дало ему возможность подняться. Одному из неприятелей он тут же нанес сокрушительный удар кулаком в грудь, и другие подались назад. Оуэн выхватил нож, который хранил в голенище, и, изрыгая самые непристойные ругательства, огляделся вокруг в поисках меча.
Он поднял голову как раз вовремя, чтобы увидеть — на него стремительно надвигается толстенное бревно. Сервомеханизмы в руках четырех хэйденов, подхвативших таран, издавали резкий гул. В следующее мгновение могучий удар припечатал Оуэна к воротам, до сих пор стоявшим неколебимо.
Это напоминало кошмарный сон. В глазах потемнело, словно на землю внезапно спустилась ночь. Казалось, весь мир навалился на него своей тяжестью. Он чувствовал, как все органы и кости расплющились, а тело превратилось в лепешку. А потом ощутил невероятную, небывалую боль и понял, что все это не сон. Во сне, даже кошмарном, такой боли не бывает.
Ребра ломались, как спички, и острые обломки повреждали легкие и сердце. Ручьи крови хлестали изо рта. Наконец бревно качнулось назад, но Оуэн не двинулся с места, приклеенный к воротам своей собственной кровью. Она струилась теперь не только изо рта, но из носа, глаз и ушей. Темная пелена перед глазами развеялась, однако все его существо превратилось в сгусток нестерпимой боли, заглушившей без остатка мысли и чувства. Израненные легкие бессильно трепетали в исковерканной груди, не в состоянии ни вдохнуть, ни выдохнуть. Из окровавленной плоти торчали осколки переломанных костей, лицо превратилось в кровавое месиво. Медленно, беспомощно он сполз вниз, оставляя за собой широкий кровавый след на воротах, на которых появились глубокие трещины.
Оуэн ничком лежал в грязи. Дыхание его остановилось, сознание тускнело, лишь сердце все еще судорожно сжималось в расплющенной груди. Он уже не слышал отчаянного, полного ужаса и . ярости вопля Хэйзел. Не видел, с каким бешенством она набросилась на атаковавших его хэйденов и в несколько минут прикончила всех. Он лежал в грязи, и дождь медленно смывал кровь с его разбитого лица. Какая глупая смерть, пронеслась в голове последняя, вялая мысль… И тут словно что-то щелкнуло в гаснущем мозгу. «Нет, я не умру, — сказал себе Оуэн. — Я не хочу умирать. По крайней мере здесь и сейчас. Я еще нужен людям».
Он устремился внутрь своего разума, в самые глубины подсознания, в ту часть, которая для него самого оставалась тайной и где находились источники жизненной энергии. Бешеным усилием воли он извлек оттуда все ресурсы, которые там еще оставались. Вытащив жизненную силу из темных неведомых тайников, он наполнил ею свое разбитое, умирающее тело. Целительная энергия, потрескивая, принялась за дело. Оуэну хотелось пронзительно завизжать — такая волна боли накатилась на него, когда разбитые в щепу кости начали срастаться. Но до тех пор, пока легкие не ожили и не наполнились воздухом, он не мог издать не только крика, но даже и слабого поскуливания. Потом сердце вновь забилось ровно и уверенно, кости стали крепкими, исковерканные, расплющенные органы — сильными и здоровыми, хотя все тело болело, словно его кипятили в котлах ада. А потом целительная энергия вновь исчезла в глубинах подсознания. Оуэн по-прежнему лежал в лужах собственной крови, слабый, как котенок. Но своим решительным отказом признавать смерть он заставил ее отступить.
Хэйзел опустилась на колени рядом с ним. Глаза ее расширились от ужаса при виде такого количества крови.
— Не двигайся, Оуэн. Сейчас я тебе помогу. — Голос Хэйзел дрожал от еле сдерживаемых слез. — Прошу, не умирай. Не поступай так со мной. Я этого не вынесу.
— Не суетись, любовь моя, — едва слышно прошептал Оуэн. — Со мной все в полном порядке. Я сам себя исцелил. Будь добра, помоги мне встать на ноги.
Потрясенная Хэйзел ощупала его грудь своими опытными, чуткими пальцами и, убедившись, что все ребра действительно целы, помогла ему подняться.
— Вот это да… Когда я увидела, как проклятое бревно тебя припечатало, я с тобой мысленно попрощалась. Мы что, стали бессмертными?
Оуэн мрачно усмехнулся.
— Думаю, не вполне. Например, если расколоть нам головы энергетическим лучом, мы вряд ли оживем. Кол, всаженный в сердце, — тоже достаточно надежное средство навсегда избавиться от нас. Но мы все время становимся сильнее. А теперь отведи меня в крепость. Пока я не отдышусь как следует, от меня мало толку.
И, тяжело оперевшись на плечо Хэйзел, он заковылял к ближайшему отверстию в стене. Оставшиеся в живых хэйдены предусмотрительно расступались, давая им дорогу.
Бонни Бедлам самозабвенно исполняла танец неумолимой смерти. Каждый ее удар приносил гибель новому врагу, а защищаться она просто не считала нужным. Если ей наносили рану, она лишь оглушительно хохотала, упиваясь удивительным ощущением самоисцеляющейся плоти. Схватка лицом к лицу была не для нее, доведись ей услышать о том, что бой следует вести по правилам, ее бы это только позабавило. Она носилась туда-сюда, застигая хэйденов врасплох и налетая на них со спины. Бонни Бедлам была бойцом, а не благородным воином, и не любила разговоров о чести. Зато она любила сражаться. Она наносила врагу неумолимые, безжалостные удары, а когда до нее доносились крики о помощи, испускаемые прокаженными, она пропускала их мимо ушей. Она привыкла биться в одиночку и не Собиралась защищать или прикрывать кого бы то ни было. И она знала, что для защиты Миссии способна сделать в сто раз больше, чем любой из горемык-колонистов.
Миднайт Блю, сжав боевой топор обеими руками, с поразительной силой крушила вражеские головы и конечности. С ног до головы она была забрызгана кровью хэйденов, словно побывала под кровавым душем. Этот душ явно пошел ей на пользу — взгляд Миднайт светился удовлетворением и гордостью. Она без умолку выкрикивала слова священных песнопений своего воинского ордена и продиралась сквозь гущу битвы, подобно леснику, прорубающему новую тропу в непроходимой чащобе. Хэйдены не могли противостоять ее холодному спокойному натиску и валились направо и налево под точными и выверенными ударами топора. Миднайт получила множество ран, но ни разу даже не поморщилась. Восторг битвы заглушал боль. От большей части нанесенных ей ран через несколько мгновений не оставалось и следа. Впрочем, на те повреждения, которые заживали медленнее, Миднайт тоже не обращала внимания. Она сражалась во главе небольшой группы прокаженных и оберегала их тщательнее, чем саму себя. Миднайт обладала способностью телепортироваться в любой конец поля битвы, но не делала этого, так как тем, кто сражался рядом, требовалась ее защита.
Иногда, несмотря на все усилия Миднайт, кто-то из ее подопечных падал, сраженный неприятельским ударом. Тогда ее захлестывала новая волна ледяного бешенства. Прокаженные сражались отчаянно, но им трудно было тягаться с таким могучим противником, как хэйдены. Один за другим они падали на землю, и в конце концов Миднайт осталась одна. Она уже ничего не могла сделать для тех, кто только что бился с ней бок о бок. Тогда она телепортировалась в другое место и там возглавила новую группу прокаженных, чтобы защищать их, насколько это возможно.
В разгаре сражения Бонни и Миднайт сошлись вместе и встали спина к спине. Они заблокировали подход к самому большому отверстию в крепостной стене. Все новые и новые волны хэйденов накатывались на эту неодолимую преграду и разбивались о нее, как о скалу. У хэйденов было энергетическое оружие, однако в такой мясорубке трудно верно выбрать цель даже при помощи компьютерных систем. И все же благодаря многократному численному преимуществу хэйдены начали шаг за шагом теснить Бонни и Миднайт. В конце концов оба бесстрашных бойца оказались в самом отверстии, и все попытки хэйденов выбить их оттуда потерпели неудачу. Тогда измененные люди выдвинули вперед какой-то крупный предмет, закутанный в несколько слоев водонепроницаемого материала. Когда хэйдены стащили покров, выяснилось, что под ним небольшая лучевая пушка. Бонни и Миднайт переглянулись и опустили оружие.
— Ты ведь можешь телепортироваться, — прошептала Бонни. — Так давай. Действуй быстрее.
— Неужели ты думаешь, что я спасу свою шкуру, а тебя оставлю погибать?
— Я обладаю способностью к регенерации, ты что, забыла?
— Уверяю тебя, после такого удара ты вряд ли сумеешь ре генерироваться.
— Хватит болтать! Уходи, черт тебя подери! Я бы на твоем месте не стала тянуть!
— Бонни…
— Убирайся, кому сказано. Я всегда знала, что умру в одиночестве.
