Белизна лица, страница. Белый не квадрат, а форма лица. Черный проспект, а не квадрат, огни после разговора, его продолжение на проспекте. Кафе на Конюшенной. Спускаемся, но не в кафе, а в музей, на улицу, после кафе-разговора, возвращение как из оперы. Время и камни. Сад рядом с музеем. Разговор о романе, повторения. Люди на выставке, бороды, платья, скульптуры как в Греции, подкрашенные, расписанные. Будда.
Фарфоровые статуэтки как после раскопок. Склеенные. Живые люди словно до потопа. До Везувия. До.
Старый стул лучше новых столов. Машинка, установленная на стуле из красного дерева, сама красная, де Люкс. Имя после раскопок: Пелагея Шурига. Голубой кот, Мексика.
Художник Басманов. Разрывание белой бумаги, чайки на белой воде и в небе. Черное, красное, серое. В кафе том красное и зеленое: витраж в глубине. Мы после музея. Разговор о бумаге, продолжение музея. Также говорим о докторах в настоящем времени. Белое. Цвет денег, запах, тесты докторов. Массовое сознание: музей. Потоп потом как будто. Кажется. Чувство цвета. Женщины с граблями в Сибири. Невозможно дружить по Моруа с женщинами в кафе. Разговор осенью о бумаге, бутылках и камнях. Не помню, были ли в разговоре камни, берег моря, чайки. Было ли вообще море в тот вечер. Шумело ли оно, радовало огнями на набережной, как Невский проспект. На мне был пыл. Ожидание потопа, разговор. Эсхатология одежды. На них была одежда женская. Брюки, гольфы или чулки, а может быть даже колготки, туфли, без шляп, но в легком пальто одна, другая в неизменной куртке. Женские женщины, вполне. Одна женственнее другой, с разными лицами. Говорили о бумаге и цвете неба. На мне был свитер алжирского паренька, сержанта, водителя бэтээр. Между музеем и темнотой как квадрат. Разговор без масок, почти. Состоящий из света и тьмы, бумаги, чаек, которые летали над водой, камней, мокрых или совершенно блестящих под солнцем, полной луной, которая появится позже над вокзалом. Разные уровни тьмы как в театре, тьмы перед светом, в головах, лицах, одежде. Пили кофе как в русском кафе из романа, звезды появились незаметно. Приходили и уходили люди и звезды. Дочка Светы ждала на Марсовом поле, нас всех застигла тьма, как в кино про затмение солнца. Тьма укутала наше веселье шалью. Речь-воспоминание о певице, актрисе, миф. Свет, сумерки. Мечта о манекенах.
Бумажное море и небо. Огонь и черное после огня, потоп. Одежда людей до и после, их разговор. Буквы летают как у поэта, художница. Плывет в своем гробу над всеми. Невский проспект, Луна, чистота и белизна бумаги как лиц до огня, потопа. Страх перед. Болезнь докторов, бумага воды, страх перед стихией. Очарование могучей, берега. А пока разговор до и после бумаги, звезды певицы. Моряки уплывают. Мы остаемся очарованные. Могучая страсть. Дорога в Новгород, мечта о путешествии в Венецию. Дорога в Москву, любая дорога осенью. Переводчик, мандарин, пагода вокзала. Вместо моряков милиционеры словно в порту. Их песни, слова как в портовой таверне. В каждом из нас маленький римский папа, крестный отец, Жанна д’Арк. Триумфальная арка. Фигурки из глины, бронзы, фарфора и хлеба.
День затмения, дни солнечного и лунного. Осень: приближение и удаление. Конверт из Германии, романтической страны, песня К., о дороге в Мандалей, английский мелкий дождик, дальнюю солнечную страну от Суэца вдаль к Востоку, захотелось быть и мне возле пагоды у моря, на восточной стороне. Восьмое октября, дни перед днем затмения, фильм, роман, музыка, голос, вокзал, после лекции в Университете, прогулка, перформансы, хеппенинги, акции. Поездка в Новгород между лунным и солнечным затмением. Лунное было видно в Америке. Сор, из которого растут. Стыд. Вечер с огнями. Утро со звонками, свет.
Путешественник сумбура, встреча на Васильевском острове недалеко от Андреевского собора. В сторону Университета, прогулка из романа. Встреча с С.Спирихиным, разговор о мэтрах и учениках. Мое желание быть учеником. В сторону сфинксов напротив Академии художеств, румянцевского Обелиска. Лекция по истории, миф о Наполеоне. Народ, творец мифов, народничество, острова. Васильевский, прочий среди, как птиц, дат, больших и малых. Имен и титулов, учебник. Потом мимо могил по монастырскому парку, Обводный канал, гетто воспоминаний, америка домов с той стороны, билдинги мельниц. Хлеб жизни. Соборность воспоминаний, год назад с женским именем, химеры, сумерки, икона Знамения.
Дошли до слов, до лет. Интерпретация как снов. Вместо судового доктора и собирателя фольклора другой Робер, семитомный как рояль. Рассказ Манфреда о коврах ручной работы, Дагестан, пение вышивальщиц, музыка за кадром. Вчера в коридоре университета встретил ученицу, ту самую Наташу. В кафе-коридоре на подоконнике. Толкование встреч как сновидений. Мимо могил воспоминаний, вчера по желтым листьям, сумерки, тихие поклоны. Черные решетки из чугуна, за ними желтые огни как в море.
Знаки, годы, витальность ветра над морем, дальняя обещанная земля людей, роман. Поиск земли, фонарь, волны. Грань бумаги, Нидерланды, творческое здоровье, воспоминание об Эразме. Другие берега. Холод Ани, бумага снов. Звезды, бред, жар.
Москва песен, Осенний бульвар как во сне, синяя электричка, филевская линия, принятие решения на отступление из Москвы, кинороман, война и мир, голоса перепутались в дедушкиной голове. Сюр. Голова дедушкина как бабушкина, девушкина. Гюго воспоминаний, эм, жэ, третьего не дано? Как по латыни. Зал, множественное число. Египетский, греческий и римский. Дальше пошло, поехало. Статуэтки св. кошек, кораблей, альбомы.
Аня чем дальше тем ближе. Свободнее, величественнее, человечнее. Царское Село: картины персон царской семьи, после залов дичи, кавалерских столовых до китайских шелков.
Перед днем затмения, переводчик сумбура. Преступление и наказание. Прогулки, линии бреда, женские органы слуха и речи. Сигнальная система номер три. Парадигма любви. Прогулка по Новгороду. Гроб, сон, желтые листья и дома. Репетиция письма, театр, арена. Фундамент цирка, мимо машины, люди. Музейность жизни. Опять и снова. Трава, листья, камни. Ветер, чайки, мост. Метро как степная кобылица. Голубое сквозь черный туннель с огнями. И снова Блок. Октябрь. Набережная, сезон письма. Просыпаемся как индейцы, пьем чайную траву. Индия, Китай, Цейлон. Ожидание снегов в голубом халате.
Ежедневный хлеб, молитва о. Сыр, хлеб, фрукты. Чай. Прощение обид. Перевод с живого языка мертвых, земля зерна, небесные птицы, лилии, одежда. Мода на военное как ковбойское в А. Но мне она мила. Пол читателя, все перепуталось. Он, она, их имена, буквы как птицы, большие и малые, даты. Киночитательницы. Тьма, кашель как в романсе для Кафки, чахоточность дев. Потом праздник и чистота. Имена и буквы. У Коли на Миллионной, роза, красное вино как у мадам Люлю из романа, бордель в кино, кинопритон. Сам хозяин не любит когда его называют хозяйкой, хотя бы салона. Война названий, осень на марсовом Поле.
Освещенный портик Росси, Михайловский дворец в глубине парка, вот путеводитель по городу святого П. Блеск воды, звонок. Утром принесут письмо из Воронежа, с тех холмов. Почитаем после письма. Когда мечта далека как потоп, до нас, после нас. Беседка сна. Осень не только на Марсовом поле, она как триумф везде. Вчера провожал друга на вокзал. Его белые кудри как у Марлен. Ange bleu ciel. Его ботинки, штаны, планы. Праздник Покрова, через черноту вокзала, тьму. Блеск воды. Открытие города. Благодаря и несмотря. Осенний бульвар, волосы, неприличие репетиций. Анархия, мать, порядок.
Торжество осени над падающими в воду девушками. Ради пути он готов спать, прыгнуть подобно девушкам в воду, плавки сушатся на веревке в ванной. Я ему рассказываю об Ане, офицерских кальсонах (молчу), смеемся над полной программой, сводниками, говорим что не любим секс.
Мне нравится наблюдать за перелетами людей. Небытие городов, история одежды. Колосья с полей, чтение стихов. Прощальный ужин. Речь струится как фильмы Ф., забегая вперед самой себя. Дань кино, сезоны в Санкт-Петербурге, городе кладбищ, триумфальных арок, вокзалов, звонков будильника, может быть поспим еще полчаса как во французской сказке. Звонки и письма.
Есть слова и лица как свет в конце. Черный Невский, гениальный художник, завтра случится праздник Покрова. А мы не знаем. Негры, маски, русские речи. Дома как в ссылке, мадам де С. Книга Эм. На французском языке, исповедь маски, еще Шаляпин. Самурайский меч, а не эм. Голубая буква метро, бессмысленный бунт как русский. Черный как к. Духи: опиум. Еще раз о временах и нравах, перевод с латинского, цитата П. Памятники мраморные, гранитные, гипсовые. Деревянные, бронзовые, медные. Чугун. А он летает с парохода в волны. Над волнами потопа. Он взмывает. Мрак и огоньки вокзала как на море. Оглянись и ты станешь как она изваяние на стенах родной Помпеи, тенью для раскопок. На стенах
