здание Адмиралтейства и аллегории. Армия и переводчики-офицеры, их война с языком и смыслом. Романс про гейшу, точнее слова про гейшу в романсе о бразильском крейсере. Вертинский-Северянин.

Небо и герань, роман-окно, осенние ветки. Серый цвет мелодии. История болезни, подвал розового здания академии. Война и медицина, Бехтерев, Боткин, Бородин. Настоящая могучая кучка. Все тот же поход князя Игоря на половцев. Опера сочиняется. Московский вокзал, интерьер, письма Ван Гога, одна из моих любимых книг. Удаление от романа, комментарии. Отдых на пути, вокзал. Путь в дом-Египт. В Грецию, Индию. За три моря.

Конституирование памяти, то есть ее создание, процесс, замок. Здесь и суд и иерархия подчинения, вертикаль и горизонталь как в науке о связях. Мучительный процесс, суд, совесть по-гречески. Точка безумия. Может быть моя, твоя, своя-чужая. Черный мрамор Врубеля, могила. А пока осень на кладбище. Контр-реформация Казанской церкви. Желание. Рассеянность, вот нашел слова о моем, как сказать? Ветры над Рассеяние чувств, аффективные состояния, учение об эмоциях. Крылатское, ночная Москва, потом утро. Переживание опыта. Поездка в Москву, осень, другое измерение. Аня, те обезьяны. Ноги, волосы, голова далеко. Песни о Москве, поездке туда и обратно, занавеске, русский пейзаж за окном. Приближение к русскому сезону. Лермонтов. Иль демонэ. Перевод на итальянский язык. Бред переводчицы. Воскресенье, болезнь, день без строчки. История переводчика с доисторических времен, до потопа, ковчега. Язык всех минералов, трав, неживых вещей. Блажен кто понимает. Магазин, облака, история. Открытие сезонов, то есть времен года. Неправильная интерпретация (толкование) календарей.

Коля с Миллионной, его календари, стена с иконами и картинками, пришедшие спрашивают, кто это? Деятели балета, певицы, поэты. Голоса, сундук, буфет. Одиннадцать лет работы в Эрмитаже дворником, квартира четырнадцать, цветные витражи на лестнице, салют на набережной. Флоренский, иконостас. Его красные и черные жилетки, рубашки из крепдешина, шелка, крепжоржета. Серебряные цветы на фиолетовом. Его измученное лицо, учеба в университете, работа агентом по недвижимости. Пьет пиво и читает незнакомого немецкого автора, гефэрлихе мэхтэ. Опасные силы, перевожу. Бутылка коньяка принесена Сережей Ш., у него торговая точка на Чернышевской. Что делать, кто виноват. Чернышевская, цветы, Фурштатская. Там Коля иногда встречает Сережу на его торговой точке, там он продает продовольственные товары. Колин салон, не притон, не малина. La Framboise. Словно название виллы на Миллионной. Этот Север, его несомненная польза. Три века русской поэзии. Сужение и расширение пути. Классическое состояние. Владимирка, одно из названий русских дорог. Сезоны. Страхи, шуршание занавески в поезде, испуганный взгляд за окно, взгляд без любопытства, а от нервного напряжения, чтобы успокоиться.

К Коле приводят мальчиков с вокзала, от Гостиного двора, кафе Чибо, так прозвали место встреч, летнее кафе на Невском. Лебуркин, его жена, их маленькая собачка и дочь-студентка. Ева. Коля ездит к ним иногда в гости, в Купчино. Колины трусы-пижама из азиатского шелка, платье Востока. Колина майка. Усталое лицо кокотки с двумя глубокими морщинами, прядью некрашеных волос, кольцо в ухе как у цыгана. Рассказывает про Обухову, как она любила чтобы ее (опускаю мат) прямо на сцене, рабочий. Тарантелла. Они такие сладкие, говорит Коля о мальчиках. Любитель балета, Клавдии Шульженко. Застенчивый и гордый, гостеприимный, родом из Баку.

Абсурд, железная логика картинок, красочных и черно-белых, эстетика и этика, все смешалось в попытке найти связь. Театр, женская логика сцен. Псы-рыцари, просто рыцари, певцы и мандолина, девушки с гитарой. Вчерашний ученик, опять уроки как в жизни педагога. Битва языков, башня, религиозные войны. Германия, Франция, какой-то семнадцатый век, крах гуманизма. Картинка над аниной кроватью в Москве. Огни в тумане. Сон в аниной кроватке. Дюрер, аллегория с горожанами или крестьянами, не помню, забыл. Женское и мужское в одежде. Попытка разделить полы по третьестепенным признакам. Помню, что картина над кроватью : надпись на золоченой бронзе на латыни. В испуге отпрянувшие м. и ж., крестьяне, а может быть горожане. Россия, буржуазная революция в конце всех, после социалистической, после коммуны, постиндустриальная, то есть конец века, ожидание конца, поэтому картина Дюрера над аниной постелью. Эйфория людей, мрачное ожидание, просто ожидание, с книгой, на почте в очереди за пенсией. Ожидание с телевизором, где мелькают красивые картинки, обещая туалетную бумагу, гигиенические салфетки, кремы, корма для попугаев, кошек, собак, таблетки от проституток, обещание утолить боль, успокоить.

Писатель, несостоявшийся читатель книги, одной, как архитектор Манилов. Героическая симфония, посвящение бойцам невидимого фронта, читателям, врачам человеческих душ. Страхи, которые вдруг налетают на писателя словно на бурсака в сельской церкви. Вий. Известные и неоткрытые еще фобии, их список, латинские имена. Таблица болезней, пустующие гнезда. Ботаника. Наука о цветах, кустарниках, ростках живого. Средние века, Сорбонна. Вишня в коньяке, коробка конфет толстоватого ученика, невозможность объяснить ему что-либо из французского языка. Толстые пальцы или слишком короткие для игры на фортепьяно у ученицы. Шопен. Его ученицы. Осень, бульвар воспоминаний. Триумфальная арка. Предложение преподавать язык анархистам в летнем лагере. Лагерь в виде алей и беседок, огромного моста. Князь Кропоткин. Терпение — проявление страсти. Дух народа. Собирание людей повсюду. Чтение лекций в университете. Мое ухо и тело. Дух студентов. Народ, энциклопедия от а до я. До самого дна, туалета Московского вокзала. Нотр-Дам. Еще существуют музеи, Кремль. Народные сцены из оперы. Как говорил Мишле, надо уметь расслышать голос, развитие феноменального слуха, экзерсисы слушающего. Целые гаммы.

Такой сумбур, какофония, множество голосов. Стулья, парики певиц, театр. Терпение письма, то есть не самого письма, чье терпение безгранично как у природы, а ежедневность. Слух, слоновая кость, мебель, дерево. Скамейка в сквере с обелиском, орлом на шаре, Румянцова победам. Нева течет как река в поэзии, роман в романсах. Отдых на пути в аудиторию, на лекцию французского профессора.

Одежда, на самом деле это театр или продолжение другими средствами. Эпоха барокко, эсхатологические ожидания. Церкви, соборы, комнаты, квартиры, частные дома, разговоры, одежда. Гаммы с утра. Все подчинено одной цели. Полная и частичная рассредоточенность. Отвлечение от цели, барокко, ростки классицизма. Линии, закрученные как лестница. Разговор. А в одежде такая черта, пятнистый офицер. Тулупчик. Куртка для камуфляжа, сеть для улавливания, маркировки самолетов, танков, боевой техники. Спрятать на местности от противники. Как в войне континента. Человека человек. Продолжение другими средствами. Телевизор. Пятнистая одежда, память.

Верность постмодерну, осень, страницу с текстом положил в бумаги, среди бумаг осени, лекция американского француза из Сен-Луи, на французском языке. Il faut etre absolument postmoderne. Il faut etre absolument. Формула Клаузевица-Рембо. Снова французские песни, Шарль Азнавурян, осень, пятница, утро, которое переходит в день как улитка вверх, escalier-escargot, лестницей собора, ползет вверх, стремится в небо.

Черные картины швейцарского художника, разлука с летом, водой, белыми ночами, мечтой об альпийских углах. Красное и черное. Попытка сосредоточиться, разбросанные мысли после взрыва, так показывают в телевизоре, красное и черное. Сумасшедший Суриков, его дом в Москве, доска, тихо кланяемся, проходя мимо. Недалеко от Кропоткинской, где мы проходили с Аней. Она расспрашивала о князе, каким он был. Она его видела во сне и хотела сравнить с образом, который остался у меня после газеты анархистов Новый путь. Пока мы ехали в метро. Оговорки не случайны, сказал сумасшедший доктор с бородой. Империи будут рассыпаться, пророк Исайя. Мнительность докторов, мнимость больных, Франция семнадцатого столетия. Париж, двор. Письма Сирано, кинороман. Безумие и погода. Театр.

Злодейство мелкое и крупное как жители городов, птицы. Все тот же знаменитый моралист. Огромные впадины, куда спускаются на батискафах в одиссее Кусто. Сам человек, от ручья до океана. Тишина, страх, который превращается в Левиафана. Доктора подлинные и мнимые как больные, их книги, плащи, кинжалы. Доктора Мабузе. Путь начинается и заканчивается на вокзале, белый флаг на нем как на крепости. Замке. Больные и умирающие доктора, гибнущие как девушки от чахотки, прошлый век, век природы. Девушка погибает как на войне, юная маркитанка, осень, ее аллегории. Новый русский сезон. Здоровье докторов даже в пароксизме болезни. Война, разделение людей на здоровых и больных. Для управления. Разделяй на здоровых и больных. Власть. Новый сезон после Осеннего бульвара. Доктора