— Там было слишком шумно. Ты все равно не услышала бы меня. — Хальт на мгновение нахмурился, и Ингитору кольнула в сердце маленькая холодная игла. Ничто не пугало ее так, как недовольство Хальта. Но через мгновение он уже снова улыбался.

— Я знаю, ты не поладила сегодня вечером с Вальборг, — сказал он. Теперь Ингитора уже не удивлялась тому, что он все знает о ней и о других. — Но это ничего. Посиди со мной, я расскажу тебе что- нибудь забавное и поучительное.

— Расскажи! — охотно согласилась Ингитора и села поудобнее.

— Ты помнишь, я рассказывал тебе о том, как Греттир Могучий пришел переночевать на усадьбу Песчаные Холмы, — начал Хальт, и Ингитора радовалась, как девочка. Наверное, сам Греттир не переживал свои подвиги так ярко, как она, слушая рассказы Хальта. — Греттир остался один в покое. До полуночи все было спокойно, а потом раздался вдруг страшный шум и со двора вошла огромная великанша. В руках у нее было корыто и большой нож…

Ингитора слушала, затаив дыхание, не сводя глаз с лица Хальта. И в сиянии белого огня его глаз она ясно видела полутемный покой… Слабо дрожит пламя факела в железной скобе, и тени ходят по бревенчатым стенам, где из щелей свисают беловатые пряди сухого мха. Во всем доме тихо-тихо, нигде не скрипнет половица, как будто весь дом ждет чего-то страшного, неотвратимо близкого… Ожидание сгущает тишину, становится нестерпимым… И вдруг за стеной раздаются тяжелые шаги, с грохотом отлетает дверь, и через порог шагает великанша. Она так огромна и сильна, что ее не сдержат никакие засовы, и дверной косяк ломается с треском, когда она задевает его плечом. Вот она поднимает свою уродливую голову, а во рту у нее торчат редкие длинные зубы, на лице страшное, дикое, нечеловеческое выражение. Корыто у нее грубо вырублено — великаны не искусны в поделках, нож длиной в полтора локтя, а на лезвии возле рукоятки засохла давняя кровь…

— Они яростно схватились и бились долго! — воодушевленно рассказывал Хальт. — Все лавки и лежанки в покое были переломаны. Великанша хотела вытащить Греттира наружу, она сломала перегородку и вынесла Греттира в сени на спине. Никогда прежде он не встречался с нечистью такой огромной силы! Великанша подтащила Греттира к реке, к самому краю ущелья. Они бились там всю ночь. Греттир был уже чуть жив от усталости, но знал: либо он одолеет великаншу, либо она сбросит его в пропасть.

Дрожь охватывала Ингитору с ног до головы, а душу наполняли ужас и восторг. Она сама была там, в темном покое и на обрыве, где сошлись в полночь Греттир и великанша. Они не видели её, никакая опасность ей не грозила, но она как свои ощущала все их чувства: голодную ярость великанши и гнев Греттира, его уверенность в своей силе одолеть любую нечисть. Ах, как хорошо быть мужчиной, самым сильным и доблестным, знать, что во всем живом и неживом мире нет тебе достойного противника! И сейчас сама Ингитора была им.

— Уже на самом краю ущелья Греттир изловчился, перебросил великаншу через себя и освободил правую руку, — рассказывал Хальт, а Ингитора уже не слышала его голоса, не разбирала слов. Слова были ей не нужны — все эти захватывающие образы как наяву разворачивались перед ее глазами. — Теперь-то он сумел выхватить меч и отрубил руку великанше. А в это время наступил рассвет, и великанша окаменела. Греттир подумал, что вовремя вырвался из ее рук, а то остался бы заключенным в скалу. Там до сих пор виднеется эта скала. Ее так и называют — Скала Великанши. А Греттир и подумал: «Видно, неспроста она тащила меня под водопад. Надо бы посмотреть, что там такое?»

Ингитору терзало то же любопытство: а что там, под водопадом? Для кого великанша хотела сварить похлебку из человечины? Перед глазами Ингиторы было ущелье с шумящим водопадом на краю, она замечала каждую мелочь: и пятна лишайника на камнях, и дерновые крыши усадьбы Песчаные Холмы в отдалении, где в смутном свете наступающего утра еще не виднелось дымков от очага. Видела она и Греттира, его широкое скуластое лицо, покрытое веснушками, с выпуклым упрямым лбом, мокрым от пота, усталые серые глаза. Он и не думал сейчас гордиться своим подвигом — ему казалось, что он сделал только то, что должен был сделать, ничего больше. Да и вид у него не как у великого героя — скорее, бродяга после драки. Рубаха висит на нем клочьями, на сильных плечах видны кровоподтеки и синяки, рыжие волосы растрепаны. Ингитора слышала его тяжелое дыхание, как будто он был совсем близко. А рядом шумит водопад, шумит яростно и жадно, злится, что лишился жертвы. И маленькие холодные капли, как острые иголочки, колют разгоряченную кожу Греттира…

Но где же он? Где та усадьба Песчаные Холмы? В каком-то из дальних племен? В каком-то из прошедших веков? Ингитора не знала этого, но все эти миры и века были близки и понятны ей. Она была в них хозяйкой больше, чем конунг хозяин в своей земле, с которой собирает дань. И все это богатство ей дал Хальт — хромой альв с белым огнем в глазах.

— Расскажи об этом людям, им понравится, — сказал Хальт, и Ингитора очнулась. Она снова увидела знакомую девичью кюны Асты, Гюду и Ведис, спящих на ближней лавке. Но ущелье Песчаных Холмов оставалось с ней. Ей очень хотелось рассказать о нем, хотелось так сильно, словно все ущелье, водопад, дом с хлевом и лодочным сараем, Греттир с великаншей помещаются в ее груди и грозят разорвать ее, если она их не выпустит.

— Я расскажу, — задумчиво согласилась Ингитора. В уме ее сами собой сплетались красивые слаженные строчки. Иными они и не могли быть, ведь все, что она видела, было так красиво и ярко! И мир Греттира совсем заслонил девичью, вымел из памяти ссору с Вальборг, тревогу за Эгвальда. Даже мысли о Торварде и мести. Даже скорбь об отце. Волшебная сила альва одолевала все. Весь зримый мир бледнел перед высшим зрением, которое Хальт давал ей, все его тревоги и горести отступали и таяли, как утренний туман под лучами солнца. Они не имели над ней власти.

— Тебе понравилось? — спросил Хальт.

Ингитора посмотрела на него. Раньше она не могла и представить, что на свете бывают такие прекрасные лица.

— Я так люблю тебя! — тихо, но вложив всю душу в эти слова, сказала она в ответ. — Ты — самое большое сокровище моей жизни. Лучший дар богов моей судьбе. Я так ей благодарна за это…

Хальт улыбнулся, довольный ее словами. Все лицо его светилось. Сейчас ему не нужно было никаких клятв — он знал, что это правда.