– Да вы же в этом деле ровно ничего не понимаете, только натрете себе на руках мозоли и прогорите. Тоже мне столыпинские отрубники! - прибавил он с улыбкой.

Петя заметил, что за последнее время Гаврик любой вопрос сводил к политике.

– Да, но что же было отцу делать? - сказал он с раздражением.

– Что делал, то и делать. Учить людей наукам. Учитель должен учить.

– А если запрещают?

– Ну, брат, учить людей не запретишь.

– Каких людей? Где они?

– Нашлись бы, если поискать, - уклончиво сказал Гаврик. - Ну, давай заниматься дальше.

Иногда после занятий Петя шел немного проводить Гаврика и, бывало, провожал его до самых Ближних Мельниц. По дороге они много разговаривали, и Гаврик уже не был так скрытен, как раньше. Петя узнал, что в городе существует комитет Российской социал-демократической рабочей партии, состоящей из беков и меков. Беки - это большевики, а меки - меньшевики. Между ними идет размежевание. Терентий и вся его компания принадлежат к бекам.

В Праге недавно кончилась партийная конференция, где тот же самый Ульянов, он же Ленин, он же Фрей, которому через Петю посылали письмо, победил меков, и теперь есть настоящая революционная партия рабочего класса.

– А революция будет? - спросил Петя, вспомнив мадам Васютинскую, ее страшные глаза, бегающие, как у сумасшедшей.

– Все будет, - сказал Гаврик. - Дай только соберемся с силами. Будет вам и белка, будет и свисток.

Однажды он вытащил из кармана грязный полотняный мешочек, наполненный чем-то тяжелым, и повертел перед Петиным носом.

– Видал? - сказал он, подмигивая.

– Что это? Ушки? - спросил Петя с удивлением. Он никак не предполагал, что Гаврик до сих пор может заниматься подобными глупостями.

– Ага, - утвердительно сказал Гаврик. - Может, сыграем? - И глаза его лукаво сощурились.

Петя протянул руку:

– А ну, покажи.

– Не лапай, не купишь, - строго сказал Гаврик и спрятал мешочек за спину.

Петя понял, что это не ушки, а что-то совсем другое.

– Это, наверно, такие самые ушки, от которых когда-то чуть не взорвалась вся наша кухня, - сказал Петя, вспомнив, как подпрыгнули на плите кастрюли и как повисла прилипшая к потолку лапша.

– Не совсем такие, но вроде, - сказал Гаврик, которому, видимо, очень хотелось похвастаться, но он никак не мог решиться. - Еще, брат, посильнее!

– Покажи! - взмолился Петя, сгоравший от любопытства.

– Только не сейчас.

– А когда же?

– Не будь таким любопытным, - сказал Гаврик и спрятал мешочек глубоко в карман штанов.

Петя обиделся и больше уже не просил - всю дорогу молчал.

Но когда друзья дошли до депо, Гаврик завел Петю за угол; оглянувшись по сторонам, вынул мешочек и развязал его зубами. Он высыпал что-то на ладонь и протянул к глазам Пети. Это были какие-то металлические палочки - штифтики, - от которых сильно пахло типографией.

– Литеры, - таинственно сказал Гаврик.

Петя не понял.

– Типографский шрифт. Буквы.

До сих пор Петя еще никогда не видел настоящего типографского шрифта. Правда, в детстве ему однажды подарили игрушечную типографию 'Победа' - жестяную плоскую коробочку, в которой помещались несколько десятков резиновых букв и подушечка, пропитанная штемпельной краской. Вытаскивая буквы особыми железными щипчиками, можно было набрать несколько слов и получить неровный лиловый отпечаток с полосками между строк. Но это было, конечно, совсем не то.

– И ты сам умеешь набирать и печатать? - спросил Петя.

– Спрашиваешь!

– И будет так же точно, как в газете?

– И будет так же точно, как в газете.

– А ну, набери что-нибудь.

– Что-нибудь набрать? - спросил Гаврик и задумался. - Ну ладно, что-нибудь наберу. Только пойдем подальше.

Они обогнули депо, пролезли под товарными вагонами, сбежали вниз с высокого железнодорожного полотна и очутились в глубоком кювете, поросшем сухим, прошлогодним бурьяном. Здесь они сели на землю, и Гаврик, вынув из кармана стальную штучку с медным зажимом, которую назвал 'верстатка', довольно быстро стал складывать литеры в длинную строчку.

Потом он достал огрызок карандаша и натер буквы графитом. Он снова порылся в своих бездонных карманах, вынул кусок чистой газетной бумаги, приложил к ней набор и постучал по ней кулаком.

– Готово! - И он протянул Пете бумажку, не выпуская ее, впрочем, из пальцев.

'Пролетарии всех стран, соединяйтесь!' - прочел Петя странные слова, слабо, но четко оттиснутые на бумаге настоящими газетными буквами.

– Что это? - спросил Петя, восхищенный ловкостью и быстротой, с которой Гаврик все это проделал.

– А вот то самое, - сказал Гаврик и, разорвав бумажку на шестнадцать частей, пустил клочки по ветру. - Но имей в виду! - строго прибавил он и поднес к Петиному лицу указательный палец, пахнущий керосином.

– Можешь не сомневаться.

Гаврик вплотную подошел к Пете и, дыша ему в ухо, быстро прошептал:

– Я этого шрифта уже накрал пятнадцать мешочков.