Джеганем. Стражники позволили родителям делать все, что те захотят ради убеждения Зедда и Эди сдаться, но они не позволяли им подойти слишком близко и убить столь ценных пленников. Родители понимали, что убить стариков им не дадут, но Зедд знал, что в пылу гнева подобные приказы забываются. Он хотел, чтобы его убили и покончили со всем этим. Но императору старики были нужны живыми, поэтому стражи стояли на посту.

После нескольких ужасных часов, когда дети непрерывно кричали от пыток, а их родители требовали, даже при помощи силы, чтобы старый волшебник начал сотрудничать и рассказал императору то, что ему нужно, Зедд сдался. Он согласился говорить — не столько из-за колотушек родителей, сколько для того, чтобы эти безжалостные люди прекратили пытать детей.

Он считал, что ничего не потерял, сдавшись. Это остановило пытки детей. Башня огромна. Враги унесли жалкие крохи ее содержимого. Зедд предполагал, что караван, возможно, не вез ничего ценного для Джеганя. Составление полного каталога займет много времени — возможно, недели, пока они дойдут до последней вещи. Нельзя было допускать, чтобы пытали детей, когда Зедд при всем желании не мог бы сообщить Джеганю ничего полезного.

Однажды, когда Сестра ушла проверить подготовку в соседней палатке, Эди спросила, как поступить, если они наткнутся на что-нибудь, действительно способное помочь Джеганю победить. Зедд не смог ответить — пришли солдаты и увели их к Сестре в следующую палатку.

Он надеялся затянуть процесс насколько возможно. Старый волшебник не думал о том, как они смогут продержаться еще сутки.

Иногда бывали передышки, когда Сестры переносили и подготавливали очередной трофей. Они понимали всю опасность волшебных предметов и не оставляли шансов случайности. Странным людям без единой искры дара, которые им помогали, могло не повредить, если какая-то магическая вещь случайно придет в готовность, но другие были уязвимы. Несмотря на такие меры предосторожности, в лагере хватало людей для работы над подготовкой к допросу, так что Зедду и Эди не давали спать, пока их не отводили распутывать очередную головоломку.

Старик с трудом держался на ногах, пока его и Эди тащили по темному лагерю. Силы его и так уже были на исходе. Их еще больше подорвало то, что он увидел давно потерянный его дочерью мячик. Зедд никогда не чувствовал себя таким старым и слабым. Он боялся, что его воля слабеет и не знал, как долго сможет сохранять рассудок.

Зедд не был уверен, что все еще не безумен. Мир вокруг него, похоже, свихнулся. Временами все казалось сном. То, что знал и не знал старый волшебник, иногда переплеталось в спутанный узел.

Пока они шли через ночной лагерь по влажной жаре, ему начало казаться, что он видит вещи — в основном людей — из своего прошлого. Зедд начал сомневаться, действительно ли он видел мячик. Старик задавался вопросом, могли ли остальные виденные им вещи также быть порождением его фантазии. Мог ли это быть простой мячик? А вдруг он только думал, что это тот, который потеряла его дочь? Вообразил ли он волнистые линии на нем? Он начал задавать себе вопросы о малейших деталях.

Глядя на людей в переполненном лагере, он подумал, что увидел свою давно умершую жену Эрилин среди находящихся под охраной женщин. Это были матери схваченных детей, и их худшим кошмаром стало остаться в живых, если Зедд не будет сотрудничать. Его взгляд скользнул по цеплявшимся за юбки матерей и ноги отцов детей. Малыши глядели на старого волшебника, на его волнистые белые волосы, вероятно думая, что он сумасшедший. Может, это так и было.

Неверный свет факелов, освещавших лагерь, размывал контуры всех предметов. Костры, которые Зедд мог разглядеть, выглядели как целое поле звезд на земле, будто мир перевернулся вверх тормашками.

— Ждите, — велела охранникам Сестра.

Зедд, запнувшись, упал, когда Сестра нырнула в палатку. Эди закричала от боли: державший ее человек вывернул ей руку, чтобы остановить.

Зедд качался на ногах. Ему было интересно, потеряет ли он сознание. Перед его глазами раскачивался весь этот кошмарный лагерь.

Взглянув на одну из пленных девочек по дороге, он замер в ошеломлении, думая, что узнал ее. Стражник в коже и кольчуге, с оружием на поясе, был похож на кого-то, кого Зедд знал. Старик отбросил воспоминания, увидев Сестру, идущую мимо стоящих неподалеку палаток. Она тоже была похожа на кого-то знакомого. Зедд посмотрел на идущих по своим делам солдат. Элита, охранявшая императорскую часть лагеря, выглядела точно так же, как тот мужчина, лицо которого, как он думал, было ему знакомо.

Зедд всерьез испугался. Он окончательно уверился в том, что теряет рассудок, ведь он просто не мог видеть в этом лагере людей, которых, как думал, минуту назад встретил.

Рассудок был единственным, что у него оставалось. Он не хотел стать одним из бормочущих стариков, сидящих у края дороги.

Зедд знал, что люди иногда становятся неадекватными — сходят с ума, — когда становятся слишком стары или излишне перенапрягаются. Он знал надорвавшихся от непосильных трудов людей, которые сошли с ума и видели то, чего на самом деле не было. Старый волшебник решил, что именно это и происходит сейчас с ним. У него были видения тех людей из его прошлого, которых здесь не было. Это был верный признак сумасшествия — видеть, как оживает твое прошлое, думать, что ты снова с теми, кого любил очень давно.

Мозг был самым ценным из оставшегося у него. Теперь он утратил и его. Зедд терял рассудок.

Николас услышал назойливый шум сзади, в другом месте.

Некоторое беспокойство в месте, где ждало его тело.

Не обратив на это внимания, он продолжал осматривать улицы и дома на них. Солнце только что зашло. Люди, настороженные люди проходили мимо. Цвета. Звуки. Деятельность.

Грязное место, здания, притертые друг к другу. Смотреть, смотреть.

Он снова услышал шум сзади, где ожидало его тело. Сильный, призывающий обратить на него внимание.

Он проигнорировал глухой стук. Стук, стук, стук откуда-то еще сзади, так как он смотрел, пытаясь увидеть, куда они шли. Что это? Смотреть, смотреть, смотреть. Николас думал, что знал, но не был уверен. Вглядываться, вглядываться. Он хотел быть уверенным. Он хотел смотреть.

Ему так нравилось смотреть.

Зашумело сильнее. Противный, надоедливый стук.

Николас почувствовал свое тело. Его перенесло туда, где оно ждало, сидя по-турецки на деревянном полу. Он открыл глаза, поморгал, пытаясь приспособиться к полумраку в комнате.

Чародей встал, покачиваясь, привыкая к странному чувству присутствия в собственном теле. Он прошелся по комнате, глядя вниз, наблюдая, как поднимаются ноги, с каждым шагом ощущая собственный вес. Он отсутствовал очень долго, день и ночь, так что отвык делать такие вещи сам. Николас так часто пребывал в других местах, в других телах, что с трудом управлял собственным.

Кто-то барабанил в дверь и кричал, призывая ему открыть. Подобное грубое вторжение привело волшебника в ярость.

Качающейся походкой он направился к двери. Так странно было чувствовать себя снова в своем теле. Оно двигалось каким-то загадочным способом. Мужчина повел плечами, наклонился, покачал головой туда-сюда.

Двигаться самому, используя собственные мускулы, чувствуя собственное дыхание, видеть, слышать, обонять, воспринимать мир собственными чувствами быстро надоедало.

Дверь была закрыта на тяжелый засов, чтобы предотвратить приход нежелательных гостей, пока хозяин находится в другом месте. Не хотелось бы, чтобы кто-нибудь поживился его телом, пока он сам отсутствует. Совсем не хотелось.

Кто-то с грохотом колотил в дверь, выкрикивая его имя и требуя открыть. Николас поднял тяжелый