стригу и укладываю волосы — только этим и занимаюсь. Только этим и зарабатываю. Если вы действительно хотите, чтобы я вам волосы в порядок привела, то я постараюсь, все сделаю, что вы просите. Но занимаюсь я только этим. Кто бы там что ни говорил. Я слухами не интересуюсь. Я только прически делаю.

— Вот и хорошо, — сказал Гарп. — Я и хочу просто постричься и уложить волосы.

— Ладно, — сказала она, по-прежнему на него не глядя.

За рамку зеркала по обе стороны были воткнуты маленькие фотографии. Одна из них изображала свадьбу: юная Харриэт Тракенмиллер и ее ухмыляющийся супруг Кении весьма неуклюже калечили свадебный торт.

На другой фотографии беременная Харриэт стояла с малышом на руках, а третий малыш, примерно возраста Уолта, прижимался щекой к ее бедру. Харриэт выглядела усталой, но не изможденной. И еще там была фотография Дики, снятого рядом с Кении Тракенмиллером на фоне выпотрошенного оленя, висевшего головой вниз на ветке дерева. Это дерево росло как раз во дворе салона красоты «Нанетта». Гарп сразу узнал эту фотографию: он видел ее в одном из журналов вскоре после убийства Дженни. Фотограф явно желал доказать простакам-читателям, что Кении Тракенмиллер был прирожденным и хорошо обученным убийцей, ведь он убивал и оленей.

— Почему «Нанетта»? — спросил Гарп чуть позже, когда осмелился смотреть только на длинные, терпеливые пальцы Харриэт, а не на ее несчастное лицо или — упаси бог! — на собственные волосы.

— Мне казалось, звучит вроде как по-французски, — сказала Харриэт, понимая, что ее клиент откуда-то из «широкого мира», а не из Норт-Маунтена, штат Нью-Гэмпшир, и рассмеялась.

— Да нет, звучит и правда по-французски. — И Гарп тоже засмеялся. — Почти, — прибавил он, и они еще немного посмеялись, уже вполне дружески.

Когда он собрался уходить, она мокрой губкой стерла собачью слюну с его куртки и спросила:

— Вы что же, и посмотреть не хотите?

Она имела в виду прическу; Гарп вздохнул и повернулся лицом к трельяжу. Да так и застыл: волосы показались ему просто прекрасными! Все те же давние волосы, того же цвета и почти той же длины, однако они, казалось, впервые в жизни соответствовали форме его головы. С одной стороны, они вроде бы аккуратно прилегали к черепу, но в то же время были удивительно легкими и пушистыми; легкая волнистость, созданная умелыми руками Харриэт, сделала сломанный нос Гарпа и его короткую мощную шею менее свирепыми на вид. И впервые в жизни Гарпу показалось, что он максимально соответствует собственному лицу — в том числе и внутренне. Хотя никогда не думал, что это возможно. Честно говоря, он вообще первый раз побывал в салоне красоты; волосы ему всегда стригла Дженни, а после женитьбы — Хелен. У мужского мастера он даже не брился никогда!

— Замечательно! — искренне сказал он; даже его изуродованное ухо было искусно замаскировано.

— Ой, ну так приходите еще! — сказала Харриэт, игриво и ласково подталкивая его в плечо. Ничего, уж он-то «толкнет» Филдз-фонд отнюдь не ласково! Ему хотелось сказать Харриэт, что он сын Дженни Филдз, но он понимал, что это абсолютно эгоистическое желание следует подавить.

«Несправедливо пользоваться чьей-либо эмоциональной уязвимостью», — писала полемичная Дженни Филдз. Так же думал сейчас и Гарп: нечего наживать себе капитал на чужих чувствах!

— Спасибо вам большое, и до свидания, — сказал он миссис Тракенмиллер.

Во дворе Дики ловко рубил дрова. Получалось у него просто здорово. Он остановился, завидев Гарпа.

— До свидания! — крикнул ему Гарп, но Дики молча направился прямо к нему с топором в руке.

— Дайте-ка посмотреть на вашу прическу, — сказал Дики.

Гарп стоял совершенно неподвижно, пока Дики изучал его голову.

— Вы были другом Кении Тракенмиллера? — спросил у него Гарп.

— Угу, — кивнул Дики. — Единственным другом. Я и познакомил его с Харриэт.

Гарп понимающе кивнул. Дики продолжал рассматривать его новую прическу.

— Все это очень трагично… — сказал Гарп, имея в виду случившееся.

— Да нет, совсем даже неплохо, — сказал Дики, имея в виду прическу Гарпа.

— Дженни Филдз была моей матерью, — сказал Гарп, потому что ему хотелось, чтобы кто-нибудь из них знал об этом, и он был уверен, что не наживет себе капитал на чувствах Дики.

— Но ей-то ты этого не сказал, верно? — спросил Дики, указывая в сторону дома своим длинным топором.

— Нет, конечно, — сказал Гарп.

— Это хорошо, — сказал Дики. — Она ничего такого и слышать не желает.

— Я так и понял, — заметил Гарп, и Дики одобрительно кивнул. — Ваша сестра — очень милая женщина, — прибавил Гарп.

— Что правда, то правда! — закивал Дики.

— Ну ладно, пока, — сказал Гарп, собираясь уходить, но Дики легонько коснулся его рукоятью топора и сказал:

— А ведь это мы его пристрелили. Вы знаете?

— Вы застрелили Кении? — изумился Гарп.

— Я был одним из тех, кто стрелял, — сказал Дики. — Так что, может, и я. Кении совсем спятил. Кто-то должен был его пристрелить.

— Мне очень жаль… — растерянно сказал Гарп. Дики пожал плечами.

— Мне-то он нравился, — сказал Дики. — Но насчет Харриэт он совсем спятил. И насчет вашей матери тоже. И нормальным он бы уже никогда не стал, это точно. Просто больной сделался насчет женщин. Говорю же, спятил. И явно навсегда.

— Ужасно! — сказал Гарп.

— Ну, пока, — сказал Дики и направился к дровам, а Гарп побрел к своей машине, спотыкаясь о замерзшие кучки собачьего дерьма, которыми был покрыт весь двор.

— Эй, а подстригла она тебя здорово! — крикнул ему вслед Дики. Причем совершенно искренне.

Проезжая мимо, Гарп на прощанье махнул Дики рукой; Дики снова с ожесточением колол дрова. А из кухонного окошка Гарпу помахала рукой Харриэт Тракенмиллер, и это был отнюдь не кокетливый жест — она искренне желала ему доброго пути, он не сомневался. Гарп поехал обратно через Норт-Маунтен и в единственной тамошней закусочной выпил чашку кофе, затем заправился на единственной заправочной станции. И все подолгу с удивлением смотрели на его красивые волосы. А потом он поехал домой и прибыл как раз вовремя — к празднованию первой публикации Эллен Джеймс.

Если Гарп и почувствовал себя не в своей тарелке, узнав эту новость, то он в этом не признался. Он сидел за столом, ел омара, морские гребешки и пил шампанское — и все ждал, когда Хелен или Дункан прокомментируют его новую прическу. Только когда он уже мыл посуду, Эллен Джеймс вручила ему промокшую записочку:

«Вам постригли и уложили волосы?»

Он раздраженно кивнул.

— Мне не нравится, как тебя постригли, — сказала ему Хелен в постели.

— А по-моему, просто потрясающе! — возразил Гарп.

— Ты сам на себя не похож, — сказала Хелен, изо всех сил стараясь растрепать ему волосы. — Прическа, как у трупа! Уложено намертво! — сказала она в темноте.

— У трупа?! — возмутился Гарп.

— Ну хорошо, у тела, готового к кремации, — поправилась Хелен, упорно продолжая ерошить ему волосы. — Кошмар какой-то— каждый волосок на своем месте! Нет, слишком идеально. Ты выглядишь совершенно неживым! — сказала она и вдруг заплакала и плакала все сильнее, и Гарп обнимал ее и ласково пытался выяснить, в чем причина ее горьких слез.

На этот раз Гарп совершенно не ощущал присутствия Подводной Жабы (в отличие от Хелен), а