вместо засова человеческая нога, вместо запоров - ручки, замок - рот с острыми зубами. Заманивает гостей и режет ремни у спящих из спины!
Ничего себе дела! Я хотел права покачать, да только они все втроем куда-то ушмыгнули. Я только услышал, как домовиха сказала дитенку: 'Видел этого юнца? Это внук той кошмарной старухи! Будешь себя плохо вести - станешь таким, как дядя Ягун!' Я прям зверею, какая языкастая нежить стала.
Таня удивленно взглянула на часы. Единственная стрелка уверенно показывала на пламегасятельный мяч.
– Ягун, почему ты не на драконболе? Разве сейчас не тренировка? - поинтересовалась она.
– Да ну! Ра теперь можно нормально тренироваться? Соловей О. Разбойник просто как из камнедробилки. Команда никак не сыграется в новом составе, а он это близко к сердцу принимает. Чуть что, свистит - прям оглохнешь!… Дедал совсем в миноре, из книжки своей не вылезает, только ворчит. Гробыня со всеми подряд препирается. Лоткова зазналась. Кладет мои записочки Гоярыну в пасть и просит на них огнем подышать. Это у нее называется избавим планету от мусора.
– С чего бы это? - удивился Ванька.
Ягун поморщился:
– Якобы я как-то не так посмотрел на Зализину… А как я на нее посмотрел? Ну, хорошенькая девчонка… Что мне теперь, темные очки выписывать, если захочется по сторонам посмотреть? У Семь- Пень-дыра и Горьянова просто крыша уехала - набили в пылесосы какой-то тухлятины, на сто метров к ним подлетать опасно. И они еще утверждают, что летают лучше меня!… Крутые, прям как вареные яйца! Вот я и решил задвинуть тренировку.
– Ты же знаешь, Соловей не выносит пропусков. Пара прогулов без уважительной причины - и фьють! - Таня сделала рукой выразительный жест.
– Кто тебе сказал, что у меня нет уважительной причины? Я сам себе выписал освобождение! У бабуси полно магических бланков. Она их никогда не пересчитывает, - косясь на Тарараха, который как раз отошел взглянуть на Алконоста, сказал Ягун.
– Бланков-то да. Но без печати Древнира они недействительны, - напомнил Ванька.
Печатью Древнира в Тибидохсе называли особую печать. Подобные печати были у всех преподавателей и у Ягге. Воспользоваться печатью было несложно, особенно Ягуну. Однако у того, кто поставил ее обманом, вместо печати ярко высвечивалось: 'Он нагло врет'
– Да что ты говоришь! Можно подумать, я сам не знаю про печать! Смотри, стоит себе спокойненько! - заявил Ягун, гордо демонстрируя бланк: 'Освобождению верить' - утверждала печать.
– А вдруг ты действительно болен? Ты об этом не знаешь, а печать знает? - озабоченно поинтересовался Ванька.
– Просто я разобрался, как она работает, - хмыкнул Ягун - Все зависит от того, о чем думаешь, когда шлепаешь. Если боишься, что обман раскроется или про справку, - бесполезно, ничего не выйдет, А я стал думать о том, как мне не хочется снова на темное отделение, и о том, как скверно быть сиротой и как здорово, что у меня хоть бабуся есть. Прям на самом деле расчувствовался, даже слезинку уронил, без дураков… Вот печать и подтвердила, что все это правда…
Таня внимательно смотрела на Ягуна. Порой она ощущала в нем не просто родственную, а суперродственную душу. Если бы только Ягун не был таким шебутным и несерьезным.
– Эти магические предметы - они, между нами говоря, совсем тупые. Главное - сообразить, в чем суть магии, и все дела, - продолжал Ягун.
– ЯГУН! ГЛЯДИ! - вдруг крикнула Таня.
Магический бланк внезапно вспыхнул у него в руках. Пламя охватило его сразу со всех углов. Сачкующий тренировку комментатор едва успел выпустить его и сумрачно уставился на белые хлопья пепла.
– Скверно! - сказал Ягун, дуя на обожженную руку. - Кажется, я недооценил Древнира… И кто меня за язык тянул?
Видя, что выбрать более подходящий момент у нее не получится, Таня рассказала Тарараху о четырех.
– Один из них с тремя лицами. А другой - человек-птица, зовут Симорг… Они придут сюда - и гибель всем, правым и виноватым - закончила она.
Банка в руках Тарараха лопнула. Он даже не уронил ее: просто слишком сильно стиснул. Хорошо еще, само не успел вскипеть. Его медные бока только-только начинали накаляться. Он заставил Таню несколько раз повторить свой рассказ во всех подробностях.
– Когда ЭТО было? - резко спросил он.
– Что когда? Когда он угрожал? - не поняла девочка.
– Эго не так важно. Когда ты впервые видела Симорга?
– На тон неделе. Даже, пожалуй, чуть раньше, - неуверенно сказала Таня. - Но потом я видела их еще раз - они стали гораздо ближе. Мне показал их Горбун с Пупырчатым Носом. Ну, Безумный Стекольщик.
– Мерзкий тип! Он мне сразу не понравился!… И я ему, кажется, тоже! - авторитетно заявил Ягун.
Тарарах стряхнул с колен осколки банки и решительно встал. Он пересадил Алконоста в большую клетку, чтобы раненая птица не билась в мешке, и завесил клетку снаружи.
– О таких вещах говорят сразу. Запомни: СРАЗУ! Если они того… среди ночи случаются, то прямо среди ночи идут и говорят. Пойдем со мной… Мы должны увидеть Сарданапала! - велел он Тане.
– А мы? - спросил Ванька.
– А вы оставайтесь здесь… Сдается мне, что ничего хорошего нас с Танькой не ждет, а раз так, то вам нечего и соваться, - сурово сказал Тарарах.
Академик Сарданапал был гневен. Усы его прыгали. Щеки светофорно пылали. Он не мог усидеть на месте и бегал по кабинету. Черномагические книги бились в клетке, превращаясь то в змей, то в жаб. Их давно пора было кормить, но академик даже не оглядывался в сторону клетки.
Золотой сфинкс, недружелюбно щурясь на Тарараха, сидел у дверей на страже. Он попытался не пропустить преподавателя ветеринарной магии в кабинет, и теперь его шкура имела встрепанный вид. Зато, кажется, он уяснил разницу между питекантропом и обычным магом. Пока маг думает, питекантроп уже действует.
Кроме Сарданапала, Тани и Тарараха, в просторном кабинете пожизненно-посмертного главы Тибидохса находились еще Ягге, Медузия, Поклеп Поклепыч и Великая Зуби. Готфрид Бульонский отсутствовал: вооруженный не знающим промаха копьем(Не верьте античной рекламе! оно косило просто по-черному.) он бродил по подвалу в поисках лазеек, сквозь которые просачивалась нежить. Не жить кривлялась и дразнила его, выглядывая едва ли не из-за каждого угла и немедленно скрываясь, едва Готфрид кидался к ней.
Рядом со столом академика стояло зеркало из комнаты Тани, которое только что с соблюдением всех мер предосторожности перенес сюда Поклеп. Трещина на зеркале стала еще глубже, еще заметнее. Теперь это был уже не просто зигзаг - во все стороны от него разбегались тонкие нити. Казалось, с другой стороны зеркало покрывает мельчайшая паутина.
Горбун с Пупырчатым Носом не показывался. Однако ощущалось, что он где-то близко. Время от времени из-за стекла доносилось его хихиканье или на миг мелькала тонкая рука. Горбун хватал какое- нибудь случайное отражение и, как паук, затаскивал его в угол, где принимался рвать и комкать, точно старую бумагу. Отражения открывали рты в беззвучном крике и в панике заслонялись рука ми, как живые. Это было омерзительно.
А еще омерзительнее было то, что никто. - ни Сарданапал, ни Медузия, ни Зуби с Поклепом - не мог ничего с этим поделать. Над зеркальным миром они не имели никакой власти, и Безумному Стекольщику это было известно.
Академик Сарданапал подбежал к Тане, слегка привстал на цыпочки (Таня уже была немного выше
