— Не годится так называть родича, даже если раньше он тебе не нравился. Особенно если он вовсе не заслужил таких слов. Он вовсе не похитил Вальборг, она выбрала его по своей воле. Она сама предложила ему свою руку, потому что она хочет мира. И я тоже хочу его. Если твоя сестра… Если я хоть немного дорога тебе, ты не станешь противиться.
— Ты, Ингитора… Зачем ты так говоришь? Ты знаешь, что ты для меня дороже всех женщин на свете! — горячо заговорил Эгвальд, сжимая ее руку. Речь его была словно бурный поток, наконец-то прорвавшийся через толщу льда. — Ради тебя я пошел в поход на Аскрфьорд. Ради тебя я принял это унизительное освобождение из рук моего врага — только ради тебя, чтобы скорее постараться помочь тебе. Если бы всю кровь мою боги потребовали по капле ради тебя, я бы… — Эгвальд тряхнул кулаком, не находя слов, потом наконец-то обнял Ингитору и тихо добавил: — Я же люблю тебя. Я… Если ты велишь мне, я помирюсь с ним. Я даже назову его своим братом. Но ты должна поклясться, что он ничем не обидел тебя!
— Я клянусь! — с улыбкой ответила Ингитора. Она боялась других вопросов, а эту клятву могла дать со спокойной душой. — Я клянусь тебе Одином и Фригг, клянусь памятью моего отца, что Торвард конунг не причинил мне ни единой обиды и был братом мне. Наша кровь с ним смешана на рунной палочке, и я всегда буду в мире с ним, что бы ни случилось. Если ты любишь меня, ты должен дать ему руку.
— Я сделаю это, — тихо, но твердо пообещал Эгвальд. — Если только ты…
Весь его боевой задор, вся его злость на Торварда пропала. Как только Ингитора оказалась рядом с ним, ему стало незачем сражаться. Все мнимые оскорбления выросли из одного корня — из разлуки с ней. Обретя вновь Ингитору, Эгвальд вернул свою гордость, спокойствие, веру в свою удачу. Но благодаря пройденному пути он приобрел и больше, чем имел. Навсегда он запомнит мудрость Отца Ратей: в том убедится бьющийся часто, что есть и сильнейшие.
Перед воротами усадьбы ждала пестрая толпа. Впереди стоял Торвард конунг со своей молодой женой, за ним — ярлы и хельды, гости из раудов, хирдманы. Ингитора подвела Эгвальда к воротам и сказала Торварду:
— Приветствуй своего родича, Торвард конунг. Бури задержали его в пути, но он все же успел на свадьбу своей сестры. Хорошо, что в доме достаточно пива и мяса.
— Я всегда рад своим родичам и не меньше буду рад родичам моей жены, — ответил Торвард конунг, глядя в лицо Эгвальду.
— Приветствую тебя, брат мой! — сказала Вальборг. Молодая кюна фьяллей была бледна, но держалась твердо и спокойно: в душе она боялась, что Эгвальд привез ей проклятие отца, но даже такой угрозой ее нельзя было бы разлучить с мужем.
А Ингитора вдруг ощутила, как горячий источник вскипел в ее груди и сама собой родилась та песня, которую потом назвали Выкуп Мира.
Вся толпа у ворот усадьбы, сотни хирдманов Эгвальда в молчании слушали ее песню, и сама Ингитора знала, что волшебство Источника Мудрости превращает простые слова в заклинание. Так будет до тех пор, пока жив хоть один из слушавших эти стихи.
— Я рад быть другом тебе, Торвард конунг, — первым сказал Эгвальд и протянул Торварду руку. — Таким другом, как и полагается при нашем нынешнем родстве.
— Ты вовремя успел на свадьбу! — сказал Торвард, пожимая ему руку. — И если ты хочешь, то еще не поздно присоединить к ней и твою свадьбу с той девой, которая тебе дороже всех.
Эгвальд обернулся к Ингиторе и улыбнулся, может быть, впервые за многие месяцы. Улыбка у него вышла неловкая, смущенная и от этого странно трогательная.
Ингитора улыбнулась ему в ответ. Теперь она знала, что волшебный дар стихосложения, сладкий и горький, прекрасный и грозный, как отточенный клинок, не обманул ее. Трудно было найти для оружия скальда лучшее применение.
Дорогу к логову легко нашел бы и ребенок. От широкого, медленно струящегося по низкой долине ручья через густые заросли ивняка тянулась тропинка, покрытая отпечатками волчьих лап. Маленькая рыжеволосая ведьма, со звериной ловкостью прыгая с одного плоского камня на другой, перебралась через ручей и пошла вверх по волчьей тропе.
Откуда-то из зарослей выскочили серыми тенями два полувзрослых волка-переярка, обнюхали ноги Дагейды. Она погладила их широкие лбы и загривки. Оба переярка неспешно потрусили за ней.
В склоне небольшого сухого пригорка виднелась неглубокая впадина, служившая логовом волчице с ее новым выводком. Перед ней валялось несколько старых, засохших костей, разорванная и полусъеденная туша молодой косули. Сама волчица поднялась из норы навстречу Дагейде. Серая хозяйка не ощетинилась, не бросилась на незваную гостью, как бросилась бы на всякого чужака, посмевшего приблизиться к ее потомству. Дагейда так же мимоходом потрепала ее за ухом. Ее зеленые глаза смотрели мимо волчицы на пятерых волчат, игравших с костями перед входом в нору. Заметив Дагейду, они бросили свои игры и повернули навстречу ведьме пять любопытных носиков.
Дагейда быстро опустилась на колени и протянула руки к волчатам. Они нюхали ее ноги и накидку из волчьего меха, тихо поскуливали — они еще не знали, кто пришел к ним, но чувствовали в ней хозяйку. А Дагейда с лихорадочным нетерпением поворачивала к себе одну за другой их мордочки. Она искала знак, подсказанный ей стоячими камнями Рыжей Горы.
Один из волчат сам сунул мордочку ей в руки. Дагейда подняла ее и вскрикнула: на черном носике сбоку виднелось маленькое белое пятнышко. Стоя на коленях, Дагейда порывисто обняла волчонка, прижалась щекой к мягкой шерстке на его мордочке.
— Мой Жадный… Мой неутомимый… Мой верный… — чуть слышно шептала она, в голосе ее дрожали боль и нежность, и слезы катились по ее бледному лицу из-под опущенных век.
Волчонок тихонько взвизгнул и горячо лизнул ее мокрую щеку.
Пояснительный словарь
