым. Был Жуков, да весь вышел. Теперь я Васильев. Запомните. Повторите.

– Васильев, - в один голос сказали Петя и Гаврик.

– Так и держать!.. Ну, а тебя как звать? - обратился он к Пете.

– Петя.

– Сын того самого учителя, - пояснил Гаврик.

– Чую, - сказал Жуков, подумал и решительно прибавил: - Ну так что ж, не стоит терять время. Пойдем, что ли… Как там народ, собрался?

– Давно уже, - ответил Гаврик.

– Дорога чистая? А то я в Кракове дал честное слово, что буду себя соблюдать осторожно, как гимназистка.

– Нет, кругом все аккуратно, - сказал Гаврик.

Родион Жуков взял из шаланды круглую корзинку, полную скумбрии, и поставил себе на голову, как заправский рыбак, идущий со своим уловом по дачам.

– Богато нарыбачили! - сказал Гаврик с уважением.

– За один раз всю корзину на серебряный самодур! - засмеялся Жуков, подмигивая Акиму Перепелицкому.