однажды стать дорогой материнства. Я объяснял, что даже если девственная плева у нее и не надорвана, можно кончиком мизинца нащупать отверстие, откуда исходят месячные кровотечения, появление которых в свое время навело на нее такой страх. Я растолковывал, что собой представляет матка и какая важная миссия возложена на этот орган в половом акте и в период беременности. Я рассказывал, как современная наука трактует великое таинство рождения, сотворения и развития человека; как, помимо матки, женский организм наделен двумя яичниками, прикрепленными к матке с помощью маточных труб; яичники заключают в себе особые кровяные тельца — их оплодотворяют невидимые микроскопические существа, заключенные в семенной жидкости мужчин и отсюда получившие название «зоосперма».

С карандашом в руке я показывал, как развивается зародыш в яйце, сообщаясь с материнским организмом посредством плаценты и дыша через боталлов проток. Давая более развернутую картину мироздания, я рассказывал о яйцеродных животных, о моллюсках, а также о растениях, у которых функции мужских половых органов выполняют тычинки, а роль женских органов — пестики. Растения удалены друг от друга и лишены радости любовных соприкосновений: их соединяет ветер, разнося пыльцу с тычинок на раскрытые им навстречу пестики, а в безветренную пору эта обязанность возложена на пчел, бабочек, шпанских мух — словом, все насекомые, что роются в цветах и питаются их живительным соком, становятся посланниками любви, доставляя на своих лапках, на покрывающем их тельца пушке, оплодотворяющую пыльцу, которую источает сама душа природы.

Девочка жадно впитывала каждое слово; мои уроки, казалось, навсегда отпечатывались в ее памяти.

Уходя от нее в тот день, я заметил, сколь поражена она обилием всего того, что ранее было скрыто от нее покровом ее целомудрия.

Я решил не допускать, чтобы отношения с Виолеттой из приятного развлечения превратились в помеху привычным моим занятиям. Мои дневные часы были посвящены курсам в Медицинской школе и занятиям в различных музеях, что прекрасно сочеталось с ночными свиданиями на улице Сент- Огюстен.

Вернувшись вечером, я обнаружил, что в мое отсутствие Виолетта взяла на себя роль хозяйки дома. Она накрыла на стол, приготовила чай со сливками и пирожными. Оставалось лишь отпустить Леони, сказав, что мы в ней больше не нуждаемся.

И вот мы одни. Накануне я оставил Виолетте текст письма г-ну Берюше. Виолетта переписала и отослала его; теперь ждать беспокойства с этой стороны не приходилось: исчезновение девушки не должно было вызвать нежелательные для нас поиски.

Виолетта отнюдь не тосковала от безделья. Мои рассказы завладевали ее сознанием и давали первые ростки.

Так, неожиданно она заинтересовалась строением собственного тела — раздевшись донага, зажгла свечи и принялась разглядывать себя со всех сторон. Но ей, никогда не видевшей других женщин, нелегко было судить о своих достоинствах и недостатках. Однообразное изучение собственных прелестей вскоре утомило ее, и она постаралась занять себя чтением; однако выбранная ею книга явилась источником новых неясностей. Речь шла о романе Теофиля Готье «Мадемуазель де Мопен».

Итак, мадемуазель де Мопен, переодевшись в кавалера, преследует некую юную особу; в конце концов между ними происходит одна из тех двусмысленных сцен, истолкование которых возможно только при безукоризненном знании античной культуры.

Именно эта сцена необычайно взволновала Виолетту. Я стал разъяснять, что, подобно тому как среди моллюсков и растений есть особи-гермафродиты, объединяющие признаки обоих полов, в животном царстве также встречается объединение обоих полов, причем чаще всего оно, хотя и не совсем настоящее, бывает у женщин и проявляется в чрезмерном удлинении клитора. Я описывал, как древние греки — страстные поклонники прекрасных образов — вознамерились сотворить не существовавшую в природе красоту. Они придумали миф о том, как сын Меркурия и Венеры купался в водах источника, где его увидела и страстно полюбила нимфа Салмакида. Она стала просить богов слить ее тело с телом ее возлюбленного. Боги вняли ее мольбам, и из такого соединения мужской и женской красоты родилось двуполое создание, наделенное влечением к мужчинам и женщинам и равно способное удовлетворить и тех и других.

Я обещал сводить ее в Музей и показать ей Гермафродита Фарнезе — томно раскинувшегося на подстилке и сочетающего в себе красоту мужчины и женщины.

Однако, продолжал я, в живой природе не бывает столь совершенного разделения полов в одном организме, хотя следует заметить, что женщины с удлиненным клитором почти всегда испытывают сильное влечение к женщинам. Настала подходящая минута сделать отступление и поведать историю Сапфо, основоположницы своеобразной религии, учрежденной более чем за 170 лет до Рождества Христова, но насчитывающей еще столько ее последовательниц в современном обществе.

По преданию, существовали две Сапфо. Одна была родом из Эреса, другая — из Митилены; одна — куртизанка, другая — жрица; одна — выдающейся красоты, другая — ничем не примечательной внешности. Фанатично преданные культу красоты греки воздали царские почести куртизанке из Эреса, отчеканив медальоны с ее изображением.

Сапфо из Митилены, жрица, та, что была не такая красивая и, достигнув зрелых лет, так и не познала любви, ни собственной, ни ответной, решила, по примеру античных амазонок, создать лигу женщин-мужененавистниц, причем с правилами куда более жесткими: амазонки раз в год позволяли мужьям посещать их остров, последовательницы же Сапфо давали присягу навек исторгнуть мужчин из своих объятий, выбирая возлюбленных и любовниц исключительно среди представительниц собственного пола.

— Что же они делают между собой, эти женщины? — бесхитростно спросила Виолетта.

— Они доставляют друг другу то же удовольствие, что и я тебе, вчера — пальцем, а позавчера — языком, а слово, которым обозначают таких женщин, указывает на приемы, которыми они пользуются. Их называют трибадами, от глагола, означающего «тереться».

Сапфо изобрела инструмент наслаждения в форме мужского полового органа с приспособлением, выпускающим сок камедного дерева.

Пророк Иезекииль, живший через триста лет после Сапфо, укоряет женщин Иерусалима в использовании такого рода орудий, изготовленных из золота и серебра.

Скандал, учиненный Сапфо, оказался настолько громким, что докатился до самой Венеры. Богиня решила, что пора пресечь распространение лесбийской религии на другие острова Греции, иначе ее собственные алтари весьма рискуют остаться без почитателей.

В Митилене жил прекрасный юноша по имени Фаон, перевозивший путников с одного берега гавани на другой. Венера нарядилась старой нищенкой и попросила перевозчика переправить ее бесплатно. Сжалившись над ней, тот согласился. Пристав к другому берегу, юноша разглядел, что вместо старой нищенки в его лодке находится богиня красоты.

Явление Венеры в ее истинном обличье произвело столь сильное впечатление на красавца- перевозчика, что богиня была тронута и вознаградила его. Она дунула, и от ее дыхания родилось облачко, окутавшее их обоих.

Через час облачко рассеялось. Венера исчезла, оставив Фаону в подарок душистое масло — стоило им намазаться, и тебя любили все женщины. Фаон не преминул воспользоваться доставшимся ему маслом, и, когда случайно проходившая мимо него Сапфо вдохнула исходящий от его волос аромат, она влюбилась в прекрасного юношу со всем неистовством страсти, на которое только была способна.

Фаон ею пренебрег. Свершилось божественное мщение. Убедившись в неприступности Фаона и будучи не в силах повторить чуда, удавшегося Салмакиде, она отправилась на Левкаду, чтобы броситься со скалы.

— Зачем же бросаться со скалы? — спросила Виолетта.

— Несчастливые влюбленные спрыгивали с утеса в море. Кто доплывал до берега — тот избавлялся от своего недуга, кто тонул — исцелялся еще вернее.

— Значит, ты говоришь, что такие женщины существуют?

— И их немало.

— Видишь ли…

— Ты о чем?