– Спасибо, – немедленно откликнулся гном, – ура нашему славному бабайскому пилоту и всякое такое! Эх, Модя, шуток ты не понимаешь…

– Граждане магики, – подал голос Глеб, – а скажите мне, знатоки местной географии и истории: у вас император, случаем, не японец?

– Чего? – опешив, хором воскликнули «знатоки», – в каком смысле? Почему?

– Потому, что название столицы очень похоже на японское, – опасаясь, не ляпнул ли он глупость, всё же пояснил свою мысль парень. – Тем более – император, не царь какой-нибудь или король. Или падишах.

– Сам ты японец, – развеселился Федул, – Глеби-сан, злой самурай, гы-гы! Где твоя харакирная катана, о славный микадо? Сделай себе глубокую сепуку в тени сакуры и иди далее с миром, ага.

– Да кто ж его знает, японского он происхождения или нет, – задумчиво почесал прихлопнутую маковку бабай, – всяко может быть. Впрочем, какая нам разница? В гости к императору мы не собираемся.

– А я, между прочим, знаю ещё одно знатное японческое слово, – похвастался гном. – Кароси – это типа смерть от перенапряжения. Но нам оно не грозит.

– Воистину, – согласился бабай, – кто бы сомневался… Други, вы есть хотите? Я, например, что-то проголодался. У меня, кстати, бутерброды с завтрака припасены, налетайте, – Модест принялся вытаскивать из карманов брюк завёрнутые в салфетки ресторанные припасы. От нежданного обеда ни Глеб, ни Федул, разумеется, не отказались: подсохшие хлеб с колбасой пошли, как говорится, «на ура», даже крошек не осталось.

Пока трое нарушителей прокатного договора подкреплялись, внизу, под шаролётом, наконец-то появились обжитые места: то посёлки с добротными домиками и обязательными садами-огородами при них, то небольшие города с пяти-шестиэтажными зданиями, площадями и ратушами – сверху похожие на тщательно выполненные макеты старинных построек. Заодно началось и воздушно-транспортное движение: там и тут над поселениями можно было увидеть спешащих по своим делам жителей, кого на мётлах – в основном женщин преклонных лет, с хозяйственными сумками и магазинными пакетами в сетчатых багажниках, – кого в семимильных сапогах с рюкзаками за плечами, наверняка туристы, а кого на ржавом велосипеде с самодельными и явно ненужными крыльями. В общем, кто на чём мог, на том и летал, лишь бы оно передвигаться умело.

Особо Глеба заинтересовал ковёр-самолёт: старинный, громадный, словно взятый из приёмного зала какого-нибудь шахского дворца – с устроившимися вокруг самовара седобородыми гражданами восточного вида, в стёганых ватных халатах, чалмах и тюбетейках. Попивая чай из пиал, они вели неспешный разговор, совершенно не обращая внимания на то, куда направляется их транспортное средство: ковёр, предоставленный самому себе, летал по большому кругу. Хотя, возможно, так и было задумано – кто их знает, тех восточных мудрецов!

Гном, осоловелый после еды, начал клевать носом и едва не рухнул со своего насеста; вовремя очнувшись, Федул встревоженно огляделся по сторонам, не увидел ничего опасного, и, во всю зевая, попросил парня:

– Глеб, слушай, расскажи-ка мне чего интересное, а то я того и гляди усну… Ей-ей, не знай я, что бутерброды из казённого ресторана, наверняка решил бы, что злобные враги в них сонного зелья подсыпали. На предмет убаюкивания моей неусыпной бдительности.

– Запросто, – пообещал Глеб, поудобнее устраиваясь на бабайском колене. – Хочешь, про наших врагов-орков, кто они и как я с ними познакомился? И про Хитника тоже могу, он мне этой ночью снился, кое-что любопытное сообщил. И про кинжал всю правду доложу, в смысле, что вовсе он не потерян, а спрятан мной в колдовской надреальности.

– Оба-на! – Федул в изумлении вытаращился на Глеба, будто у того запасной глаз на лбу открылся, – значит, артефакт-реконструктор не потерян?! А что же ты молчал, вражина! Эге, теперь мне становится понятно, отчего и почему за нами два бандита как привязанные таскаются… Ну-ка, начни свою скорбную летопись с самого-самого начала, по порядку и откровенно! Если по ходу дела будут встречаться эротические или кровавые эпизоды, то рассказывай подробно, со смаком и в деталях. Понял? – Глеб кивнул и приступил к повествованию.

Рассказ получался долгий и несколько бестолковый: то гном, то бабай бесцеремонно перебивали монолог парня, уточняя интересующие их события, отчего Глеб путался, терялся, и тогда приходилось возвращаться чуть ли не к началу всей истории. Наконец Глебу надоело отвлекаться на бесконечные «зачем» и «почему» – он пригрозил умолкнуть и вообще ничего не говорить, если его будут доставать идиотскими вопросами. После чего быстро, по существу рассказал всё, чего не знали его друзья – не утаив, конечно же, и подозрений Хитника, и правды о спрятанном в нигде волшебном кинжале. И о том, что начальник Музейной Тюрьмы предлагал Глебу много, очень много денег за тот «утерянный» артефакт.

Выслушав историю до конца, Федул крепко задумался.

– Ты чего? – забеспокоился парень, не привыкший к столь длительному молчанию гнома, – почему грустим, почему вопросы не задаём?

– Меня терзают смутные сомнения, – возвестил Федул, рассеянно водя пальчиком по макушке бабая, – оно, конечно, замечательно, иметь личный колдовской кинжал и управлять с его помощью реальностью. Но десять миллионов золотых монет имперской чеканки – это вам не кот чихнул! Во мне сейчас, брателло Глеб, борются два начала: светлое и тёмное… Светлое говорит, мол, нафиг того начальника Тюрьмы с его геополитическими амбициями, а тёмное наоборот, зовёт к несметным богатствам и дворцам на берегу лазурного океана. И какому из них поддаться, я пока не решил.

– А чего тут решать? – удивился Модест, смахивая с макушки надоедливый палец гнома, – на кой ляд тебе станутся те миллионы, если в переделанной начальником Тюрьмы реальности не найдётся места ни тебе с твоими богатствами, ни мне, ни, возможно, Глебу. Вычеркнут за ненадобностью как опасных свидетелей и привет.

– Логично, – воспрянул духом гном. – Убедил, бабаище! Ох как я не люблю те сомнения и терзания, прям душа на две половинки рвётся: и того хочется, и этого, а на двух табуретках усидеть трудно.

– Дык, запросто, – не согласился Модест, – я, как правило, на двух и сижу. Так оно мне гораздо удобнее, – Федул с Глебом переглянулись и расхохотались.

– Будем тогда действовать следующим образом, – отсмеявшись, сказал гном, – сначала решаем проблему с дедом Снюссером, на предмет снятия с Хитника заклятья жуткого невезения и фатальной ошибки, а после разбираемся с начальником Музейной Тюрьмы и его двумя прихвостнями. Короче – вселяем душу Хитника в его тело, затем вчетвером идём бить гадов смертным боем! Вот такой у меня замечательный дерзкий план.

– Если, конечно, он, начальник, не захочет с нами чуток раньше разобраться, – нехотя уточнил бабай. – Самостоятельно.

– О, гляньте-ка! – проигнорировав мрачное предсказание Модеста, вдруг радостно воскликнул Федул. – Пока мы трепались за жизнь, нас уже прямиком в Наймати доставили. Эх, красотища! – Три авантюриста, умолкнув, с понятным интересом стали разглядывать открывающийся перед ними городской пейзаж: пузырелёт, неспешно замедляя ход и опускаясь всё ниже, подлетал к столице колдовской империи.

Послеполуденное солнце празднично сияло над величайшим городом мира, лишь малой своей частью раскинувшегося от горизонта до горизонта. Дворцы- небоскрёбы с зеркальными стёклами, серебряные крыши высотных домов, блестящие корпуса машин на бесчисленных улицах делали Наймати похожей на застывший океан, сверкающий под солнечными лучами навеки остановленными волнами построек.

Над городом носились тысячи летающих повозок, издали напоминая бестолковый рой мошкары – однако кажущееся хаотичным перемещение наверняка подчинялось строгим полётным нормам и правилам.

– Ослепнуть можно, – ошарашенно пробормотал Глеб и потянулся было за тёмными очками, но Федул остановил его:

– Погоди, брателло, позже красотами любоваться станем! Давай-ка быстренько зарегистрируем имперские паспорта – опасаюсь, что нашу летающую таратайку будут встречать представители базы проката шаролётов. И не удивлюсь, если они окажутся в полицейской форме. – Гном забрал свой паспорт, внимательно изучил его, полистал, и, оставшись довольным увиденным, приложил указательный палец в нужном квадратике, на первой странице документа. В тот же миг рядом с квадратом возник цветной портретик Федула – с глупой ухмылкой на бородатой физиономии и вытаращенными глазами. Аккурат с той самой гримасой, с которой он прикладывал палец к документу.

– Тю, – рассердился Федул, с отвращением разглядывая собственное изображение, – могли бы и предупредить в какой сноске, мол, перед регистрацией документа сделайте умное лицо, вас сейчас фотографировать будут! А теперь ходи всю жизнь с кривым на морду паспортом. – Гном, плюясь от злости, спрятал радужную книжицу в карман шорт.

Учтя произошедшее с Федулом, и Модест, и Глеб при регистрации постарались «сделать умные лица», как того рекомендовал гном. Но несколько в том переусердствовали: у обоих на фотографиях получились унылые, вымученные лики – как у просветлённых отшельников-пустынников. В общем, никто своим изображением доволен не остался.

Шаролёт резко пошёл вниз: под прозрачным днищем расстилалось бетонное поле, густо расчерченное белыми полосами в самых неожиданных направлениях. Там и тут среди мешанины линий виднелись красные посадочные круги с порядковыми номерами внутри; зависнув над тринадцатым, шаролёт плавно опустился в центре круга.

Как Федул и предполагал, их ожидали. Но, к счастью, не в полицейской форме и не многочисленным составом – возле тринадцатого посадочного места стоял, наблюдая за манёврами шара, невысокий гражданин в синей униформе, с заметной издалека жёлтой надписью поперёк груди: «Диспетчер». Под мышкой гражданин диспетчер держал кожаную папку с небрежно торчащими из неё бумажными хвостиками деловых бумаг, наверняка крайне важных инструкций- положений по нелёгкому прокатному делу. Дождавшись, когда шаролёт остановится и из него выберутся трое нарушителей – кряхтя, охая, хватаясь то за поясницы, то за онемевшие от долго сидения части тела – диспетчер шагнул им навстречу и спросил не допускающим возражений начальственным тоном:

– Кто из вас господин Дорофей, ответственный наниматель? Мне необходимы его показания для составления служебного протокола о произведённых им нарушениях, – взяв из подмышки папку, он вынул из нагрудного кармана ручку: приняв строгий вид, диспетчер приготовился к работе. То есть допрашивать, записывать и, разумеется, карать дурака-нанимателя за его жуткие преступления… Скорее всего, штрафовать провинившегося на кругленькую сумму и, наверняка, без выписывания денежной квитанции.

– Протокол? – возмутился Федул, потирая отсиженный зад, – с каких фигов-то?! Произвол, волюнтаризм, попрание демократических свобод – вот что такое ваша окаянная служба проката! Это не вы на нас, это мы на вас сейчас жалобу писать будем, за доставленные неудобства и преднамеренные опасности. А также за отсутствие повышенного комфорта в виде дополнительных пассажирских сидений, биотуалета и жизненно необходимого бара-холодильника с пивом! – Вовсе не ожидавший подобной наглости гражданин диспетчер пришёл в замешательство, пытаясь осмыслить услышанное. Не давая бедняге очнуться и помня, что лучшая защита – нападение, Глеб немедля влез в разбирательство.

– Собственно, мы и есть Дорофей, единый в трёх лицах, – любезно пояснил он диспетчеру, отчего тот окончательно впал в ступор. – Дело в том, – парень незаметно подмигнул гному с бабаем, – что шаролёт был направлен в Нулевую Зону – можете глянуть в ваших документах, там это наверняка отмечено – для моего возвращения в Наймати. К несчастью, в последний день работы в «нулёвке» я был атакован диким корчевиком-мозговёртышем, магически отделившим от меня две дополнительные и несколько… ээ… неадекватные личности. То есть овеществил не самые лучшие черты моего характера. Потому-то во время обратного перелёта и случились кое-какие досадные происшествия, за которые я приношу свои искренние извинения.