Хочешь оказаться на моем месте? Вот в этой койке? Нет? Тогда приказываю: марш в отгул, и чтобы ничего, слышишь – ничего – не делала!

Медсестра выпустила из шприца струйку лекарства и загадочно посмотрела на девушку.

Мари поняла, что надо срочно уходить, пока не случилось самое страшное—лицезрение начальника без трусов. Хотя слово «лицезреть» здесь не годилось, тут следовало сказать…

Лицо девушки остыло только под мокрым сентябрьским ветерком, шныряющим вокруг госпиталя. Курсантка сделала вдох-выдох и приступила к выполнению приказа.

Мари с детства любила и умела ничего не делать. То есть «ничего» с точки зрения окружающих, по мнению Мари это было очень даже «чего». Например, смотреть с балкона, как внизу по овальной транспортной развязке кружат машины. Или щепкой помогать лиловому жуку взобраться на кирпич. Или просто сидеть и смотреть – как ползут стрелки часов, как одноклассники стучат мелом по доске, как учительница спрашивает, почему она ничего не делает, почему она не отвечает, почему она молчит и улыбается, она что, издевается над старой больной женщиной?!

Но ничего не делать по приказу было странно и непривычно. Хотелось что-нибудь сделать.

– Вернусь-ка я в Школу, – сказала Мари. – Там наверняка что-нибудь нужно срочно сделать. Правда, Георг приказал не делать ничего, но если мне что-нибудь прикажет вышестоящее начальство, то по уставу приказ Георга автоматически отменится.

Настроение курсантки улучшилось. Обхитрить начальство с помощью устава с недавних пор стало одним из ее любимых развлечений.

Но ни вышестоящего начальства, ни ниже-ходящих курсантов в ВШП не оказалось. Вечный дежурный третьекурсник Алоиз объяснил, что вчера вечером была объявлена тревога, и все, кого тревога застала за ничегонеделаньем, выехали на велосипедах в неизвестном направлении с неизвестной целью.

– Хотя цель известна, – сказал Алоиз, позевывая, – тоже мне, план «Барбаросса». Отработка спасательных мероприятий на случай глобального повышения цен на нефть.

– Значит, – медленно произнесла Мари, – сегодня вечером я совершенно свободна.

«Можно вернуться в больницу, – подумала она. – Подежурить у Георга. И ему будет легче, и мне достаточно тяжело».

– А, – сказал дежурный, – ты в этом смысле. Слушай, есть идея. Я стипуху получил, могу послать дневального в магазин. Вино-конфеты, посидим в дежурке, то-сё.

Проклятое «то-сё» вывело Мари из оцепенения.

– Ой, а я же стипендию еще не получила…

– Мари! – крикнул вслед Алоиз. – Ты чего сразу? Я же ничего такого! Тьфу!

Но Мари уже алела далеко впереди. Старшекурсник посмотрел на след от плевка и гаркнул:

– Дневальный! Почему беспорядок на паркете!

Школьная кассирша, которая обычно порыкивала на курсантов, чтобы те двигались поживее, встретила Мари как родную.

– Ну хоть ты пришла! А то с этими энергетическими учениями целый день сижу тут одна на куче денег. Вот ведомость, распишись здесь, здесь, здесь и на обороте.

Девушка послушно поставила автограф в четырех местах.

– А почему так много? – спросила она, протягивая ведомость в окошко.

– Стипендия – раз. На оздоровление – два. За безупречную практику – три…

– За практику? Я же ее только начала. Неужели благодарность от руководителя?

Кассирша покачала высокой крашеной прической.

– Какая благодарность! От твоего ни одной докладной не было. За это и надбавка. За безупречность. На других целые прокламации пишут. А четыре – премия. Бери-бери, а то еще выпишу надбавку за скромность!

Когда Мари отошла от кассы, в ее мобильнике звякнул напоминальник. «Тебе не стыдно?» – гласила надпись на экране. Курсантке стало стыдно. Она не могла понять, зачем написала это. Телефон звякнул повторно. На этот раз Мари увидела: «Так и не вспомнила? Ну? Соображай. Ну же! Эх ты… У сестры сегодня день рождения!»

«У Ирэн день рождения! – мысленно охнула курсантка. – А я забыла! Вот балда! Зато сообразила себя предупредить. Умница. Бегом за подарком!»

Естественно, как только нашлось дело, образовалось и начальство. В данном случае его роль выполнял лейтенант О. с повязкой дежурного офицера.

О. поводил фамильным носом и сказал:

– Занялись художественной лепкой? Правильно.

Потом принюхался и спросил:

– А что за лекарства? Болеете?

– Утром в госпиталь ходила, – доложила Мари.

– То-то я смотрю – гипсом пахнет.

– У вас поразительное обоняние, – искренне восхитилась девушка. – Разрешите идти? .

– Нет, – неожиданно сказал лейтенант. – Я должен провести с вами личную беседу.

«Неужели и этот туда же? – ужаснулась Мари. – Если спросит, что я делаю сегодня вечером, буду краснеть, пока сознание не потеряю».

– Как у вас, – спросил О., – в целом? Нормально?

– Так точно.

– Угу. А практика проходит… нормально?

– Так точно.

– Понятно. А с руководителем… все нормально?

– Так точно. Я как раз от него. Он ногу сломал.

– Это нормально, – подумав, заключил лейтенант. – Но он вас чему-нибудь обучает? Дает всякие обучающие задания?

– Так точно. Последнее обучающее задание – отправляться в отгул и ничего не делать.

Лейтенант достал из кармана ручку, понюхал ее, удивился и положил на место.

– А с личной жизнью, – сказал он, – никаких проблем?

– Так точно. Никаких. Разрешите идти?

– Вот и поговорили, – сказал О., вытащил блокнот и с удовольствием поставил галочку. – Идите.

– Спасибо, – не по уставу ответила Мари и быстренько, пока командир не передумал, выпорхнула в дверь.

Лейтенант прошелся вдоль доски почета, понюхал собственную фотографию и остался доволен.

– Дежурный! – крикнул он.

Когда Алоиз резвой рысью прибыл и доложился, О. сказал:

– Вольно. Я должен провести с вами личную беседу. Как у вас с личной жизнью? Проблем нет?

– Никак нет, – ответил курсант, – нету. «Какие они все-таки разные, – подумал лейтенант, – одна говорит: „Так точно, нету“, а второй: „Никак нет, нету“. Хотя проблем у них нет у обоих. Пойти, что ли, на Пост № 1, поболтать с Жанной?» О. вздохнул и спросил:

– А как с практикой, все нормально?