Обеими руками схватил бог смерти лезвие Громоваджры, когда оставались тому до его сердца лишь считанные дюймы. Но продолжало смертоносное оружие надвигаться, и потекла на землю кровь из разрезаемых им ладоней Ямы.
Обратил Брахма на Владыку Адова Колодезя свой смертный взгляд, взгляд, который черпал теперь жизнь и из него самого.
Острие коснулось Ямы.
Он, поворачиваясь боком, ринулся в сторону, и вспороло оно ему кожу от ключицы до плеча.
Копьями стали тогда глаза его, и потерял ракшас человеческий облик, обратившись в дым. Голова Брахмы упала ему на грудь.
И сумел возопить еще Тарака, завидев, что скачет к нему на белом коне Сиддхартха, а воздух вокруг него потрескивает и пахнет озоном:
– Нет, Бич! Умерь свою силу! Моя смерть принадлежит Яме…
– Глупый демон! – отклинулся Сэм. – Не надо было…
Но Тараки уже не было.
Яма, упав рядом с Брахмой на колени, затягивал жгут вокруг, того, что осталось у павшего бога от левой руки.
– Кали! – звал он. – Не умирай! Ответь мне, Кали!
Брахма судрожно втянул воздух, глаза его на миг приоткрылись, но тут же закрылись вновь.
– Слишком поздно, – пробормотал Ниррити. Он повернул голову и посмотрел на Яму.
– Или, скорее, как раз вовремя. Ведь ты же Азраил, не так ли? Ангел Смерти…
Яма ударил его ладонью по лицу, и полоса крови из его руки осталась на лице у Черного.
– «Блаженны нищие духом, ибо их есть Царство Небесное, – сказал Ниррити. – Блаженны плачущие, ибо они утешатся. Блаженны кроткие, ибо они наследуют землю».
Яма еще раз ударил его.
– «Блаженны алчущие и жаждущие правды, ибо они насытятся. Блаженны милостивые, ибо они помилованы будут. Блаженны чистые сердцем, ибо они Бога узрят…»
– «И блаженны миротворцы, – перебил Яма, – ибо они будут наречены сынами Божьими». Где ты найдешь здесь место для себя, Черный? Чей сын ты, что сотворил все это?
Ниррити улыбнулся и сказал:
– «Блаженны изгнанные за правду, ибо их есть Царство Небесное».
– Ты безумец, – сказал Яма, – и поэтому я не буду лишать тебя жизни. Подыхай сам, когда придет твое время. Его уже недолго ждать.
И, подняв с земли Брахму, он направился с ним на руках в сторону города.
– «Блаженны; вы, когда будут поносить вас, – продолжал Ниррити, – и гнать и всячески неправедно злословить за Меня…»
– Воды? – спросил Сэм, доставая флягу и приподнимая голову Ниррити.
Ниррити взглянул на него, облизнул губы и слабо кивнул. Сэм влил ему в рот немного воды.
– Кто ты? – спросил умирающий.
– Сэм.
– Ты? Ты вновь восстал?
– Это не в счет, – промолвил Сэм. – Я тут, в общем-то, ни при чем.
Слезы наполнили глаза Черного.
– Значит, победа будет за тобой, – выдавил он из себя. – Не могу понять, как Он допустил такое…
– Это лишь один из миров, Ренфрю. Кто знает, что происходит на других? И к тому же это отнюдь не та борьба, в которой я хотел бы победить, ты же знаешь. Мне жаль тебя и жаль, как все сложилось. Я согласен со всем, что ты сказал Яме, согласны с этим и все последователи того, кого они называли Буддой. Я уже и не припомню, был ли им я сам, или же это был кто-то иной. Но теперь я ухожу от него. Я опять стану человеком, и пусть люди сохраняют того Будду, который есть у них в сердце. Каким бы ни был источник, послание было чистым, верь мне. Только поэтому оно обрело корни и разрослось.
Ренфрю сделал еще один глоток.
– «Так всякое дерево доброе приносит и плоды добрые», – сказал он. – Воля превыше моей положила, чтобы умер я на руках у Будды, положила миру сему такой путь… Даруй мне свое благословение, Гаутама, ибо я умираю…
Сэм опустил голову.
– Ветер мчит на юг и вновь возвращается на север. Весь мир – круговращение, и следует ветер его круговороту. Все реки текут в море, и однако, море не переполняется. К истоку рек возвращаются вновь их воды. То, что было, это то, что будет; то, что свершено, будет свершено. Нет воспоминаний о бывшем, и не будет воспоминаний о том, что будет с теми, кто придет позже…
И он накрыл Черного своим белым плащом, ибо тот был мертв…
Яна Ольвегга принесли в город на носилках. Сэм сразу же послал за Куберой и Нарадой, чтобы они встречали его в Палате Кармы, ибо ясно было, что в нынешнем своем теле Ольвеггу долго не протянуть.
Когда они вошли в Палату, Кубера споткнулся о мертвое тело, лежавшее чуть ли, не на пороге.
– Кто это? – спросил он.
– Один из Хозяев.
Тела еще троих служителей желтого колеса лежали в коридоре, ведущем к центральным передатчикам. Все трое были вооружены.
Еще одного обнаружили уже у самых машин. Выпад неведомого клинка пришелся точно в центр желтого круга у него на груди, отчего он стал похож на использованную мишень. Из открытого рта так и не успел вырваться предсмертный вопль.
– Уж не горожан ли рук это дело? – спросил Нарада. – С каждым годом к Хозяевам относились все хуже и хуже. Должно быть в горячке битвы…
– Нет, – возразил Кубера, приподняв покрытую пятнами крови простыню, прикрывавшую лежавшее на операционном столе тело. Поглядев на него, он вновь расправил полотнище.
– Нет, это не горожане.
– Кто же тогда?
Он вновь посмотрел на стол.
– Это Брахма, – объяснил он.
– О!
– Кто-то, вероятно, заявил Яме, что не даст ему использовать машины для переноса.
– Ну а где тогда Яма?
– Понятия не имею. Но мы должны поспешать, если собираемся обслужить Ольвегга.
– Да. Вперед!
Высокий юноша явился во Дворец Камы и спросил Господина Куберу. На плече у него ослепительно сверкало копье, когда он нетерпеливыми шагами мерил в ожидании комнату.
Кубера вошел, смерил взглядом копье, юношу и сказал всего одно короткое слово.
– Да, это Так, – ответил копейщик. – Новое копье, новый Так. Больше нет надобности в обезьяне, и я вновь стал человеком. Я скоро уйду… и я пришел попрощаться – с тобой и Ратри…
– Куда ты направляешься, Так?
– Я хочу повидать остальной мир, Кубера, пока тебе не удалось замеханизировать всю его магию.
– Этот день всегда маячит где-то за горизонтом, Так. Оставайся здесь подольше…
– Нет, Кубера. Благодарю тебя, но капитан Ольвегг подгоняет со сборами. Мы отправляемся вместе.
