Ощущение было такое, что она насмерть отсидела обе ноги и они так затекли, что хоть режь — ничего не почувствуешь.

— Вот так лучше! — удовлетворенно сказал незнакомец. — Обещай, что больше не будешь за мной гоняться. Мне не очень-то ловко бегать по лесу, особенно от такой красивой девушки. Гораздо лучше нам будет побеседовать, сидя спокойно.

От изумления гнев Ингиторы прошел. Отняв взгляд от своих непослушных ног, она посмотрела на незнакомца. Он вышел из-за ствола сосны, и теперь она могла его спокойно разглядеть. Пожалуй, она погорячилась — ростом он был на голову выше ее и шириною плеч не уступил бы Оттару. На нем был серый плащс капюшоном, вроде тех, что носят рабы на пастбищах, но волосы у него были длинные, как у благородного человека. Сколько ему было лет, Ингитора затруднилась бы определить. И описать его лицо тоже. Она смотрела, смотрела, но уловить черты его лица было все равно что разглядеть подлинный облик морской волны. Оно все время менялось. То ей казалось, что она видит его глаза, то они вдруг скашивались к носу и исчезали, рот то растягивался по-лягушачьи, то сжимался в поросячий пятачок.

Ингитора недоуменно моргала, будто у нее рябило в глазах. И сосновая поляна покачивалась, словно корабль на волнах, рыжие стволы трепетали, как отражение в воде. Когда-то ей уже пришлось испытать нечто подобное, но сейчас Ингитора не могла сообразить, где и когда.

— Не будешь больше гоняться за мной? — повторил незнакомец. Зачарованная Ингитора не ответила. — Не будешь! — удовлетворенно сделал вывод он сам и был прав: она не испытывала больше ни малейшего желания гнаться за ним и тем более трепать за уши. Пожалуй, до его ушей ей было бы не так легко дотянуться.

— Тогда давай сядем и поговорим, — предложил незнакомец. — Иди сюда.

Он махнул рукой в сторону бревна и сам шагнулк нему. Теперь Ингитора поняла, почему он не хотел бегать. Одна нога у него была странно вывихнута в щиколотке, и на ходу он заметно хромал. Подойдя к бревну, он сел и приглашающе похлопал по шершавой коре рядом с собой.

— Садись сюда, флинна Ингитора дочь Скельвира из рода Ингвингов. Мой род достаточно хорош, чтобы тебе не стыдно было разделить со мной это сиденье. И не только сиденье, сказал бы я… Но об этом в другой раз.

В устах кого-нибудь другого подобные речи возмутили бы Ингитору, она и не подумала бы последовать приглашению. Но сейчас она была так изумлена всем странным обликом незнакомца, что гневу в ее сердце просто не осталось места. Она попробовала шагнуть, и это удалось ей безо всякого труда, как всегда. Она села рядом с ним на бревно и еще раз убедилась, что он намного выше ее ростом — теперь ей приходилось смотреть ему в лицо снизу вверх.

Лицо его наконец успокоилось, словно отстоялась вода. Черты его были правильными, вокруг рта виднелись глубокие резкие складки, но кожа была свежа, как у молодого. По-прежнему Ингитора не взялась бы сказать, сколько ему лет.

— Отчего же ты не спросишь, откуда я тебя знаю? — спросил незнакомец.

— Зачем задавать пустые вопросы? — отозвалась Ингитора. — Мало кто в округе меня не знает. Пожалуй, таких и вовсе нет. А вот тебя я не знаю. Откуда ты взялся?

— Ты же сама видела — из-за сосны, — обстоятельно, как объясняют очевидную истину малому ребенку, сказал незнакомец. — Можно сказать, что ты сама меня позвала. И дрянные же стишки сочиняют у вас в Льюнгвэлире, вот что я скажу!

— А ты кто такой, что бранишь наши стихи? — Ингитора почти обиделась, вспомнив о своем неудачном заклинании духов. — До сих пор они были достаточно хороши для нас. Ты кто — Премудрый Браги?

— Нет, до Длиннобородого мне почти так же далеко, как тебе до прекрасной Всадницы Кошек, до Фрейи. — Незнакомец покачал головой. Всю эту нелепую речь он произнес с грустью, но совершенно серьезно, без тени усмешки. Вот полоумный — да кому же придет в голову сравнивать людей и богов?

— Ну раз не Браги, то, как же мне тебя называть? — насмешливо спросила Ингитора.

— Зови меня Хальтом, — отозвался он. — В основном меня зовут так. Наверное, ты понимаешь почему?

Ингитора кивнула. Хальт — Хромой. Наверное, это не имя, а только прозвище. А может, и имя, если он так родился. Родился? Непонятно почему, эта мысль показалась ей нелепой. Невозможно было представить Хальта новорожденным младенцем, ребенком, юношей… А сейчас он кто? Казалось, он так и появился на свет, как сидел сейчас перед ней. Прямо в этом сером плаще.

— Что ты задумалась? — прервал молчание Хальт. — Сочиняешь стихи получше?

— Может, ты сочинил бы лучше, если бы твой отец погиб от руки конунга, а ты не мог отомстить! — ответила Ингитора. Ей казалось, что Хромой смеется над ней и не понимает глубины ее горя. А он должен знать об этом, если знает ее. Весть о событиях в Льюнгвэлире облетела уже всю округу.

— Да, это мне нелегко представить! — Лицо Хальта приняло озадаченное выражение, как у дурачка-пастуха. Длинные белесые волосы упали ему на лицо и скрыли глаза. А Ингитора подумала, что так мог бы сказать человек, никогда не имевший ни отца, ни рода, ни племени.

— И если бы тебя насильно выдавали замуж ради мести! — со злорадством продолжала Ингитора, довольная, что сумела его озадачить.

— Ой! — Хальт обхватил себя за плечи, как будто на него пахнуло ледяным ветром. — Вот напасть! Неужели это делают с тобой?

Повернув лицо к Ингиторе, он вытаращил глаза. Глаза у него были светлые, серо-зеленые, и затягивали взгляд, как чародейная чаша. Ресницы у него были совсем белые, как лепестки подснежников, а брови густые и темные, очень красиво очерченные, длиной от переносья почти до висков. Странное лицо. Едва ли найдешь где другое такое.

— А что мне еще остается? — с горечью ответила Ингитора. Ей вдруг захотелось поговорить с ним о своем горе. Никто в усадьбе, кроме разве Асварда, не понял бы ее. Но Асвард ничем не может ей помочь. А Хальт? Ингитора сама дивилась своей уверенности — она не принадлежала к тем, кто легко принимает в друзья всех подряд, — но ей казалось, что Хальт сможет сказать ей много такого, чего ни она сама, ни другие люди в усадьбе не знают. — Была бы я мужчиной, я попробовала бы сама отомстить за отца, — продолжала она. — Конунгу отомстить не так-то легко, но я хотя бы попробовала бы…

— И погибла бы с честью! — с насмешливой важностью подхватил Хальт. — Слава Одину, нашелся доблестный воин, который взял на себя этот труд. Только я не знаю, на какое время он назначил поход. А уж до тех пор он постарается, чтобы род Скельвира оказался продолжен. Теперь в его честь сочиняют звонкие стихи. Вот такие, я слышал:

Не доведя даже стих до конца, Хальт прервал сам себя и добавил:

— Ну а до тех пор страж перины драконьей думает сделаться стражем перины хозяйской. Так?

Он хитро подмигнул Ингиторе, а она возмущенно вздохнула. Ей совсем не нравилось об этом думать. Зачем он ее дразнит? И откуда он знает стихи, которые сочинил Торкель Копыто? Ведь их он говорил в гриднице, а Хальта там не было. В одном Ингитора была уверена точно — никогда раньше она не встречала этого человека с неуловимым лицом. Может, рабы на пастбище рассказали? Только у кого из них хватило ума запомнить?

— Скажешь, это хорошие стихи? — спросила Ингитора. Ей хотелось, чтобы Хальт разбранил их — не потому, что стихи были плохи, а потому, что восхваляли Оттара. Когда она вспомнила о нем теперь, сидя рядом с Хальтом, Оттар показался ей просто отвратительным.

— Ужасные! — со страстью и неподдельным ужасом воскликнул Хальт и снова подмигнул ей.

Ингитора засмеялась. Тяжесть на ее сердце как-то незаметно прошла, словно не бывала, все беды вдруг показались ей неважными.